После четырнадцати лет безоблачного счастья Марта Неварес внезапно ослепла. Стараниями врачей удалось отчасти вернуть ей зрение, но тогда несчастную постигла новая беда - она лишилась рассудка. Благодаря заботливому уходу Марта начала оправляться и от нового недуга, но в конце 1632 г, она, по не вполне ясной причине, умерла, оплаканная Лопе в трогательной элегии "Амариллис" (два пастуха рассказывают историю этой любви). Надо думать, что смерть Марты ускорила кончину и самого Лопе, сошедшего в могилу в 1635 г.
Из всех посвященных Марте де Неварес произведений, созданных Лопе, теснее всех других связаны с ее личностью четыре новеллы. Они были написаны по ее настойчивой просьбе: первая - "Приключения Дианы" - издана в 1621 г., остальные три - в 1624.
Новелла в век позднего Возрождения была в Испании мало развита: Испания не имела своего Боккаччо, как не имела она хотя бы и своей Маргариты Наваррской. Родина новеллы - Италия, страна по всему ходу своего развития глубоко демократическая, что и обусловило раннюю победу в ней реалистического восприятия жизни и того синтеза гуманистической культуры с народностью, который сделал ее в XV-XVI вв. передовой страной Европы в самых различных областях науки и искусства. Из всех литературных жанров новелла в Италии - какую бы разновидность ее мы ни взяли: новелла сатирическая, авантюрная, эротическая и т. д. - особенно насыщена колоритом и движением, этими двумя типичными признаками ренессансного искусства.
В Испании, в силу особенностей ее исторического развития, глубоко внедрились в народное сознание принципы католицизма и монархизма, осмыслявшиеся как символы национального и политического единства страны. Отсюда - известного рода догматизм и морализм испанского национального мышления, заставляющие говорить об испанском Возрождении со значительными оговорками и ограничениями.
Буйное своеволие итальянской новеллы было здесь не ко двору.
Литературный антагонист Сервантеса, Лопе де Вега в данном случае, как и в целом ряде других, имеет с ним в своем творческом методе немало общего. "Назидательные новеллы" Сервантеса (едва ли не самые ранние из вполне оригинальных по сюжетам испанских новелл) {Полностью сборник "Назидательные новеллы" был опубликован в 1613 г. Почти все другие, более ранние новеллы Сервантеса, являются переводами или пересказами иноземного материала (см. К. Н. Державин. Сервантес. М.-Л., Гослитиздат, 1958, стр. 293-294).}, ненамного предшествуя новеллам Лопе, ориентируют его на идеальные образы и на положения, характерные для испанской моральной мелкодворянской проблематики, притом с ярким колоритом места и времени: тайная любовь с серенадами, дуэлями и похищениями, переодевания девушек в мужское платье, скитания героев у себя на родине и на чужбине с пастухами, плутами, кондотьерами и конквистадорами. Две новеллы Лопе заканчиваются счастливо, две трагически, но во всех звучит вера в жизнь, призыв к борьбе и надежде, а главное - мысль о том, что, если герой выполнил свой жизненный долг, свое "назначение", он может счесть свой путь свершенным и уйти из жизни со спокойной совестью и моральным удовлетворением. Это одно из тех сочетаний эпикуреизма и скептицизма, каких в XVII в. было так много на Западе, еще не освободившемся от религии.
Новеллы Лопе - хороший пример того, что можно назвать "энергетизмом" испанской литературы Золотого века. В пьесе Аларкона "Сеговийский ткач" есть двустишие:
Тот, кто сердцем благороден,
Чуть помыслил - уж свершил.
Таковы герои пьес Лопе, таковы же и герои его новелл. Ни минуты передышки! Ни на миг без движения! Вечная жажда новых впечатлений, открытия, замыслов. Только бы деятельность! А на что она направлена - почти безразлично. И потому мы вынуждены мириться с тем, что великий драматург, чаровавший всю Испанию, в своих новеллах даже не пытается разработать сюжеты или сколько-нибудь постараться согласовать характеры с фабулой. В новеллах Лопе господствует некоторая условность, в отличие от главных его источников и образцов - Сервантеса и итальянского новеллиста XVI в. Банделло. Нарушение элементарных правил стиля и композиции можно встретить здесь на каждом шагу. Не ищите в новеллах правдоподобия, последовательности, логики, равновесия, экономии средств: повествование вьется причудливой лентой. Автор растягивает и сжимает свой рассказ, упрощает и вдается в подробности, вводит новые мотивы, оставляя их затем без развития, вставляет столько декоративных стихов, сколько ему вздумается, а еще чаще прерывает рассказ отступлениями, бесконечными и разнообразными, все равно о чем, лишь бы они нравились слушательнице. В противном случае - пусть она их не читает, а просто опускает, как он не раз и предлагает ей делать. "Наскучили стихи? Выпускайте их, не читайте. Не верите точности? Измените, как найдете лучше. Я на все согласен, лишь бы вам угодить". Им владеет Lust zum Fabulieren {Жажда рассказывать (выражение Гете, нем.).}.
