Неева проснулся не сразу, а когда наконец он открыл глаза, то увидел перед собой щетинистую морду неведомого зверя и страшно перепугался. С молниеносной быстротой, чуть не сорвавшись со своей развилки, он повернулся и вскарабкался выше по стволу. Кавук ничуть не был выведен из душевного равновесия. После исчезновения Исквазиз он помышлял только об обеде и продолжал неторопливо взбираться все выше. Неева в панике начал пятиться от ствола по большой ветке, уступая дорогу Кавуку.
К несчастью для Неевы, именно на этом суку Кавук обедал накануне. И вот дикобраз перебрался со ствола на ветку, все еще, по-видимому, не замечая присутствия там медвежонка. Тут Мики внизу затявкал с таким визгливым исступлением, что Кавук наконец как будто сообразил, что происходит что-то необычное. Он прищурился и поглядел вниз на Мики, который кидался на ствол в тщетных попытках влезть на дерево и помочь приятелю. Затем Кавук повернулся и в первый раз посмотрел на медвежонка с некоторым интересом. Неева крепко обхватил ветку всеми четырьмя лапами. Отступать дальше он не мог – ветка здесь была настолько тонкой, что уже сгибалась под его тяжестью.
Кавук начал сердито браниться. Мики испустил завершающее визгливое тявканье и, присев на задние лапы, принялся следить за душераздирающей драмой, которая развертывалась над его головой. Кавук делал шажок вперед, а Неева немного отползал, и так продолжалось до тех пор, пока медвежонок не соскользнул с ветки и не повис на ней, раскачиваясь между небом и землей. Тут Кавук перестал браниться и спокойно приступил к обеду. Около трех минут Нееве кое-как удавалось удерживать свою позицию. Раза два он тщетно пытался подтянуться и снова лечь на ветку животом. Но вот его задние лапы разжались. Несколько секунд он провисел на передних лапах, а затем сорвался с высоты в пятнадцать футов и полетел вниз. Он шлепнулся на землю возле Мики и долго не мог перевести дух. Потом с ворчанием поднялся, ошеломленно поглядел на дерево и, ничего больше не объяснив Мики, зашагал дальше в лес – прямо навстречу опаснейшему приключению, которому суждено было стать решительным испытанием для них обоих.
Неева остановился, только когда прошел четверть мили, а может быть, и больше.
Мики показалось, что они внезапно из яркого солнечного дня попали в густые вечерние сумерки. Эта часть леса, куда забрел Неева, стараясь уйти подальше от страшного зверя, столкнувшего его с дерева, походила на огромную таинственную пещеру. Даже Чэллонер остановился бы тут в благоговении, подавленный величавым безмолвием этой чащи, завороженный загадочными шорохами, которыми она была полна. Солнце по-прежнему сияло высоко в небе, но не единый его луч не проникал под зеленый свод густых еловых ветвей, сплетавшихся над головами Мики и Неевы в непроницаемый полог. Вокруг не было ни единого куста, под их лапами не было ни единого цветка, ни единой травинки – ничего, кроме толстого мягкого слоя бурой хвои, душившей всякую жизнь. Казалось, будто лесные девы устроили себе здесь опочивальню, куда не могут проникнуть ни ветер, ни дождь, ни снег; будто тут был приют волков-оборотней, на время покидающих этот мрачный, наводящий ужас тайник, чтобы строить козни людям.
На сумрачных елях здесь не пела ни одна птица, на их разлапистых ветках не резвились веселые белки. Тишина была такой глубокой и мертвой, что Мики даже расслышал стук собственного сердца. Он посмотрел на Нееву и увидел, что в полутьме глаза медвежонка горят странным огнем. Ни тот ни другой не испытывал страха, и все-таки эта гробовая тишина по-новому укрепила их нарождающуюся дружбу. Какое-то неясное чувство пробудилось в их лесных душах и заполнило пустоту, оставшуюся у Неевы после потери матери, а у Мики – после разлуки с хозяином. Щенок тихонько взвизгнул, а Неева мягко заворчал и легонько хрюкнул, как совсем юный поросенок. Они придвинулись друг к другу и встали бок о бок, с вызовом глядя на окружающий мир. Потом они пошли дальше, точно двое маленьких мальчиков, которые забрались в пустой покинутый дом. Они не охотились, и тем не менее все их охотничьи инстинкты были насторожены, и оба часто останавливались, чтобы посмотреть по сторонам, прислушаться и понюхать воздух.
