Лиэндер знал; Бентли не виноват, что он незаконнорожденный; возможно, не виноват даже и в том, что он угрюмый человек; но Лиэндеру нужен был палубный матрос, и он вышел в бар и спросил у Мерилин, не захочет ли ее брат-подросток заработать доллар, помогая ему во время обратного плавания. Она сказала, конечно, конечно, парень рад-радешенек заработать хоть пятицентовик, и позвонила матери по телефону, а мать открыла кухонную дверь и стала громко звать сына, но его нигде не было, и Лиэндер ни с чем вернулся на судно.
Он с интересом и некоторой нежностью наблюдал за пассажирами, возвращавшимися на пароход. Они несли трофеи - выигранные ими вещи: тонкие одеяла, которые не защитят их от осенних холодов; стеклянные миски для земляных орехов и студня; животных, сделанных из клеенки и бумаги, иногда с блестящими бусинками вместо глаз. Среди пассажиров была хорошенькая девушка с розой в волосах и какой-то мужчина, его жена и трое детей, одетые в одинаковые рубашки из цветастой ткани. Последней явилась на пароход Элен Ратерфорд, но Лиэндер находился в это время в рулевой рубке и не видел ее. На ней была та же похожая на горшок шляпа, украшенная перьями волана, я ее груди была приколота та же морская раковина, и в руках она держала тот же старый чемоданчик.
В течение недели Элен Ратерфорд пыталась продать мудрость доктора Бартоломью в домах Нангасакита. Сегодня утром она ходила по району, который казался более зажиточным, чем все остальные кварталы этого захудалого курорта. Дома были маленькие - не больше простого бунгало, - и тем не менее все они своими мансардами и решетчатыми балконами, изогнутыми наподобие амбразур в башне замка, указывали на то, что не были дачами; они были домами, где мужчины и женщины жили постоянно, где зачинали и воспитывали детей. Это зрелище могло бы приободрить ее, если бы не собаки. Там было полно собак, а Элен уже давно казалось, что именно из-за собак вся ее жизнь - сплошное мученичество. Едва заслышав ее шаги, собаки принимались лаять, наполняя ее душу страхом и жалостью к самой себе. С утра до ночи собаки, сопя, следовали за ней по пятам, хватали ее за лодыжки, прокусывали подол ее лучшего серого пальто и пытались удрать с ее чемоданчиком. Как только она входила в незнакомый район, собаки, которые до того мирно грелись на солнце у развешенного для просушки белья или спали у печей, собаки, которые глодали кости, или дремали, или играли друг с другом, прекращали свои мирные занятия и поднимали тревогу. Ей много раз спилось, что собаки разрывают ее на клочки. Ей казалось, будто она пилигрим и подошвы ее туфель так истончились, что, в сущности, она ходит босиком. Изо дня в день ее окружали незнакомые дома, и люди, и враждебные звери; и, подобно пилигриму, ей иногда давали чашку чаю и кусок черствого торта. Участь ее была хуже участи пилигрима, так как один только бог знал, в какой стороне появится ее Рим, ее Ватикан.
Первой собакой, явившейся к ней сегодня, был колли, который зарычал ей вслед; этот звук пугал ее сильнее, чем громкий честный лай. Колли сопутствовала собачонка, она, казалось, была настроена дружелюбно - но разве можно быть в этом уверенным? Именно дружелюбная на вид собака как-то порвала ей пальто. К этим двум присоединилась черная собака, затем овчарка, разинувшая пасть и рычавшая, как цербер. Элен прошла с полквартала, сопровождаемая четырьмя собаками, а затем все они, кроме колли, вернулись к своим прерванным занятиям. Колли же продолжал следовать за пей по пятам, рыча. Она надеялась, что кто-нибудь откроет дверь и позовет его домой, она молилась об этом. Она обернулась, чтобы поговорить с ним.
- Иди домой, песик, - сказала она. - Иди домой, милый песик, иди домой, славный песик.
Тут колли прыгнул, пытаясь схватить рукав ее пальто, а она ударила его чемоданчиком. Сердце ее забилось, ей казалось, что она вот-вот умрет. Колли вонзил зубы в ветхую кожу чемоданчика, и началась игра "кто кого перетянет".
- Оставь в покое эту бедную даму, противный ты пес! - услышала Элен чей-то голос. Незнакомая женщина появилась справа от нее с большим чайником воды и облила собаку. Собака с воем помчалась по улице. - Ну а теперь зайдите на несколько минут ко мне, - сказала женщина. - Входите и расскажите мне, что вы продаете, и дайте отдохнуть ногам.
Элен поблагодарила незнакомку и вошла за ней в один из домиков. Ее спасительницей была низенькая женщина с красивыми светло-голубыми глазами и очень красным лицом. Она назвала себя миссис Браун и, прежде чем приступить к беседе с Элен, сняла передник и повесила его на спинку стула. Это была маленькая женщина с забавной фигурой. Бюст и зад натягивали ткань ее домашнего платья.