Не доходя нигде до открытого пародирования, Лопе, подобно Боярдо и Ариосто (недаром упоминаемых им, правда ошибочно, в связи с историей новеллы, в начале "Приключений Дианы"), постоянно привносит нотку юмора при передаче главного сюжета, хотя бы весьма трогательного, и включает, словно фарсы или интермедии, множество шуток, анекдотов или просто разрозненных комических черточек. И не удивительно: с давних пор примесь комического была могущественным средством заострения трагического и усиления нежного, трогательного элемента.
Повествование должно быть предельно легким и непринужденным - другого закона Лопе не признает. Чтобы понравиться, рассказ должен быть принаряжен. Лопе рассыпал по страницам новелл множество цитат из древних авторов, главным образом римских, реже - греческих (Вергилий, Сенека, Ювенал, Лукан, Теренций, Аристотель, Плутарх и т. д.), мифологических сравнений, всевозможных шуток, анекдотов, порою весьма забавных (о том, как крестьянин выучил наизусть "Верую", как другой крестьянин "подарил" зайца рыцарю, отнявшему его силой, о низенькой невесте на высоких каблуках, о наусниках, придающих усам грозный вид, об актере, угодившем требовательному зрителю, и т. д.), насмешек над поэтами и драматургами, над литературными вкусами, неологизмами, и т. п. Сюда же относятся вставные письма и стихи. Это стиль, созданный не Лопе, а другим писателем эпохи - Антонио де Грварой, который и ввел его в моду. Но Лопе своеобразно его разработал, внеся в него шутливость и изумительное добродушие.
Время Лопе де Беги было эпохой борьбы двух стилей - вычурного (гонгоризм, культизм), который возглавлялся поэтом Гонгорой, и ясного, прозрачного, решительным сторонником которого был Лопе де Вега. Но последнему это не мешало иногда увлекаться цветистостью речи и сложными метафорами: в новеллах такие ухищрения нередки, особенно во вставных стихах. Впрочем, в них почти всегда чувствуется оттенок шутливости, столь привычный в этих новеллах.
Жанр, избранный Лопе, очень своеобразен и требует совсем особых критериев: то, что в другом случае составляет безусловный недостаток, здесь является достоинством, и наоборот. Критиковать композицию новелл с точки зрения логики или классических правил очень нетрудно. Но при этом можно проглядеть самое очаровательное, что в них есть. Это - полная внутренняя свобода, непринужденность, скажем смело - небрежность, придающая им воздушную легкость {Таков же и язык их, полный вольностей и погрешностей, делающих ряд мест, по мнению специалистов, занимавшихся новеллами Лопе, непонятными. (Мы были вынуждены перевести некоторые темные места по догадке.) Правда, текст первого издания новелл Лопе сильно испорчен. Но, независимо от этого, язык новелл отличается большей степенью разговорности, чем та, какая обычно встречается в литературных произведениях. Один исследователь нашел в них фразу, содержащую двенадцать относительных местоимений ("который", "которого", "что"). Есть просто непонятные слова, неправильные синтаксические конструкции и т. п. Но именно это и придает стилю Лопе непринужденность, сообщающую ему особую прелесть.
Само собой разумеется, переводчик лишен был средств передать эти особенности языка Лопе.}.
Лопе знает лишь линейное построение фабулы с вольным пользованием временем, путем наращивания действий и событий, без возврата к прежнему, повторного анализа, углубления.
Для чего в "Мученике чести", в эпизоде столкновения Фелисардо с Алехандро, так выразительно подчеркивается, что первый был брюнет, а второй блондин? И для чего в той же новелле дальше дается детальная топография Константинополя, описываются причуды и странности султана и рассказывается история падения и гибели Насуфа-паши, никак не связанного с героем и его судьбой? Такие вопросы можно задавать десятками. Особенно удивляют отступления, например экскурс об игорном доме, рассуждения о тактике служащих при дворе ("Приключения Дианы"), об угодничестве и соперничестве слуг и об урожае на стихи, о грозных усах, о власти любви над ревностью ("Мученик чести"), об опасности промедления, о мстительности женщин, о задачах мужа, об опасности хранения писем ("Благоразумная месть"), о любопытстве женщин и защищающем голову котелке, о неуменье примириться с отказом, о сравнении доблести с красотой и умом, о плохой стрельбе мавров или географические детали ("Гусман Смелый").
