Тетушке Гарри, госпоже де Бернштейн, недели через полторы уже успели сильно надоесть и Каслвуд, и его обитатели, и наезжающие в гости соседи. Этой умной женщине рано или поздно надоедало все и вся. Теперь она стала клевать носом и засыпать под пикантные истории капеллана, дремала за вистом и за обедом, стала очень резка со своими племянниками и племянницами Эсмондами, приняла с ними самый саркастический тон и постоянно нападала на милорда, на его брата-лошадника и на благородных обитательниц замка, как вдовствующих, так и незамужних, а они изнемогали под ее презрительными насмешками и сносили их со всем смирением, на какое были способны. Повар, которого она в первые дни так хвалила, теперь никак не мог ей угодить, вино отдавало пробкой, дом был сырым, унылым, отовсюду дуло, двери не закрывались, а камины дымили. Она пришла к заключению, что полезней всего ей сейчас были бы Танбриджские воды, и предписала доктору, приехавшему к ней из Хекстона, предписать ей для поправления здоровья эти воды.
— Только бы она поскорее уехала, — ворчал милорд, самый независимый среди них всех. — Пусть убирается хоть в Танбридж, хоть в Бат, хоть в преисподнюю, мне все равно.
— Может быть, мы с Фанни проводим вас в Танбридж, дорогая баронесса? спросила золовку леди Каслвуд,
— Ни в коем случае, дорогая! Доктор предписал мне полный покой, а если вы поедете со мной, дверной молоток не перестанет стучать весь день и в доме будет тесно от вздыхателей Фанни, — ответила баронесса, которой уже сильно приелось общество леди Каслвуд.
— Ах, если бы я могла быть вам чем-нибудь полезной, тетушка! вздохнула сентиментальная леди Мария.
— Но чем же, милое дитя? В пикет ты играешь хуже моей горничной, а все твои песенки я слышала столько раз, что они мне невыносимо надоели! Вот кто-нибудь из молодых людей мог бы со мной поехать — хотя бы только проводить до Танбриджа, чтобы охранять меня от разбойников.
— Я, сударыня, буду очень рад проводить вас, — заявил мистер Уилл.
— Нет, только не ты! Ты мне ни к чему, Уильям! — воскликнула его тетушка. — А почему ты молчишь и не предлагаешь меня проводить, нелюбезный Гарри Уорингтон? Где же твои американские манеры? Не ругайся, Уилл! Гарри куда более приятный собеседник, не говоря уж про его ton {Тон (франц.).}.
— Черт бы побрал его тон! — проворчал про себя Уилл, полный зависти.
— Наверное, и он мне со временем надоест, как и все прочие, продолжала баронесса. — Но в последние дни я Гарри почти совсем не видела. Ты проводишь меня до Танбриджа, Гарри?
К большому удивлению всех, а главное, его тетушки, в ответ на это прямое обращение мистер Гарри Уорингтон покраснел, помялся и наконец сказал:
— Я обещал кузену Каслвуду поехать с ним завтра в Хекстон на судебное заседание. Он считает, что мне следует ознакомиться со здешним судопроизводством... и... и... скоро начнется охота на куропаток, а я обещал быть тогда здесь, сударыня.
Произнося эти слова, Гарри покраснел как мак, а леди Мария, низко опустив свое кроткое лицо, прилежно делала стежок за стежком.
— Ты и в самом деле отказываешься поехать со мной в Танбридж-Уэлз? вскричала госпожа Бернштейн, и ее глаза вспыхнули, а лицо тоже побагровело, но от гнева.
— Не проводить вас, сударыня, — это я буду рад сделать от всего сердца. Но вот остаться там... я ведь обещал...
— Довольно, довольно, сударь! Я могу поехать одна и не нуждаюсь в вашей охране! — гневно воскликнула старая дама и вышла, из комнаты, шурша юбками.
Ее каслвудские родственники в изумлении переглянулись. Уилл присвистнул. Леди Каслвуд взглянула на Фанни, словно говоря: с ним все кончено. Леди Мария так и не подняла глаз от пялец.
По следу
Бунт юного Гарри Уорингтона застал госпожу де Бернштейн настолько врасплох, что она смогла ответить на него лишь вспышкой гнева, как мы видели это, прощаясь с ней в предыдущей главе. Но прежде чем она удалилась, ее глаза метнули две злобные молнии в леди Фанни и в ее маменьку. Леди Мария за своими пяльцами осталась незамеченной и даже не подняла голову, чтобы посмотреть вслед тетушке или перехватить взгляды, которыми обменялись ее сестра и мачеха.
"Так, значит, сударыня, несмотря ни на что, вы все-таки?.." — словно вопрошал материнский взгляд.
"Что — все-таки?" — спрашивали глаза леди Фанни.
Но что толку от невинного вида? Она казалась просто растерянной. И вид у нее был далеко не такой невинный, как у леди Марии. Будь она виновата, она сумела бы придать себе невинное выражение с гораздо большей ловкостью, заранее позаботившись отрепетировать его для нужной минуты. Но каким бы ни было выражение глаз Фанни, маменька смотрела на нее так грозно, словно хотела их вырвать.
