перестать вообще хоть о чем-либо думать и выпустить на волю на часок обнаженное пыхтящее животное! Если, конечно, остальные тоже присоединятся. Все, кроме Пола. Не хотелось бы, чтобы он тоже участвовал или смотрел. Он не принадлежал к животным. Вступи он в их игру, это было бы жутко, некрасиво и извращенно. Удивительно, как остро я это переживал, не в силах объяснить свое чувство. Я мог сказать лишь то, что Пол живет не в том теле.
Но что с этим телом было не так? Загорелое и лоснящееся от масла в лучах солнца, оно вроде было даже красивым. И все же слегка отвращало; угадывалась в нем какая-то неправильная стройность, некая чрезмерная утонченность; в движениях сквозили пресыщенность и опыт, хотя это не делало его женоподобным. Возможно, оно слишком часто и долго лежало под багамским солнцем на дорогой Ривьере, на террасах пафосных отелей и вилл, что орлами устроились на скалах над морем; отдавалось всем, но не принадлежало никому, слишком высоко ценилось – только лишь затем, чтобы распалить зависть в сердцах тех, кто им не владел. Возможно, оно утратило непринужденность звериной грации в процессе освоения небрежно-заносчивого искусства быть у всех на виду.
Так я и стоял, глядя на них, чувствуя себя глупо, не к месту одетым и расстроенным. И все это были проделки Пола. Едва сдерживая негодование, я сказал ему:
– У тебя вроде был разговор ко мне?
– Ты жутко напряжен, Кристофер. А я-то думал, восточная философия призвана умиротворять. Должен признаться, ты не самая лучшая ее реклама! – Затем обернувшись к трем юнцам, он с укоризненным видом произнес: – Вы что, нашему гостю выпить не предложите?
– Мне не хочется, благодарю.
– Это Нельсон, – сказал Пол, не обращая внимания на мои слова, – Рекс и Ред. – Он словно взял все три имени в кавычки, чтобы они звучали как можно глупее. – А это мистер Ишервуд, знаменитый писатель.
Все трое посмотрели на меня не то чтобы с презрением, но как на безнадежно больного. В душе они были дикарями, однако Пол и Рути, видимо, сумели на время приструнить их.
– Что пить будешь? – спросил Пол.
– Я же сказал – ничего.
– Наверху есть марихуана. Хотя гарантировать не могу. Приобрел ее в центре города, в одном ниггерском магазине, что работает после закрытия. Это все, что можно раздобыть в этом проклятом варварском городе.
– Нет, спасибо.
– Ты не хочешь секса, не хочешь пить и не хочешь травки. Чего же ты хочешь?
– Мне пора.
– А, ну и ладно. – Пол закатил глаза, будто жалуясь на общение с каким-то старым дураком, и с глубоким вздохом поднялся с матраса, на ходу повязывая на бедра полотенце.
– Прощай, Рути, – сказал я, и она улыбнулась мне так, словно я отколол понятную только нам двоим шутку. Должно быть, она и сама накурилась. Юнцов я попробовал задобрить, искренне помахав им рукой, но это не помогло. Лишь один из них вяло махнул в ответ, и то, наверное, по случайности.
Пол прошел за мной наверх в дом. После такой грубости по отношению ко мне странно было видеть его в роли приветливого хозяина. Я сам не заметил, как, подобно гостю, завел светскую беседу:
– Как ты нашел этот дом?
– Он принадлежит тетушке Рути. Скоро нам отсюда выметаться. Его продали за налоговые долги.
– Вернешься на Восточное побережье?
Пол не ответил, но когда мы миновали гостиную, уже у самой парадной двери он неожиданно сказал:
– Ты на днях за обедом просто болтал? Или ты правда во все это веришь?
Так вот в чем дело, вот ради чего он просил прийти! А ведь я подозревал. И вся его вредность – лишь способ проверить меня. Ну что ж, я прошел проверку и заставил его раскрыться. Я сам так радовался, что даже расхотелось слегка наказать его. Сделав вид, что не понимаю вопроса, я ответил так, будто мы уже посреди серьезной беседы:
– Да, я верю. Но только в то, что могу испытать на собственном опыте. Он у меня, конечно, не самый глубокий, зато в убеждения Парра я тоже верю.
Фальшь в собственном голосе коробила: я малость перебрал с оттенком «прямоты» и «искренности». Пол, конечно же, понял это.
– Парр носит бороду, не так ли? – самым своим целомудренным и наименее ироничным тоном произнес он. – Я как-то видел его портрет.
Меня ему было не спровоцировать!
– Да, он носит бороду и немножко похож на Христа, да и вообще в его образе есть нечто, что многие посчитают… деланым, театральным. Но именно это в нем и впечатляет. Я, видишь ли, не доверяю милым, похожим на детей святым с глазами навыкате. Августус – человек невероятно опытный и полностью сознает, какое впечатление производит на других. Это и внушает мне доверие. Он тщеславен, как нормальный человек, и не дурак. В то же время он правда верит…
– Ну, во что же он верит?
– Ты же сказал, что прочел его книгу. И, – тут я не удержался, – утверждал, что ее даже ребенок поймет.
Пол улыбнулся, как бы признавая, что очко – за мной.
– Хочу услышать твое объяснение.
– Он верит… – я вдруг понял, что не могу сказать слово «Бог», только не при Поле, поэтому изменил фразу, – в то, что есть внутри нас, и то, что нами не является. Это не наша индивидуальная личность. Он верит в то, что «это самое» просто есть и с ним можно контактировать.
– Это если ты хочешь контактировать.
Быстро же он ответил. Видать, много размышлял!
– Все этого хотят.
– Уж точно не большинство.
– На самом деле хотят все, просто не признаются. – (Да, я произнес это авторитетно-покровительственным тоном.)
– Чушь собачья, – резко возразил Пол.
– Так ты не признаешь этого?
– Я не о себе. Чего я хочу – неважно. Суть такова: с какой стати обычному разумному человеку хотеть достучаться до «этого самого», как ты его называешь?
– Да потому что… в этом смысл жизни.
– Кто сказал?
– Так ведь зачем же еще жить? Если только не затем, чтобы выяснить, кто ты на самом деле?
– С чего ты взял, будто в жизни вообще есть смысл? Вдруг она просто поганое нагромождение бессмысленного дерьма?
– Не исключено, хотя я уверен, что это не так.
– Потому что в этом уверен Августус Парр?
– Отчасти. А есть еще опыт, который независимо друг от друга получили мистики и святые по всему миру…
– Этого никак не доказать. Они просто утверждают, что пережили этот опыт. Без доказательств.
– Люди замечают в себе перемены, которые этот опыт вызывает.
– Он изменил Парра?
– Да, определенно.
– Откуда ты знаешь?
– Я был знаком с ним еще в Англии.
– Ты не ответил на мой вопрос. Как ты узнал, что он изменился?
– А, интуиция. Я писатель, и…
– Прошу прощения! – Пол издевательски закатил глаза. – Не стоило мне спрашивать! Уж если ты заметил в нем перемены, то мы должны верить на слово! Ты и сам, конечно же, переменился, да?
– Нет, я бы
