Заходившее солнце ярко освещало ее лицо, четко выделяя каждый его штрих и оттенок, вырез тонких ноздрей, цвет глаз.
Фермера, видимо, раздражало упорное внимание мальчика, но он не приказал ему сойти с дороги, и мальчик продолжал шагать почти рядом, не сводя глаз с молодой женщины, пока они не добрались до вершины подъема. Здесь фермер с видимым облегчением погнал лошадь рысью. Все это время он как будто совершенно не замечал присутствия мальчика.
- Как этот бедный мальчик смотрел на меня! - промолвила молодая женщина.
- Да, милая, я это тоже заметил.
- Он, должно быть, из вашей деревни?
- Нет. Он живет с матерью где-то по соседству, - кажется, в двух-трех милях от нас.
- И, наверное, знает, кто мы такие?
- Ну конечно. Первое время тут все будут на тебя глазеть, моя красавица, сама понимаешь...
- Понимаю. Но, может, этот бедняжка смотрел на нас так вовсе не из любопытства, а в надежде, что мы его подвезем? Ноша у него, видно, тяжелая.
- Пустяки, - небрежно возразил муж. - Наши деревенские парнишки легко могут снести на спине и целых три пуда. А у этого узел не такой уж тяжелый, только громоздкий... Ну вот, остается проехать еще одну милю, и будет виден наш дом, если только к тому времени не стемнеет.
Колеса вертелись все так же быстро, и гравий летел во все стороны. Наконец вдали показался большой белый дом, за которым теснились службы и стояли скирды.
Мальчик между тем ускорил шаг и, свернув на тропинку милях в полутора от белого дома, стал подниматься по ней в гору, туда, где тянулись пастбища похуже. Скоро он дошел до своего дома.
Мать уже успела вернуться с фермы, где работала, и, стоя на пороге, в свете догоравшего заката промывала капусту.
- Подержи-ка решето! - сказала она, как только сын подошел к ней.
Он бросил на землю узел и взял в руки решето, а мать, насыпая на сетку мокрые капустные листья, спросила:
- Ну, что, видел ее?
- Да, совсем близко.
- Похожа на богатую барышню?
- Да. Не только похожа, а самая настоящая барышня.
- И молоденькая?
- Ну... не девчонка, конечно, и держит себя, как взрослая женщина.
- Понятно. А какие же у нее волосы? И лицо?
- Волосы светлые, а лицо такое красивое, - ну, просто как у куколки.
- И глаза, наверное, не темные, как у меня?
- Нет. Вроде как голубые. А губы розовые, очень красивые, и, когда она смеется, зубы так и блестят.
- А росту какого? Высокая? - уже резко спросила мать.
- Не заметил - ведь она сидела.
- Так сходи завтра утром в Холмсток к обедне. Они, наверное, там будут. Заберись в церковь пораньше и смотри, как она войдет, а потом скажешь мне, кто выше, я или она.
- Ладно, мама. Но почему бы тебе самой не пойти и посмотреть?
- Мне идти глазеть на нее! Да пройди она сейчас мимо нашего окошка, я и то на нее бы не взглянула... С ней был, конечно, и мистер Лодж? Что он говорил, как держал себя?
- Да как всегда...
- Не обращал на тебя внимания?
- Нет. Как будто и не видел.
На другой день мать надела на мальчика чистую рубашку и послала его в Холмсток. Он подошел к старинной маленькой церкви как раз в ту минуту, когда дверь отперли, и тотчас шмыгнул внутрь. Сев на скамью около кропильницы, он смотрел, как входят прихожане. Одним из последних вошел богатый фермер Лодж с молодой женой. Миссис Лодж шла по боковому проходу с естественной застенчивостью скромной женщины, которая в первый раз появляется среди чужих. Все глаза были устремлены на нее, так что на этот раз пристальное внимание мальчика никем не было замечено.
Едва он, вернувшись домой, переступил порог, как мать спросила:
- Ну?
- Она невысокая. Скорее даже маленькая, - сказал мальчик.
- Ага! - удовлетворенно пробормотала Рода.
- Но очень, очень хорошенькая. Просто красавица. Видно, юная свежесть жены Лоджа произвела впечатление даже на этого сдержанного и несколько угрюмого мальчика.
- Ну, хватит о ней, - поспешно остановила его мать. - Накрой-ка на стол. Кролик тебе на этот раз попался очень жирный. Смотри только, сам не попадись!.. А ты мне еще не сказал, какие у нее руки.
- Не видал. Она не снимала перчаток.
- А как она сегодня была одета?
- На ней была белая шляпка, а платье как будто из серебра. Оно очень громко шуршало и свистело, когда задевало за скамьи, так что она даже раскраснелась от стыда и все подбирала его, чтобы оно ни за что не цеплялось. Но все-таки, когда она садилась, платье еще больше зашуршало. Мистер Лодж был такой довольный, грудь выпятил, на жилете большие золотые печатки, точно у лорда какого. А она здорово стеснялась - видно было, что уж и платью этому не рада.
- Как же, не рада! Ну, довольно толковать о ней!