Однако леди Каслвуд не стала производить означенную операцию тут же на месте, точно гнусные варвары в авторской ремарке "Короля Лира". Если ее сиятельству бывает угодно вырвать глаза дочери, она удаляется с улыбкой, обнимая свою дорогую девочку за талию, и выцарапывает их, когда остается с ней наедине.
— О, так вы не желаете поехать с баронессой в Танбридж-Уэлз? — вот все, что она сказала кузену Уорингтону, ни на секунду не переставая сиять светской улыбкой.
— И наш кузен совершенно прав, — вмешался милорд, (Глаза, опущенные на пяльцы, вдруг на миг поднялись.) — Молодой человек не должен только бездельничать и развлекаться. Иногда ему следует перемежать забавы чем-нибудь полезным, а слушать скрипки и прогуливаться по курзалам в Танбридж-Уэлзе или Бате он еще успеет. Мистеру Уорингтону предстоит управлять большим поместьем в Америке, так пусть он ознакомится с тем, как ведется хозяйство в наших английских имениях... Уилл показал ему конюшню и псарню, а также модные игры, в которые, мне кажется, кузен, вы играете не хуже своих учителей. После уборки урожая мы покажем ему английскую охоту на птиц, а зимой пригласим на лисью травлю. Хотя между нами и нашей виргинской тетушкой было некоторое охлаждение, мы все-таки кровные родственники. Прежде чем мы позволим кузену вернуться к его матушке, надо поближе познакомить его с домашней жизнью английского джентльмена. Я хотел бы не только охотиться с ним, но и читать: вот почему я приглашал его остаться у нас подольше и составить мне компанию в моих занятиях.
Милорд говорил с такой подкупающей искренностью, что его мачеха, сводный брат и сводная сестра сразу же спросили себя, какие тайные замыслы он лелеет. Трое последних часто устраивали небольшие комплоты, составляли оппозицию или роптали против главы дома. Когда он пускал в ход этот искренний тон, догадаться о том, что под ним скрывалось, было невозможно: нередко проходили месяцы, прежде чем тайное становилось явным. Милорд не утверждал — "это истина", но только — "я хочу, чтобы мои домашние согласились с этими словами и поверили Им". Следовательно, отныне считалось, что у милорда Каслвуда появилось похвальное желание лелеять семейные привязанности, а также просвещать, развлекать и наставлять своего юного родственника, и что он очень полюбил юношу и желает, чтобы Гарри некоторое время оставался вблизи его особы.
— Что затевает Каслвуд? — осведомился Уильям у матери и сестры, когда они вышли в коридор. — Стойте! Ей-богу, знаю!
— Ну, Уильям?
— Он намерен втянуть его в игру и отыграть у него виргинское поместье. Вот что!
— Но ведь у мальчика нет виргинского поместья, чтобы его проигрывать, возразила маменька.
— Если мой братец не задумал чего-нибудь, так пусть меня...
— Перестань! Конечно, он что-то задумал. Но что?
— Не надеется же он, что Мария... Мария же Гарри в матери годится, задумчиво произнес мистер Уильям.
— Чепуха! С ее-то старушечьим лицом, белобрысыми волосами и веснушками! Невозможно! — воскликнула леди Фанни и как будто вздохнула.
— Разумеется, ваша милость тоже чувствует склонность к ирокезу! вскричала маменька.
— Право, сударыня, я не способна настолько забыть свой ранг и обязанности! Если он мне и нравится, это еще не значит, что я выйду за него. Этому, ваше сиятельство, вы меня, во всяком случае, научили.
— Леди Фанни!
— Но ведь вы вышли за папа, не питая к нему ни малейшей склонности. Вы мне тысячу раз это повторяли!
— А если вы не любили отца до брака, то уж потом и вовсе его не обожали, — со смехом вмешался Уильям. — Мы с Фан хорошо помним, как наши досточтимые родители изволили браниться. Верно, Фан? А наш братец Эсмонд поддерживал мир в семье.
— Ах, не напоминай мне об этих ужасных, вульгарных сценах, Уильям! вскричала маменька. — Когда ваш отец пил слишком много, он превращался в безумца, что должно бы послужить вам предостережением, сударь, ибо и вы приобретаете эту мерзкую привычку.
— Вы, сударыня, не нашли счастья, выйдя замуж за человека, который вам не нравился, и титул вашего сиятельства вам ничего с собой не принес, всхлипывая, сказала леди Фанни. — Что толку от графской короны, если приданого у тебя не больше, чем у жены какого-нибудь лавочника? Да и многие из них гораздо богаче нас! Недавно на нашей площади в Кенсингтоне поселилась вдова бакалейщика с Лондонского моста, и у ее дочек втрое больше платьев, чем у меня. И хотя им прислуживает только один слуга и две горничные, я знаю, что они едят и пьют в тысячу раз лучше нас, а не довольствуются, как мы, остатками холодного жаркого, пусть его и подают на серебре и в доме у нас полно наглых, ленивых бездельников-лакеев!
