и послал морскую пехоту в Веракрус.
"Мы являемся свидетелями воскрешения государственной идеи, пробуждения трезвого общественного мнения, возрождения народных сил, начала эры вдумчивого созидания..."
Но земной шар уже кружился вокруг Сараева.
Сначала был "Нейтралитет на словах и на деле", потом "Мы слишком горды, чтобы воевать", когда гибель "Лузитании" (*64), и угроза Моргановым займам, и россказни британских и французских пропагандистов заставили все финансовые центры Востока орать о необходимости войны; но манящий зов барабанной дроби и пушек был слишком силен; лучшие люди копировали парижские моды и широкое лондонское "а", а тут еще Т.Р. и Дом Морганов.
И через пять месяцев после своего вторичного избрания, прошедшего под лозунгом "Он уберег нас от войны", Вильсон протащил через конгресс закон о вооружении флота и объявил, что Соединенные Штаты находятся в состоянии войны со срединными державами (*65).
"Безудержное и беспощадное насилие, насилие вплоть до последних пределов".
Вильсон стал государством ("война - это здоровье государства"), Вашингтон - его Версалем, он посадил в социализированное правительство господ из крупных трестов, по доллару в год (*57), и стал командовать большим парадом людей, снарядов, консервов, мулов и грузовиков, отправляемых во Францию. Пять миллионов людей стояли "смирно" перед крытыми толем бараками каждый день на заходе солнца, покуда играли "Звездное знамя".
Война принесла восьмичасовой рабочий день, женское равноправие, сухой закон, принудительный арбитраж, высокую заработную плату, высокие дивиденды издержки плюс подряды и завидную возможность быть Матерью Павшего Героя.
Кто не хотел завоевать мир для дивидендов плюс демократии, того сажали в тюрьму вместе с Дебсом.
Спектакль кончился, пожалуй, слишком быстро, принц Макс Баденский боролся за четырнадцать пунктов, Фош (*58) занимал предмостные укрепления на Рейне, и кайзер, задыхаясь, бежал вслед за поездом по перрону Потсдамского вокзала в цилиндре и, как некоторые утверждают, с привязной бородой.
С помощью _Всемогущего Бога, Права, Правды, Справедливости, Свободы, Демократии, Самоопределения народов, Без аннексий и контрибуций_, с помощью кубинского сахара и кавказского марганца и американской пшеницы и американского хлопка, британской блокады, генерала Першинга, парижских такси и семидесятипятимиллиметровых пушек мы выиграли войну.
4-го декабря 1918 г. Вудро Вильсон, первый президент, покидающий Соединенные Штаты во время своего президентства, отплыл на "Георге Вашингтоне" во Францию,
самый могущественный человек в мире.
В Европе знали, как пахнет газ, и приторное, тошнотное зловоние недостаточно глубоко зарытых трупов, и серые лица голодающих детей; в газетах прочли, что мистер Вильсон - за мир, и свободу, и консервы, и масло, и сахар; он высадился в Бресте со своим штабом экспертов и журналистов после тяжелого плавания на "Георге Вашингтоне".
La France встречала его речами, поющими школьниками, мэрами в красных шарфах (видал ли мистер Вильсон и Бресте, как жандармы избивали демонстрацию докеров, пришедших встречать его с красными флагами?).
В Париже на вокзале он вышел из вагона и пошел по широкому красному ковру между двумя шеренгами пальм в горшках, цилиндров, почетных легионов, увешанных, орденами мундиров, сюртуков, розеток, бутоньерок к "роллс-ройсу". (Видел ли мистер Вильсон женщин в черном, калек в маленьких тачках, бледные, испуганные лица вдоль тротуаров, слышал ли он страшное отчаяние, звучавшее в приветственных криках, когда его и его новую жену поспешно везли в "Отель-де-Мюрат", где хоромы, полные парчи, золоченых часов, комодов будь и мраморных купидонов, были превращены в президентские покои?)
Покуда эксперты устанавливали процедуру мирных переговоров, накрывая столы зеленым сукном, подготавливая протоколы, чета Вильсонов отправилась путешествовать, чтобы оглядеться: на второй день рождества их чествовали в Букингемском дворце, на Новый год они посетили папу и микроскопического итальянского короля в Квиринале. (Знал ли мистер Вильсон, что крестьяне, живущие на берегах Бренты и на Пьяве, зажигают в своих загаженных войной хижинах свечи перед его портретом, вырезанным из иллюстрированных журналов?) (Знал ли мистер Вильсон, что народы Европы прочли в четырнадцати пунктах призыв к борьбе с поработителями, как столетия тому назад они прочли призыв к борьбе с поработителями в девяноста пяти тезисах, прибитых Мартином Лютером к церковным дверям в Виттенберге?)