В последующие дни мальчику время от времени случалось видеть молодоженов, и после каждой такой встречи мать заставляла его подробно рассказывать о них. Рода Брук легко могла бы и сама увидеть молодую миссис Лодж - для этого ей нужно было только пройти милю-другую, - однако она ни разу не пыталась это сделать, она и близко не подходила к дому фермера. И на скотном дворе второй, дальней фермы Лоджа, где она каждый день доила коров, Рода никогда не принимала участия в разговорах о жене фермера. Арендатор этой молочной фермы, которому была хорошо известна история высокой доильщицы, по доброте души всегда старался прекратить шушуканье остальных женщин, чтобы не расстраивать Роду. Но в первые дни по приезде миссис Лодж всех на скотном дворе очень занимала эта новость; и по отдельным фразам доильщиц, как и по описанию сына, Рода Брук уже представляла себе свою ничего не подозревающую соперницу так ясно, словно видела ее фотографию.
III
СОН
После приезда молодых прошло две или три недели. Как-то вечером, когда мальчик уже спал, Рода допоздна сидела у очага над золой сгоревшего торфа, которую она сгребла в кучу, чтобы погасить еще тлевшие в ней искры. Перед ее мысленным взором словно витал над этой золой образ новой жены Лоджа, и, поглощенная его созерцанием, она не замечала, как бегут часы. Наконец сказалась усталость после трудного рабочего дня, и Рода легла в постель.
Однако женщина, которая так сильно занимала ее мысли и в этот и в предыдущие дни, не оставила ее в покое и ночью. Впервые Гертруда явилась во сне той, кого она вытеснила из жизни Лоджа. Роде Брук приснитесь (ибо нельзя же поверить, будто она это видела наяву до того, как уснула), что молодая жена Лоджа, в том самом платье из серебристого шелка и белой шляпке, но ужасно подурневшая и сморщенная, как старуха, сидит у нее на груди. Тяжесть ее тела давила все сильнее грудь Роды, голубые глаза злобно смотрели ей в лицо. И вдруг ночная гостья, издеваясь, протянула вперед левую руку, повернув ее так, что обручальное кольцо на ее пальце сверкнуло прямо в глаза Роде. Взбешенная Рода сделала попытку освободиться от давившей на грудь тяжести. Видение, все не сводя с нее глаз, отодвинулось на конец кровати, но затем, потихоньку придвигаясь все ближе, снова очутилось на прежнем месте и все так же вертело левой рукой перед глазами Роды.
Задыхаясь, Рода последним отчаянным усилием впилась пальцами в эту назойливо мелькавшую перед нею руку и, отшвырнув женщину на пол, с подавленным криком вскочила с постели.
- Силы небесные! - вся в холодном поту воскликнула она, присев на край кровати. - Это не сон - она была здесь.
Рода еще и сейчас словно ощущала под пальцами руку соперницы, живое человеческое тело. Она посмотрела на пол, куда сбросила женщину, - но на полу не было ничего.
Этой ночью Рода Брук не сомкнула больше глаз, и, когда она на заре пришла на ферму доить, все заметили, как она бледна, как осунулась. Сегодня молоко лилось в ее подойник неровной, дрожащей струей, потому что у нее все еще тряслась правая рука и в пальцах сохранялось ощущение чужого тела... Она пришла домой полдничать такая усталая, словно был уже конец рабочего дня.
- Что это за шум был ночью у тебя в комнате, мама? - спросил у нее сын. - Ты, должно быть, свалилась с кровати?
- Разве ты слышал, как что-то упало? А когда это было, в котором часу?
- Как раз пробило два.
Рода не стала ничего объяснять и, когда они поели, молча занялась хозяйством, а мальчик помогал ей - он терпеть не мог работать в поле у фермера, и мать его к этому не принуждала.
В двенадцатом часу вдруг стукнула садовая калитка. Рода выглянула в окно - и окаменела. В глубине сада, у калитки, стояла та самая женщина, которую она видела во сне!
- Ага, это она! Она говорила, что придет! - воскликнул мальчик, тоже увидев гостью.
- Говорила? Когда? И откуда она знает про нас?
- А я ее встретил. Вчера. И разговаривал с нею.
- Я же тебе приказывала никогда не вступать в разговоры ни с кем из этого дома и даже близко к нему не подходить, - сказала мать, покраснев от гнева.
- Да она первая со мной заговорила. И я вовсе не подходил к их дому. Я ее встретил на дороге.
- И что же ты ей сказал?
- Да ничего. Она спросила: "Ты ведь тот самый мальчик, которому пришлось тащить с базара такой тяжелый узел? Бедняжка!" Потом посмотрела на мои башмаки и сказала, что они здорово прохудились, и, когда наступит дождливая погода, ноги у меня будут промокать. А я ей сказал, что живу с матерью и сколько мы ни работаем, нам только на хлеб хватает, - оттого я и хожу в таких башмаках. Тут она и говорит: "Я вас навещу, принесу тебе башмаки покрепче и познакомлюсь с твоей матерью". Она и другим в деревне дарит всякие вещи.
