Он снова потянул носом и бросил взгляд в окно.
Снаружи над улицей кружили чайки. На проводах, протянутых от столба к столбу, которые, словно часовые, выстроились вдоль травяных газонов, привычные местные пташки — ласточки, зяблики и дрозды — расселись, как… как деревенские увальни, которые, удобно устроившись на своих крылечках, наблюдают скопление байкеров, а те выписывают сумасшедшие кренделя по площади на своих ревущих мотоциклах.
Беннет встал, нахмурился и захромал к окну, по дороге нащупывая все новые места, которые требовали немедленного почесывания. Теперь он ясно видел, что происходит.
— Ха! — только и сумел сказать он. Кто-то захватил весь мир, пока он вытягивал себя из постели. Кто-то украл все, что в нем было знакомого, и покрыл его пеленой. Но это была подвижная пелена, прозрачный кладбищенский туман, который прямо у него на глазах плыл по Сикамор-стрит, клубясь вокруг древесных стволов, извиваясь между их голыми ветвями, затопляя тротуары вплоть до вылизанных палисадников, но и там он не останавливался, а, крадучись, пробирался дальше, овладевая всем вокруг, временами задерживаясь лишь для того, чтобы обнюхать старый коричневый лист и двинуться дальше.
Он оперся о подоконник и зевнул еще раз.
Так, значит, это был запах тумана Интересно, почему Шелли ни словом о нем не обмолвилась. Он бы сказал ей, чтобы она была особенно осторожна Точнее, знай он, насколько плохо обстоит дело — а дело было плохо… туман, казалось, сгущался с каждой секундой, — он сам отвез бы ее в Уолтон Флэте на станцию. Хотя, погоди-ка, разве это не она говорила, что небо ясное? Он еще раз оглядел улицу из конца в конец. Что ж, может, тогда оно и было ясное, времени-то уже сколько прошло.
Беннет нахмурился. Н-да, тогда-то тогда… а сейчас туман.
Теперь туман собирался повсюду в большие лужи, оседал на деревьях и на асфальте, растекался по тротуарам и росистым газонам, обследовал его приветливо приоткрытое окно на предмет тепла.
Остро пахнувший чистотой туман зазмеился мимо него по подоконнику, просочился вдоль кровати, затек через решетчатые дверцы в гардероб, где принялся ощупывать материалы костюмов, оценивать лейблы. Его оценивать.
Беннет наблюдал за ним.
Скоро он обнаружит выход из спальни и вытечет на площадку лестницы. Там он найдет свободную спальню — здесь пусто, ребята… пошли дальше, — а потом и лестницу, ведущую вниз, к кухне, где тинькает радио.
Беннет протянул руки и пошире распахнул окно.
Из тумана вынырнул велосипедист, обгоняя белесые щупальца, которые тянулись к его колесам, но не успевали схватиться за них. Парнишка гнал, стоя на педалях, челка прилипла ко лбу, через плечо переброшен ремень коричневой кожаной сумки, полной историй и новостей, критических разборов, комиксов и цитат. Вот он сунул в сумку руку, вытащил оттуда свернутую в рулон газету и замахнулся для броска, не хуже подающего из Высшей Лиги. В тот момент, когда газета оторвалась от его руки и полетела, вращаясь в молочно-белом воздухе, он заметил Беннета и улыбнулся.
— Здрась, мистр Дифринг! — выкрикнул мальчик, обыкновенный мальчик, похожий на героя сериала «Просто Деннис», и молчаливая, окутанная туманом улица неестественным эхо отозвалась на его голос.
В Форест Плейнз было полно мальчиков вроде этого: все светловолосые, все как один в заплатанной джинсе и клетчатых рубашках. Однако у многих из них не было имен, по крайней мере, таких, какие знал бы Беннет. Вообще это были обычные мальчики, из тех, которые хихикают и таинственно перешептываются у вас за спиной, когда вы покупаете что-нибудь — что угодно — в аптеке; из тех, для кого любая постройка — только повод вскарабкаться повыше; из тех, кто подпирает летом углы улиц, впитывая жизнь, звуки и энергию; из тех, кто носит тайные имена… к примеру, «Эйс» или «Скагз».
Не далее чем позавчера он слышал разговор двоих таких в аптеке: один окликнул другого — «Эй, Скагз, зацени!» — и протянул тому книжку комиксов, горделиво блестя глазами, словно он лично был в ответе и за саму книгу, и за рассказ, и за иллюстрации. И тогда второй, словно повинуясь чувству долга, приблизился к товарищу и, просмотрев пару предложенных его вниманию страниц, также покорно воскликнул: «Вау!» И повторил: «Вау! Неато!»
