курсе. – Я старался говорить равнодушно. – Ну и что принимаешь? Морфий? Кокаин? Героин?
– Право слово, Кристофер, понимай ты хоть что-нибудь к наркотиках, знал бы, что ни на чем из названного тобой я бы так долго, не опустившись, не продержался. Я употребляю самое безопасное и разумное из имеющегося, и это намного, намного лучше, чем курить табак или травить печень алкоголем. Старый добрый опиум.
– А это – твоя трубка? – спросил я, указывая на гору вещиц на прикроватном столике.
– От трубки немного пользы, если нет денег на то, чем ее заправить, – с упреком ответил Пол. – Я слышал, ты в последнее время много работал на киношников, а значит, вероятно, можешь одолжить мне денег? Или это против твоих принципов?
– Не уверен, – ответил я, ухмыляясь, чтобы скрыть раздражение. Тон Пола меня бесил. – Подумаю позднее.
– Не затягивай. Когда у меня нет денег на свежий опиум, приходится употреблять окурок. Это то, что остается в трубке, и от него жуткие спазмы в животе. – Некоторое время Пол молчал, а потом вдруг спросил: – Который час?
– Четверть третьего.
– Я совсем потерял счет времени. Тем более сейчас зима, почти всегда темно. Лежу тут целыми днями, читаю и сплю. Бывает, ничего не ем, разве что перебиваюсь тарелкой хлопьев.
– Ни с кем не видишься?
– Порой вижусь, порой – нет. Кроме Мохнатки, мне никто и не нужен, правда, любимая? – Он погладил собаку, и она живо завиляла хвостом. – Мохнатка преображается. На днях я видел, как она медитирует. Она станет нашим первым святым-собакой.
– Она тоже весь день взаперти проводит?
– Почти. Время от времени консьерж выводит ее на прогулку. А еще она выходит по ночам со мной… Будет, Кристофер, если собираешься упрекать меня за жестокое обращение с животными, то лучше сразу уходи.
– Я вовсе не о том…
– Не надо, милый, не серчай. – Говоря это, Пол посмотрел на меня, и его голос зазвучал почти что смиренно. – Мне сейчас очень плохо… Давай встретимся где-нибудь вечерком? Поужинаем, где сам захочешь. Я ничего не буду, наверное, разве что чуточку икры. Почему бы, скажем, не пойти в «Ритц»?
Пол, который пришел на ужин, обладал зловещей, посмертной утонченностью. Словно Дориан Грей, восставший из могилы. На нем был идеально шитый по мерке черный костюм и черная шляпа, в руках – аккуратно сложенный зонтик. По пятам за Полом шла Мохнатка.
Он, как и обещал, ел только икру, но запил это дело несколькими коктейлями. Я напомнил ему, что не далее как днем он высказывался против алкоголя.
– Знаю, дорогуша, – ответил Пол с легким раздражением. – К сожалению, я не могу беседовать, пока не выпью. Опиум напрочь отбивает желание говорить. Алкоголь же низводит мой разум до уровня людей.
– Как же тебе скучно!
– Без обид, милый. Впрочем, хватит отвлекаться, скажи, ты уже определился насчет своих моральных принципов?
– Каких таких принципов? – спросил я, желая подразнить его в качестве небольшого наказания за толстокожесть.
– Тех, которые могут не позволить тебе дать мне денег на дурман… Мне нужно знать это сейчас, потому что человек, у которого я покупаю опиум, будет в одном месте неподалеку еще час, не дольше. Ты уж прости свою старую женушку за торопливость.
– Ну ладно, черт возьми! Сколько тебе нужно?
– Столько, сколько ты вообще можешь себе позволить, голуба. И помни, ты, возможно, потом еще долго меня не увидишь.
Я дал ему тридцать тысяч франков – сумму, на которой остановился после ожесточенной внутренней борьбы и терзаний, когда обналичивал дорожные чеки. Деньги Пол принял с притворно невыразительной миной, словно не хотел показывать, больше я дал или меньше того, на что он надеялся.
– Не интересно встретиться с этим человеком? Он восхитителен.
– Что, прямо сейчас? Я же только сделал заказ.
– Так и знал. Ты, конечно, не хочешь в этом участвовать, да? Какой же ты трус.
– Убирайся!
– Я туда и обратно, голуба.
Слово Пол сдержал. Вернулся с небольшим свертком в руках, не успел я закончить антре.
– Скажи мне, – произнес я, когда мы снова сидели на местах, – что именно заставило тебя бросить медицинский вуз и вернуться сюда?
Он утомленно зевнул.
– О милый, как же тут упомнить? Столько времени прошло!
– В письме ты говорил о том, что тебе нужно заново прожить некие моменты.
– Правда? Что ж, да, мне нужно было вернуться и проверить свои чувства. В смысле убедиться, правда ли я теперь другой – после всего, что было со мной в Калифорнии: Августус, медитации и прочее.
– И что, ты изменился?
– О да, я изменился. – И снова эта тема как будто утомила Пола.
– Получил ответы на свои вопросы?
– Вопросы? О, нет. К тому времени, как я понял, что изменился, я ушел намного глубже…
– Что значит – глубже?
– Не вижу смысла пояснять, милый мой. Ты не поймешь.
– Почему же? Это как-то связано с курением опиума? Слушай, Пол, а может, и мне попробовать? Дай, пока я тут, покурить трубку. Знаю, ты думаешь, будто я боюсь таких вещей. Возможно, немного и боюсь. Но сейчас пора отведать…
Пол расхохотался в голос, запрокинув голову.
– О, милый ты мой Кристоферчик! Знал бы ты, как смешон! Попробовать, значит, хочешь? Разочек? Одну трубку? Или дюжину, если уж на то пошло? Ты прямо как турист, который думает, будто за день может осмотреть весь Рим. А знаешь, ты и впрямь турист до мозга костей. Готов спорить, ты отовсюду рассылаешь открытки а-ля «Я здесь, в гостях». История всей твоей жизни… Я скажу, что будет от одной трубки. Ничего! Не будет ничего! Нет совершенно никакого смысла баловаться опиумом, если только не намерен познать курение изнутри, постичь весь его смысл. Для этого придется стать зависимым. И не бороться с этим. Не бояться. Не ставить себе ограничения.
– Но рано или поздно ты пойдешь лечиться, так?
– О, еще бы, я подлечусь, – беззаботно ответил Пол, – когда узнаю все, что хотел узнать.
– И ты не можешь описать, что это такое?
– Что-то я вдруг ужасно утомился, милый. Не возражаешь, если я сейчас вернусь домой?
– Нет, конечно… Навестить тебя завтра вечером?
– Боюсь, не надо. Нет.
– А послезавтра?
– Послушай, голуба, – терпеливо произнес Пол, как будто я выклянчивал у него свидание, – следующие три недели я планирую прожить практически особняком. Скорее всего, даже из дому выходить не стану.
– То есть пока не выкуришь все, что есть?
– Ты не понимаешь, – ответил Пол с чопорным, холодным упреком. – Я не хочу, чтобы меня тревожили. Только если по очень веским поводам.
– Тогда, боюсь, мы больше не увидимся. В городе я задержусь еще на три дня, затем вылетаю назад в Штаты.
Пол оставил это без комментариев. Мы молча прошли к выходу из отеля, и я посадил Пола с Мохнаткой в такси. Нам было не по пути.
– Ну что ж, прощай, – сказал я. Подался вперед и поцеловал Пола в бледную восковую щеку.
– Прощай, милок, – ответил он, однако в ответ меня целовать не стал.
