После обеда мадам с неохотою удалилась, а хозяин пригласил меня в кабинет для беседы. Он извлек даже бутылку портвейна со словами об известной всем любви к нему англичан. Я тронут был вниманием, пусть это был даже не "Кокберн". Приятель мой одинок безнадежно, большие его глаза выдают это обстоятельство. Он и безнадежно горд; скорая, разительная чувствительность неудачника видна в нем, я же, как мог, старался вызвать его на откровенность.
И вправду, усилия мои были возданы. История его проста. Он не бандит, не педагог, но, подобно мне, отставной солдат. Майор французской королевской артиллерии, ныне уже несколько лет в отставке на половине жалованья. Достигнутое им высокое звание делает ему честь, ибо он уроженец, как я уже писал, Сардинии, а у французской военной службы радушия к иностранцам сильно поубавилось со времен Первой ирландской бригады. Более того, по службе этой продвинуться нельзя нисколько, ежели ты не знатного роду, а приятель мой, видимо, лишен и сего. Но всю жизнь страстью его оставалась Индия, и это служит моему интересу. Это, клянусь, меня немало удивило.
Как только я, по счастливому случаю, упомянул о предмете, глаза его загорелись и самый недуг, казалось, отступил. Скоро он уже, доставая из ниши в стене географические карты, осаждал меня вопросами касательно моего скромного военного опыта. А еще через некое время я, к своему конфузу, увидел себя спотыкающимся в ответах. Он, без сомнения, показывал знания книжные, но где он мог их добыть - ума не приложу. Не моргнув глазом, он то и дело даже меня поправлял. "На северной стене старинных мадрасских фортификаций помещается, я полагаю, восемь четырехдюймовых орудий", произносил он и нимало при этом не ошибался. Наконец я был не в силах долее сдерживаться.
"Это невероятно, майор, - воскликнул я. - Двадцать лет службы в Ост-Индской компании дают мне повод полагать, что я приобрел некоторые знания. Но вы! - вы как будто бы сражались за каждый дюйм бенгальской земли!"
Он бросил на меня взгляд почти негодования и стал сворачивать свои карты.
"О да! Но - мысленно, - кратко сказал он. - Высшие чины не уставали твердить мне, что забава сия скучна".
"Что до меня, я таковой ее не почитаю, - отозвался я. - Небрежение же вашего правительства к возможностям в Индии не однажды удивляло меня. Впрочем, сейчас дело это решенное..."
"Никоим образом", - прервал он меня грубо. Я посмотрел на него вопросительно.
"Его решил, если не ошибаюсь, барон Клайв при Плеси {Роберт Клайв (1725-1774) - английский государственный и военный деятель, основатель английского владычества в Индии. Плеси - селение в западной Бенгалии. Здесь в 1757 году английские войска под командованием Роберта Клайва одержали решительную победу над набобом Бенгалии. Это событие проложило путь к захвату Бенгалии англичанами.}, - произнес я холодно, - а впоследствии мой старый генерал, Эйр Кут, при Вандеваше {Вандеваш - населенный пункт в Индии, где генерал Кут разбил французское войско в 1760 году.}".
"О да, да, - нетерпеливо подхватил он, - Клайв заслужил признания, он гений, и его ждал удел гения. Он похищает для вас империю, но добродетельный английский парламент воздевает в ужасе руки, ибо он похитил и несколько сот тысяч рупий для себя. Вот он застреливается, и вы теряете своего гения. Не жалко ли? Я бы так не обошелся с Клайвом. Однако ж, когда б я был милорд Клайв, я и не помыслил бы стреляться".
"Что же сделали б вы, будь вы Клайв?" - спросил я, находя развлечение в подобных дерзких фантазиях.
Угроза мелькнула в его глазах, и мне ясно стало, чем снискал он звание бандита в глазах достойнейшей миссис Макгрегор Дженкинс.
"О, - сказал он холодно, - я бы направил отряд гренадеров в ваш английский парламент и предложил бы им попридержать язык. Но Клайв тьфу-ты! Быть хозяином положения и добровольно отступиться. Беру, впрочем, мои слова обратно. Не гений он вовсе, а растяпа. Он мог сделать себя хотя бы раджой".
Нетрудно вообразить, что это было слишком.
"Генерал Клайв не лишен недостатков, - объявил я ледяным тоном, - но он был настоящий британец и к тому же патриот".
"Глупец он был, - отозвался толстенький мой майор, выпячивая нижнюю губу, - подобный в своей глупости Дюпле {Ж. Ф. Дюпле (1696-1763) французский колониальный администратор, главный управляющий французскими учреждениями в Индии.}, а этим многое сказано. Военное искусство - да, в малой степени, талант организатора - да, но подлинный гений опрокинул бы его в море! Мы могли удержать Аркат {Аркат - населенный пункт в индийском княжестве Карнатик, захваченный англичанами в 1751 году.}, выиграть Плеси взгляните!"
