- Сдается мне, Перси, что твои шансы равны нулю. Во-первых, тело не найдено. Во-вторых, у нас есть свидетели, показания которых никто не собирается оспаривать. А что есть у тебя? Да ничего. Я так думаю, что этот Фрэнк Беннет напился и утонул. И его давно съели рыбы. А это можно расценить как смерть в результате несчастного случая. Вот так-то! - Он ещё раз стукнул молотком и торжественно объявил: - Судебное заседание объявляется закрытым.
Сипси пустилась в пляс на балконе, а Грэди облегченно вздохнул.
Судья, достопочтенный Кертис Смут, великолепно знал, что в середине декабря никаких трехдневных молитвенных собраний под тентом не было и быть не могло, а со своего места прекрасно видел, что книга, на которой поклялся преподобный Скроггинс, была отнюдь не Библией. И уж конечно, он не поверил свидетельским показаниям этой оравы умытых и принаряженных забулдыг. Но две недели назад умерла его дочь, не успев состариться и прожив собачью жизнь на городской окраине, а все из-за Фрэнка Беннета. Вот почему судье было глубоко безразлично, кто укокошил этого сукиного сына.
Преподобный Скроггинс подошел к Иджи и пожал ей руку.
- Увидимся в воскресенье в церкви, сестра Тредгуд. - Он подмигнул ей и вышел.
Его сын Бобби, узнав о суде, позвонил отцу и рассказал, как Иджи спасла его от тюрьмы. И Скроггинс, которого Иджи так изводила на протяжении многих лет, тут же помчался её выручать.
Иджи была настолько смущена его поступком, что долго не могла выдавить из себя ни слова. Однако по дороге домой она сказала:
- Вот что я подумала... Не представляю, что хуже - сесть в тюрьму или до конца жизни быть благодарной священнику.
ПРИЮТ ДЛЯ ПРЕСТАРЕЛЫХ "РОЗОВАЯ ТЕРРАСА"
Старое шоссе Монтгомери,
9 октября 1986 г.
Сегодня Эвелин не терпелось поскорее попасть в приют, и она всю дорогу подгоняла Эда. Как всегда, она зашла к свекрови и хотела угостить её медовыми пончиками, и та, как всегда, отказалась:
"Если я это съем, то потом буду блевать как собака. Прямо в голове не укладывается, как ты можешь жрать такую приторную дрянь".
Эвелин извинилась и поспешила вниз, в зал для посетителей. Миссис Тредгуд, в платье с ярко-зелеными цветами, увидев её, воскликнула:
- С Новым годом!
Эвелин села рядом с ней в полном недоумении.
- Дорогая, но до Нового года целых три месяца. Еще и Рождество не справляли.
- Я знаю, - засмеялась миссис Тредгуд. - Просто я подумала, может, чуть-чуть поторопим время? Хоть повеселимся немножко. Все эти старики такие мрачные ходят, бормочут что-то ужасное.
Эвелин вручила миссис Тредгуд гостинец.
- Ой, Эвелин, неужели медовые пончики?
- Они самые. Помните, я вам про них говорила.
- Какие замечательные! - Старушка взяла пончик. - Вот спасибо, милочка. А вы никогда не пробовали пончики с кремом? Они такие легкие, прямо воздушные. Я всегда говорила Клео: "Если будешь проходить мимо кондитерской, прихвати нам с Альбертом дюжину пончиков - шесть глазированных с кремом и шесть с джемом. А ещё я люблю такие плетеные, знаете, как косичка. Забыла, как они называются.
Эвелин не вытерпела:
- Миссис Тредгуд, ну рассказывайте про суд.
- Вы имеете в виду суд над Иджи и Большим Джорджем?
- Да.
- Ну это действительно было что-то невероятное. Помню, мы тогда перепугались до смерти. Думали - все, они никогда больше домой не вернутся, но в конце концов их признали невиновными. Клео говорил, будто они представили доказательства, что на момент совершения преступления находились в другом месте и у них просто не было физической возможности это сделать. А ещё он сказал, что Иджи держалась молодцом, потому, что хотела защитить другого человека.
Эвелин задумалась.
- А кто ещё мог желать смерти Фрэнку?
- Ну-у, милочка, не важно, кто мог желать, важно кто убил. Вот в чем вопрос. Одни говорили, что это сделал Смоки Одиночка, другие - что это дело рук Евы Бейтс и её дружков с реки. Прости меня Господи, но там ведь собирался довольно грубый народец, да и все члены клуба "Маринованный огурец" горой друг за дружку стояли, так что Бог их знает. И потом, конечно... - миссис Тредгуд помолчала, - там ведь ещё и Руфь была.
Эвелин удивилась:
- Руфь? А где была Руфь в ночь убийства? Ведь кто-то это знал?
Миссис Тредгуд покачала головой:
- В том-то и дело, милочка, что никто ничего наверняка не знал. Иджи говорила, что они с Руфью были в доме мамы Тредгуд, она тогда болела. И я ей верю. Но некоторые не верят. Я знаю только одно: Иджи скорее умерла бы, чем позволила запятнать имя Руфи убийством.