18 января 1919 г. в толчее мундиров, треуголок и золотых шнуров, орденов, эполетов, знаков отличия и командорских крестов Высокие Договаривающиеся Стороны, союзные и объединившиеся державы собрались в Зале Часов на набережной д'Орсе, чтобы продиктовать мир, но пленарное собрание мирной конференции было слишком публичным местом для переговоров о мире, и поэтому Высокие Договаривающиеся Стороны создали Совет Десяти (*59), перебрались в Зал Гобеленов и, окруженные Рубенсовой "Историей Марии Медичи", начали диктовать мир.
Но Совет Десяти был слишком публичным местом для переговоров о мире, поэтому они создали Совет Четырех.
Орландо (*60) в бешенстве уехал домой, и вот они остались втроем: Клемансо, Ллойд Джордж, Вудро Вильсон. Три старых человека тасовали колоду, раздавали карты: Рейнскую провинцию, Данциг, Польский коридор, Рур, Самоопределение малых народностей, Саарский бассейн, Лигу Наций, Мандаты, Месопотамию, Свободу морей, Трансиорданию, Шандунь, Фиуме и остров Яп, пулеметный огонь и пожары, голод, вошь, холеру, тиф; нефть была козырем.
Вудро Вильсон верил в бога своих отцов, так сказал он прихожанам маленькой конгрегационалистской церковки в шотландском городке Карлайле, где некогда проповедовал его дед, и день был такой холодный, что газетные корреспонденты сидели на старых церковных скамьях, не снимая пальто.
7 апреля он приказал разводить пары на "Георге Вашингтоне" в Бресте и быть наготове, чтобы везти американскую делегацию домой, но он не уехал.
19 апреля пройдоха Клемансо и пройдоха Ллойд Джордж втянули его в тихую и уютную игру в три листика, которая называлась Советом Четырех.
28 июня Версальский договор был готов, и Вильсону пришлось ехать домой и объяснять политиканам, которые тем временем подкапывались под него в сенате и палате, и трезвому общественному мнению, и богу своих отцов, как он позволил себя обойти и в какой степени ему удалось спасти мир для демократии и Новой свободы.
С того дня как он высадился в Хобокене, он говорил, спиной к стене Белого дома, он говорил, чтобы спасти свою веру в слова, он говорил, чтобы спасти свою веру в Лигу Наций, он говорил, чтобы спасти свою веру в себя, в бога своих отцов.
Он напрягал каждый нерв Своего тела и своего мозга, он подчинил своему контролю каждый винтик правительственного механизма (кто не соглашался, тот был негодяем или красным, никакой пощады Дебсу).
В Сиэтле уоббли, чьи вожди сидели в тюрьме, в Сиэтле уоббли, чьих вождей линчевали и расстреливали как собак, в Сиэтле уоббли выстроились на четыре квартала, когда проезжал Вильсон, и, скрестя руки, молча смотрели на великого либерала, мчавшегося мимо них в своем автомобиле, укутанного в пальто, похудевшего от усталости, с нервно дергающейся половиной лица. После многих кварталов рукоплесканий и патриотических криков люди в рабочих блузах - трудящиеся люди - встретили его молчанием.
В Пуэбло, Колорадо он был седым, еле стоящим на ногах человеком с нервно дергающейся половиной лица:
"Ныне, когда туман, окутывавший этот великий вопрос, рассеялся, я верю, что люди увидят истину с глазу на глаз и лицом к лицу. Есть одна цель, к которой вечно стремится американский народ и к которой он вечно простирает руки, эта цель - истина справедливости и свободы и мира. Мы познали эту истину, и мы дадим ей вести нас, и она поведет нас, а через нас и весь мир в блаженную страну покоя и мира, в страну, какая доселе и не грезилась человечеству".
Это была его последняя речь, в поезде по дороге в Уичито его хватил удар. Он прервал лекционное турне, предпринятое с целью пропаганды Лиги Наций. Отныне он был разбитый, парализованный человек, еле-еле ворочающий языком. В тот день, когда он передал президентство Гардингу (*61), соединенная комиссия сената и палаты поручила Генри Кэботу Лоджу, его исконному врагу, отправиться с официальным визитом к президенту в Капитолий и задать официальный вопрос, не желает ли президент обратиться с каким-либо посланием к объединенной сессии.
Вильсон заставил себя встать, тяжела опираясь обеими руками на ручки кресла.
- Сенатор Лодж, я ничего не имею сообщить, благодарю вас, добрый день, - сказал он.
3 февраля 1924 г. он умер.
НОВОСТИ ДНЯ XXX
УПРАЗДНЕНИЕ ГИГАНТСКИХ ОРУДИЙ
Долгогривые попы день и ночь подряд
Нам про зло и про добро речи говорят
Но попробуй их спроси как достать обед