С этими словами выхватил он из ниши другую карту и с горячностью принялся растолковывать мне, какие меры предпринял бы он, случись ему оказаться во главе французских войск в 1757 году, то есть в бытность его двадцатилетним юношей. Стуча ладонью по карте, он выстраивал там и сям ряды пробок - взамен войска, - доставаемых из особой жестянки - свидетельницы давности игры его. По мере рассказа раздражение во мне иссякло ввиду очевидности наблюдаемой мною мономании. Признаться, применяясь к пробкам и картам, план кампании составлен был не без мастерства. В поле, разумеется, встречаем мы иное.
Берусь утверждать, положа руку на сердце, что в этом плане приметна была и новизна. Собеседник же мой, большой охотник поговорить, буквально захлебывался от слов.
"Вот, глядите, - бормотал он. - Ясно и болвану, как должно было поступать. Будь флот и десять тысяч отборных войск, то и такой немощный, подобный мне..."
Он предался мечтам. От душевных усилий пот проступил на бледном его лице. Нелепым и вместе трогательным казалось мне зрелище моего мечтателя.
"Вы встретили бы известное сопротивление", - заметил я удовлетворенно.
"Разумеется, - поспешил парировать он. - Англичан я ценю по заслугам: превосходная кавалерия, отличная пехота. Но артиллерия отстает, а я все же канонир..."
Не желая низвергать его с небес на землю, я чувствовал, однако, что пора.
"Ваш, майор, опыт в поле, - сказал я, - должен быть необъятен".
Он посмотрел на меня молча и с неколебимым высокомерием.
"Напротив, весьма невелик, - ответствовал он бесстрастно. - Но во всяком из нас либо есть знание своего дела, либо нет, и этого довольно".
Его большие глаза вновь остановились на мне. Без сомнения, он слегка помешан. И все же я нашелся спросить: "Как бы то ни было, майор, что произошло с вами?"
"Что происходит, - отвечал он не менее бесстрастно, - с тем, кому нечего поставить на карту, кроме способностей ума? В молодости я пожертвовал всем ради Индии, там, мнилось мне, восходит моя звезда. Отрекся от всего, питался отбросами, чтобы попасть туда - corpo di Baccho! {Клянусь Бахусом! (итал.)} - я ведь не де Роган и не Субиз {Л. Р. де Роган (1735-1803) епископ Страсбургский, во время Французской революции - депутат Генеральных Штатов. Шарль де Роган Субиз (1715-1787) - принц, любимец мадам Помпадур, участник Семилетней войны.}, чтоб заслужить королевский фавор. Наконец юношей я достиг индийских берегов и тотчас сделался одним из защитников Пондишери. - Он сардонически рассмеялся и отхлебнул портвейну. - Ваши соотечественники милостивы с пленниками, - продолжал он, - но до конца Семилетней войны, до 1763 года, я оставался заточенным. Кому надобно обменивать безвестного артиллерийского лейтенанта? Засим последовали десять лет гарнизонной службы на Маврикии. Я встретил там мадам, она креолка. Приятное, однако, место - Маврикий. Когда боеприпасы для учебных стрельб бывали в достатке, мы палили по морским птицам. - Он невесело усмехнулся. Тридцати семи лет им пришлось произвести меня в капитаны и даже перевести во Францию. На гарнизонную службу. Ее нес я в Тулоне, Бресте..." - Перечисляя, он загибал пальцы на руке. Тон его мне не понравился.
"Позвольте, - сказал я, - а война в Америке? Хоть и малое дело, но не возможно ль было..."
"Кого ж послали они? - проговорил он быстро, - Лафайета, Рошамбо, де Грасса {Маркиз M. M. де Лафайет - французский генерал и политический деятель. В 1777 г., зафрахтовав корабль, отплыл с отрядом добровольцев в Америку, где участвовал в Войне за независимость. Жан Ж. Б. Рошамбо французский маршал, участник Французской революции. Граф Ф. И. де Грасс участник многих колониальных морских сражений, участник Войны за независимость в Америке.} - отпрысков благородных семейств. Что ж, в года Лафайета и я бы сделался добровольцем. Успех надобен юным, а там - весна-то проходит.
В сорок лет с лишком всякий имеет обязанности. У меня, например, большая семья, пускай и не я в том повинен. - Он улыбнулся каким-то потаенным своим мыслям. - Впрочем, я писал Континентальному конгрессу, сказал он с задумчивостью, - но они предпочли фон Штойбена {Ф. В. фон Штойбен - генерал, участник Семилетней войны и Войны за независимость в Америке.}, превосходного, честнейшего фон Штойбена, однако ж болвана. За что им и было воздано. Я также писал Британскому военному ведомству, - продолжил он ровным голосом. - Позже я намерен и вам показать мой план кампании. Генерал Вашингтон в три недели оказался б с тем планом разбит".