- Так нашли убийцу или нет?
- Нет, милая, так и не нашли.
- Ну ладно, если Иджи и Большой Джордж не виновны, то кто же, по-вашему, это мог сделать?
- Чего не знаю, того не знаю.
- И вам не хотелось узнать правду?
- Ну конечно хотелось бы, кому ж не хочется? Это одна из самых больших загадок. Но этого никто никогда не узнает, милочка, за исключением разве что убийцы Фрэнка Беннета и самого Фрэнка Беннета. Знаете, как говорится, мертвый не выдаст.
МИССИЯ СПАСЕНИЯ ДЖИММИ ХЭТЧЕРА
23-я авеню, 345, Бирмингем, штат Алабама
23 января 1969 г.
Смоки Одиночка сидел в миссии30 на краешке железной кровати и заходился в кашле от первой утренней сигареты. После того как закрылось кафе, Смоки долго болтался по стране, пока не устроился поваром в бирмингемской придорожной забегаловке, однако пил без продыха, поэтому его скоро выгнали.
Через две недели, когда Смоки околевал от холода под виадуком на Шестнадцатой улице, его подобрал брат Джимми и привел в миссию. Он был слишком стар, чтобы и дальше вести бродячую жизнь, здоровье у него стало совсем никудышное, да и зубы почти все выпали. Но брат Джимми с женой отмыли его, подкормили, и Смоки почувствовал себя в этом приюте почти как дома - впервые за последние пятнадцать лет.
Брат Джимми сам когда-то был горазд на выпивку, но, проделав долгий путь от бутылки виски к Иисусу, решил посвятить жизнь спасению таких же бедолаг.
Он приставил Смоки к кухне. Ели они, главным образом, замороженные продукты, которые им жертвовали доброхоты, - в основном рыбные палочки да картофельное пюре быстрого приготовления. Но никто не жаловался.
Когда Смоки не был пьян или занят на кухне, он торчал наверху, пил кофе и играл в карты с другими обитателями миссии. Он много чего насмотрелся там. Например, человек с единственным пальцем на руке встретил тут своего сына, которого не видел со дня его рождения. Отец и сын - от обоих отвернулась удача, и обоих занесло ветром в одно и то же место. Он встречал здесь преуспевавших некогда врачей, адвокатов и даже бывшего сенатора от штата Мэриленд.
Однажды Смоки спросил у Джимми:
- Как эти люди могли так опуститься?
- Я думаю, от разочарования, - ответил Джимми. - Обычно все дело в женщине. Кто-то её потерял, а кто-то так за всю жизнь и не нашел. Вот и несет человека под горку. Ну и конечно, виски многих на крючок ловит. Но я уже давно наблюдаю, как люди приходят сюда и уходят, и могу точно сказать: разочарование - вот что чаще всего губит.
Полгода тому назад Джимми умер. Центр города перестраивали, и миссия подлежала сносу. Скоро Смоки опять собираться в путь. Куда, он пока не знал...
Он спустился вниз и вышел на улицу. День был морозным и ясным, а небо - ярко-синим, и Смоки захотелось пройтись.
Он миновал закусочную Гаса, прогулялся по Шестнадцатой улице, оставил позади старую сортировочную станцию и пошел вдоль железнодорожных путей, пока не обнаружил, что ноги несут его к Полустанку.
Он был и остался безработным бродягой, скитальцем, рыцарем дорог, которому судьба даровала сплошные потери, потери, и больше ничего. Свободный и безмятежный, он смотрел, как падают звезды, стоя в проемах товарных вагонов бегущих в ночи поездов. Он судил о благосостоянии страны по величине окурков, подобранных на обочине. Он вдыхал вольный ветер от Алабамы до Орегона. Чего только он не насмотрелся, чем только не занимался - одинокий бродяга, свободный от всех и вся. Еще один лоботряс без рода и племени, ещё один беспробудный пьяница. Но он, Смоки Джим Филлипс, вечный неудачник, любил только одну женщину и хранил ей верность всю свою жизнь.
Да, он спал со многими шлюхами в грязных притонах, под кустами, в разбитых вагонах, но ни одну из них он не смог полюбить. ОНА всегда была для него единственной и неповторимой.
Он полюбил её в ту же секунду, когда увидел за стойкой кафе в том клетчатом платье, - полюбил навсегда. Он любил её, когда ему было тошно жить, когда он блевал на задворках какой-то пивнушки, когда полумертвый валялся в ночлежке среди доходяг с открытыми язвами, которые метались в бреду белой горячки и отбивались от воображаемых насекомых и крыс. Он любил её, кашляя по ночам под ледяным дождем, когда из теплых одежек на нем оставались только прохудившаяся шляпа да башмаки, размокшие и неподъемные, как два утюга. И когда в госпитале для ветеранов у него отхватили легкое, и когда псина выдрала у него здоровенный клок мяса из лодыжки, и на рождественском обеде Армии спасения в Сан-Франциско, где незнакомые люди хлопали его по плечу и угощали подгоревшей индейкой и сигаретами.