- А теперь окажите мне, что его вы продаете, - спросила она, - и я подумаю, не нужно ли мне чего-нибудь.
- Я уполномоченная Института самоусовершенствования доктора Бартоломью. Мы можем принять в число своих членов еще несколько достойных мужчин и женщин. Доктор Бартоломью считает, что университетское образование для этого не обязательно. Он считает...
- Ладно, хватит, - сказала миссис Браун, - ведь меня не причислишь к тем женщинам, которых вы называете образованными. Я окончила нангасакитскую среднюю школу, одну из лучших средних школ в мире, известную во всем мире, но образованность, приобретенная учением, - ничто по сравнению с образованностью, которая у меня в крови. Я прямой потомок мадам де Сталь и многих других высокообразованных и выдающихся людей. Вы, возможно, мне не верите, вы, возможно, думаете, что я сумасшедшая, но если вы взглянете на этот портрет на стене - это художественная открытка с изображением мадам де Сталь, - а затем взглянете в профиль на меня, то вы, несомненно, заметите сходство.
- Есть много четырехцветных портретов знаменитых людей, - сказала Элен.
- Я стану сейчас рядом с портретом, и вы, конечно, заметите сходство, сказала миссис Браун, сделав несколько шагов по комнате и став рядом с открыткой. - Вы, наверно, уже видите сходство. Вы видите сходство, ведь правда? Вы должны видеть его. Все остальные видят. Вчера ко мне приходил мужчина, продающий кипятильники, и он сказал, что я так похожа на мадам де Сталь, будто мы с ней близнецы. Сказал, что мы настоящие близнецы. - Она разгладила свое домашнее платье, затем вернулась и села на край стула. Образованностью, которая у меня в крови, - продолжала она, - я обязана именно тому, что я прямой потомок мадам де Сталь и других выдающихся людей. У меня очень разорительные вкусы. Если я иду в магазин купить сумочку и там есть сумочка за доллар и за три доллара, то мой глаз останавливается как раз на той, которая стоит три доллара. Всю свою жизнь я предпочитала дорогие вещи. О, у меня были такие перспективы! Мой прадедушка занимался торговлей льдом. Он составил себе состояние, продавая лед неграм в Гондурасе. Он не принадлежал к тем людям, что держат большие суммы в банке, и все свои деньги взял с собой в Калифорнию и купил на них золотые слитки, а на обратном пути его корабль затонул вместе с золотом и всем остальным во время бури у мыса Хаттерас. Конечно, золото до сих пор там - на два с половиной миллиона долларов, - и все оно принадлежит мне, но не подумайте, что местные банки готовы ссудить меня деньгами на то, чтобы поднять его с морского дна. Ни за что на свете. Там в море лежат два с половиной миллиона долларов моих кровных денег, а во всей округе нет ни одного человека, обладающего достаточной смекалкой или чувством чести, чтобы одолжить мне деньги на то, чтобы достать мое наследство. На прошлой неделе я ездила в Сент-Ботолфс повидать богатую старую Гонору Уопшот, и она...
- Она родственница Лиэндера Уопшота?
- Она из той же семьи. Вы его знаете?
- Он мой отец, - сказала Элен.
- Господи боже мой, если Лиэндер Уопшот - ваш отец, то зачем же вы ходите из дома в дом, пытаясь продать какие-то книжки?
- Он отказался от меня. - Элен заплакала.
- О, он отказался, отказался? Ну, это легче сказать, чем сделать. Мне приходило в голову отказаться от своих детей, но я не представляю себе, как за это взяться. Знаете вы, что сделала моя дочь - моя собственная дочь - в День благодарения? Мы все сидели за столом, как вдруг она схватила индейку - двенадцатифунтовую индейку! - бросила ее на пол, стала по ней прыгать и ногой подкидывать ее туда и сюда, а затем взяла миску с клюквенным соусом и плеснула им в потолок - клюквенный соус по всему потолку, - а потом заплакала. Я иногда подумываю о том, чтобы отказаться от нее, но это легче сказать, чем сделать, - и если я не могу отказаться от моей дочери, то как Лиэндер Уопшот может отказаться от своей? Ну, ладно, - сказала она, вставая и подвязывая передник, - мне надо снова приняться за уборку, и я не могу больше тратить время на разговоры, но мой вам совет - пойдите к этому старому Лиэндеру Уопшоту и скажите ему, чтобы он купил вам пару приличных туфель. Когда я увидела, как вы идете по улице в рваных туфлях, а за вами бегут собаки, я подумала, что не прийти вам на помощь было бы не по-христиански. Но теперь, когда я знаю, что вы из семьи Уопшотов, я полагаю, что вам могли бы помочь ваши собственные родственники. До свидания.