Нееве эта мгла напомнила черную пещеру, в которой он родился. Так, может быть, из какого-нибудь сумрачного прохода между стволами сейчас появится Нузак, его мать? Может быть, она спит где-нибудь тут, как спала в их темной берлоге? Возможно, в мозгу медвежонка и правда смутно возникали вопросы вроде этих. Ведь тут царила та же мертвая тишина, что и в их пещере. И казалось, будто всего в нескольких шагах перед ними мрак сгущается в черные провалы. Такие места индейцы называют «мухнеду» – глухие закоулки леса, где злые духи уничтожили всякую жизнь, вырастив деревья столь густые, что сквозь их хвою не в силах проникнуть ни один солнечный луч. Только совы, друзья злых духов, живут в их заклятых владениях.
Взрослый волк остановился бы и повернул назад там, где сейчас стояли Неева и Мики, лиса поспешила бы ускользнуть прочь, припадая к земле; даже бесстрашный убийца горностай только поглядел бы на эту чащобу красными глазами-бусинами и вернулся бы в светлый лес, повинуясь велению инстинкта. Ибо в этом безмолвии и мраке крылась своя жизнь. Она таилась и подстерегала в глубине бездонных черных провалов. И теперь, когда Неева и Мики продолжали углубляться в сумрачную тишину, эта жизнь начала пробуждаться, – круглые глаза открывались и загорались жутким зеленым огнем. Однако в чаще по-прежнему не раздавалось ни единого звука, и нельзя было заметить никакого движения. Истинные злые духи, обитающие в мухнеду – огромные совы, – поглядывали вниз, что-то соображали медлительным мозгом… и выжидали.
Затем из хаотического мрака выплыла чудовищная тень и скользнула над головой маленьких пришельцев так низко, что они расслышали грозный шелест гигантских крыльев. Когда это призрачное существо скрылось из виду, они услышали шипение и скрежещущее щелканье мощного клюва. От этого звука по спине Мики пробежала дрожь. Дремавший инстинкт внезапно заговорил в полный голос. Щенок вдруг почувствовал близкое присутствие какой-то неведомой и страшной опасности.
Теперь тишина вокруг них наполнилась звуками – шорохами среди ветвей, еле слышным шелестом в вышине и резким, металлическим щелканьем над их головами. Снова Мики увидел, как появилась и исчезла огромная тень. За ней последовала вторая, третья, четвертая… пока не стало казаться, что весь воздух под сводом ветвей заполнен этими тенями. И с появлением каждой новой тени все ближе к ним раздавалось угрожающее щелканье сильных хищных клювов. И, подобно волку или лисе, Мики съежился и припал к земле. Но поступил он так из осторожности, а не от поскуливающего щенячьего страха. Его мышцы были напряжены, и, когда одна из сов пронеслась над ним совсем низко, почти задев его голову крылом, он с рычанием оскалил клыки. Неева встретил сову фырканьем – со временем оно должно было превратиться в яростное «уф!», с которым его мать бросалась в бой. Как и положено медведю, он поднялся на задние лапы. И именно на него стремительно ринулась одна из теней – чудовищное оперенное ядро, вырвавшееся из мрака.
Сверкающие глаза Мики увидели, что в трех шагах от него его товарищ исчез под бесформенной серой массой. Несколько секунд щенок стоял в оцепенении, с ужасом прислушиваясь к громовому хлопанью мощных крыльев. Неева не издал ни звука. Он был опрокинут на спину и тщетно рвал когтями перья, такие мягкие и густые, что, казалось, под ними нет живой плоти. Он почувствовал, что справиться с этим существом у него не хватит сил, а это означало смерть. Удары крыльев были как удары дубиной – они оглушали его, мешали дышать, и все-таки он продолжал терзать навалившуюся на него бесплотную грудь, которая состояла из одних перьев.
Свирепо бросившись на свою жертву, великан Ухумисью (размах его крыльев достигал пяти футов!) чуть-чуть промахнулся. Стальные когти-кинжалы, которые он намеревался погрузить во внутренности Неевы, сомкнулись слишком рано и сжали только густую шерсть медвежонка и складки кожи. Вот почему Ухумисью бил теперь свою жертву крыльями, стараясь улучить удобный момент, чтобы разом покончить с ней жестоким ударом острого клюва. Еще полминуты – и мордочка Неевы была бы разорвана в клочья.
Именно потому, что Неева молчал, что он ни разу не взвизгнул, Мики с рычанием вскочил на ноги и оскалил зубы. И сразу же весь его страх исчез и сменился отчаянным, почти радостным возбуждением. Он узнал их врага – это была птица! А птицы для него были не противниками – они были добычей. За то время, пока он путешествовал со своим хозяином по рекам Северной Канады, Чэллонер не раз стрелял больших канадских гусей и журавлей с огромными крыльями. Мики ел их мясо. Дважды он с заливистым тявканьем гонялся за ранеными журавлями, и они убегали от него! Теперь щенок не стал ни тявкать, ни лаять. Молниеносным прыжком он обрушился на шар из перьев, как четырнадцатифунтовое ядро, и Ухумисью, разжав когти, свалился на бок и беспомощно забил крыльями.
