У жадной Смерти этим вырвешь нож,
И, Смерть убив, бессмертье обретешь.
147
Любовь моя - болезнь, что все сильней
Тоскует по источнику страданья,
И тянется к тому, что вредно ей,
Чтоб утолить нелепые желанья.
Рассудок - врач лечил любовь мою,
Но, увидав к себе пренебреженье,
Покинул нас, - и вот я сознаю,
Что нет теперь от страсти исцеленья.
Рассудка нет - и мне спасенья нет.
Безумствую неистовый, несчастный;
Слова мои и мысли - дикий бред,
Ни разуму, ни правде не причастный.
Как мог я мнить, что ты светла, ясна?
Как ад черна ты, и как ночь мрачна.
148
О горе мне! Любовью искажен,
Мой взор воспринимает все превратно.
Но если верен и не ложен он,
Тогда рассудка истина невнятна.
Когда красиво то, чем грезит взгляд,
Как может свет считать, что некрасиво?
А если нет - тогда на мир глядят
Глаза любви ошибочно и криво.
Да разве будет безупречным взор,
Измученный тревогой и слезами?
Ведь даже солнце слепо до тех пор,
Пока покрыто небо облаками.
Любовь лукава: слезы ей нужны,
Чтобы не видел глаз ее вины.
149
Как можешь ты твердить, что я не твой?
Ведь от себя я сам тебя спасаю.
Себя забыв, не о тебе ль одной
Забочусь я, обидчица родная?
Дружу ль я с теми, кто тебе не мил?
Иль недругам твоим я шлю приветы?
А если я порой тебя гневил,
То не казнил ли сам себя за это?
Сыщу ль в себе заслуги, доблесть, честь,
Чтоб прекратить смиренное служенье?
Ведь лучшее, что только в мире есть,
Повиноваться глаз твоих движенью.
Но ясен мне вражды твоей закон:
Ты любишь зрячих - я же ослеплен.
150
Откуда ты взяла такую власть,
Чтоб покорить ничтожностью меня,
И научить на взор покровы класть,
И лгать, что свет не украшенье дня?
Где снадобье такое достаешь,
Что в добродетель превращаешь грех,
Порок рядишь в пленительную ложь
И делаешь милей достоинств всех?
Себя любить принудила ты чем?
Ведь нужно презирать, а не любить!
Пусть ту люблю я, кто противна всем,
Но не тебе за то меня хулить.
Когда достойна ты любви моей,
Достоин я взаимности твоей.
151
Любовь юна - ей совести мученья
Неведомы, хоть ею рождены.
Так не кори меня за прегрешенья,
Чтоб не было и на тебе вины.
Ты в грех измены вовлекаешь тело,
Я душу вовлекаю в этот грех.
Душе послушна, плоть решает смело,
Что ей в любви всегда готов успех.
При имени твоем восстав надменно,
Она свою осуществляет власть,
Чтобы потом покорно и смиренно
Перед тобой рабом послушным пасть.
Не упрекай, что совесть мне чужда:
Восстать и пасть я рад в любви всегда.
152
Бесчестен я, к тебе любовь питая;
Меня любя, бесчестна ты вдвойне:
Супружеские клятвы нарушая
И на вражду сменив любовь ко мне.
Но мне ль судить тебя за прегрешенья?
Я сам грешил не два, а двадцать раз.
Поклялся я раскрыть твое паденье,
И клятву эту преступил тотчас.
Я грешен тем, что клялся - ты прекрасна,
И нет любви сильнее и нежней.
Я ослеплял глаза свои всечасно,
Чтоб не видать порочности твоей.
Божился я: ты чище, лучше всех,
И эта ложь - мой самый тяжкий грех.
153
Спит Купидон, отдвинув факел свой.
Тут нимфа, шаловливая богиня,
Вдруг погрузила факел роковой
В холодный ключ, бежавший по долине.
От этого священного огня
Ключ приобрел целебный жар навеки.
И тянутся к нему день ото дня
Убогие, недужные, калеки.
Но ухитрился факел свой божок
Зажечь опять - от глаз моей любимой,
И для проверки сердце мне обжег.
К источнику бегу, тоской томимый...
Но от огня лекарство не в ключах,
А там же, где огонь, - в ее очах.
154
Уснул однажды мальчик Купидон,
Беспечно бросив факел свой заветный.
Увидя этот безмятежный сон,
К божку подкрались нимфы незаметно,
И лучшая из девственниц-подруг
Похитила губительное пламя
И возбудитель сладострастных мук
Обезоружен был ее руками.
Горящий факел брошен был в ручей,
И в нем вода, нагревшись до кипенья,
Целительною стала для людей.
Но я влюблен - и нет мне исцеленья.
Согреться может от любви вода,
Любви ж не охладить ей никогда.