Беннету захотелось вмешаться, прервать изыскания парнишек и спросить: «Что за имя надо иметь, чтобы получить кличку Скагз?» Но он знал, что все будет напрасно. Ну, ответят ему, что парня зовут Чарльз или Джеймс — что вполне объясняло бы Чака или Джима, — а фамилия окажется Дэниелз или Хендерсон, все равно ничего не понятно. Тогда он спросит: «Ну а почему Скагз?», а мальчишки, переглянувшись, пожмут плечами, сунут книжку комиксов обратно на стойку и, хихикая, выскочат на улицу.
Беннет вдруг ощутил, что и ему хотелось бы вот так гнать сейчас на верном «Швинне» по безлюдной утренней улице, один на один с надвигающимся туманом, и чтобы старый кожаный «Грит» оттягивал плечо, и челка липла ко лбу, и вокруг были образы, запахи и звуки жизни, еще новой… еще полной возможностей. Ему вдруг тоже захотелось иметь тайное имя… совершенно бессмысленное, такое, чтобы, услышав его, взрослые хмурили брови и неодобрительно качали головами, а он с хохотом убегал бы от них навстречу жизни, которая ждала его впереди.
Он задумался о том, какое тайное имя может быть у парнишки на улице, и даже почти решился спросить. Но передумал. Хватит с него того, что он знает, как его зовут по-настоящему: Уилл Серф.
Беннет помахал ему в ответ.
— Привет, Уилл. Похоже, сегодня пасмурно, — крикнул он, а в это время газетный рулон врезался в дверь-ширму под его окном, прогремев в тумане, как пистолетный выстрел.
— Туман, — отозвался парнишка, серьезно нахмурив лоб.
Туман. Как много воспоминаний вызывает это слово, произнесенное голосом человека, чей разум еще так восприимчив к вещам, которые не легко объяснить метеорологическим прогнозом в утренней программе новостей.
Мальчик остановил велосипед, не вылезая из седла, уперся ногой в бордюр и взмахнул рукой в ту сторону, откуда только что приехал.
— Он идет оттуда, густой, приближается быстро, — сказал он, ну прямо вылитый светловолосый Поль Ревир, большим пальцем через плечо указующий приближение британской армии. Секунду-другую Беннет глядел в ту сторону, ощущая, как от мрачных предчувствий пополам с любопытством сосет под ложечкой.
— Со стороны свалки, — добавил Уилл Серф. — Холодный такой, — почти закончил он. — И сырой. — Тут мальчик потер ладони, словно в подтверждение сказанного.
Беннет рассеянно кивнул и посмотрел в дальний конец улицы.
Призрачные пальцы уже сгустились вокруг штакетника, крепко вцепились в ручки гаража, переплелись с решетчатыми перилами лестницы, туман выставил часовых у стволов деревьев и водосточных труб, осел на мокрых от росы игрушках, брошенных или забытых на газоне, который устилала прошлогодняя листва.
— Надо ехать, — с ноткой проницательного сожаления в голосе сказал Уилл Серф.
— Мне тоже пора идти, — отозвался Беннет. — Смотри, будь осторожен.
Мальчик уже склонил голову, запустил руку в свой объемистый мешок с вестями и новостями, его ноги вовсю крутили педали, велосипедные шины шшшипели по асфальту.
— Буду, — донесся его ответ, когда новый газетный снаряд уже рассекал туман, пальцы которого тыкались в него, ощупывая на лету. — И вы тоже, — бросил он через плечо.
И тут же, словно по волшебству, Уилл Серф исчез в белой стене тумана, выросшей перед домом Джека и Дженни Коппертон. Белизна приняла его — с жадностью, мелькнуло у Беннета в голове… он тут же пожалел, что не нашел другого слова, — и потянулась к «Доджу» Одри Чермолы, лизнула наклейку «Иисус спасает» на заднем бампере, после чего окружила бочку с дождевой водой возле ее гаража, влезла по водосточной трубе и перевалила через приземистую крышу на задний двор.
Беннет потянул на себя ставни и закрыл окно.
Видимость снаружи стремительно ухудшалась.
Линии электропередачи с их молчаливым пернатым населением исчезли. Даже столбы стали какими-то неотчетливыми, словно превратились в намеки на самих себя… торопливо брошенные художником в тех местах, где они могли бы быть. Чайки, эти пернатые «Ангелы Ада», тоже скрылись. Придвинувшись лицом к стеклу, он поднял голову и посмотрел вверх, не кружат ли они по млечным путям воздушных течений, но небо казалось пустынным.
Пустынным и белым.
Пока он смотрел, молочный вихрь той самой белизны ударил мягкой лапой в его окно, так что он вздрогнул и испуганно отпрянул… туман словно почувствовал, что за ним наблюдают, как акула в какой-то момент вдруг замечает клетку с оператором и его снабженной мощной оптикой камерой для подводных съемок. Потом туман отодвинулся от окна и, неуклюже поднимаясь все выше, перекинулся через дом… и исчез из вида. Беннет еще вытянул шею, пытаясь разглядеть, куда он подевался… и чем занят сейчас.
