Григорьев пригласил закусить, но Павлов спешил — дело-то к ночи.
Коршун оказался в конторе один, он просматривал почту.
— Что-то подолгу директор засиживается! — начал Павлов, протягивая руку.
Александр Кириллович Коршун — седоволосый, с густыми клочковатыми бровями, поднялся, худощавое лицо его осветилось улыбкой.
— Здравствуйте, Андрей Михайлович… Почты много идет, за выходные дни скапливается. Выносят решения, чтобы поменьше было директив, но бумаг не убывает…
— А почему, как вы думаете?
— Очень уж много теперь ступенек стало, видно, и здесь в моду входит строительство высоких зданий, — усмехнулся Коршун.
Павлов понял намек на громоздкость и многоступенчатость управленческого аппарата, но почему именно теперь, как подчеркнул Коршун, стало больше ступеней?
— Ну как же, Андрей Михайлович? — сказал Коршун. — В тридцатые и сороковые годы совхозы были подчинены своему тресту, а трест Москве — вот и вся лестница. Так или иначе, но вопросы решались быстро. Теперь же смотрите, как получается с совхозами… Районному начальству они подчинены, тресту совхоза тоже, и все равно к нам идут директивы и из управления сельского хозяйства, и из министерства, да не из одного, из обоих… Вон сколько, — кивнул он на бумаги в папке, — из всех инстанций.
— А что же не назвал райком, обком?
— Это уже само собой разумеется, — улыбнулся Коршун.
— А что бы вы предложили?
— Так ведь много раз предлагали, — бросил Коршун, и седоватые брови его сердито задвигались. — Толку-то?
— И все же, Александр Кириллович, что?
— А чего мы стоим? — Коршун пододвинул стул, опустился на свой и после паузы продолжал: — Я совхозник, и мое мнение может быть пристрастным… До войны, знаете ли, директора племенных хозяйств и многих крупных совхозов входили в номенклатуру наркома. Это сказывалось и на подборе кадров и, как бы это точнее выразиться… — Коршун прикрыл глаза, нахмуренные брови его опять задвигались. — Ну, воспитывало более уверенных в себе директоров. А в нашем деле без риска не обойдешься, производство сложное, часто решать надо немедленно, и тут уверенность нужна. Если директор знал, что без наркома его из-за каких-то мелких придирок никто не снимет с поста, он действовал решительно.
— Продолжайте, продолжайте, Александр Кириллович!
— Когда руководитель начинает чувствовать себя уверенно, он уже не похож на того, который все время оглядывается да прячется за согласованные решения. Так вот мы, Андрей Михайлович, и воспитали целую плеяду безвольных директоров… Подумайте сами: сколько над директором вышестоящих теперь? В районе — три организации, любая из них может ставить вопрос о непригодности директора, а разве серьезный директор на всех угодит? Три начальника, у каждого свой характер… В области — все начальники над директором, в министерстве — тем более. Не о себе, Андрей Михайлович, пекусь, но раз уж зашел разговор, поимейте в виду эту ненормальность. Теперь совхозы в несколько раз крупнее, чем в сороковые годы, по тому времени все нынешние директора были бы в номенклатуре министра… Возьмите положение в промышленности. Разве директора крупного завода райком может спять с поста? Нет! И обком не всегда властен над ним. А директора совхоза? Не угоди секретарю райкома — а секретари тоже всякие бывают, каждый со своим опытом, со своими замашками, — так вот возрази ему, и он может ставить вопрос о непригодности, и добьется снятия.
Коршун сунул в папку недочитанные бумаги.
— Я наблюдаю за соседними районами… Смотришь, иной директор год-два пробыл в одном совхозе, — уже снимают или переводят в другой район, потому что, видите ли, не сработался с местными властями. — Коршун говорит это сердито, и брови его двигаются тоже сердито. — А что директор сделает в хозяйстве за год-два? Только присмотрится да правильный ход мыслям даст насчет будущего. Словом, Андрей Михайлович, надо взять директоров совхозов под более высокую защиту, — заключил Коршун и, машинально раскрыв папку с бумагами, сразу же прикрыл ее.
— Я сейчас опровергну ваши доводы, Александр Кириллович, — улыбнулся Павлов. — Коршун — директор совхоза, Никаноров, ваш друг, — тоже… От всех остальных совхозов вы ушли далеко по урожаям, по продуктивности скота. Значит, вам местные организации не мешают?
Брови Коршуна взметнулись вверх, и Павлов увидел выцветшие, но отдающие синевой смеющиеся глаза.
— Так это потому, Андрей Михайлович, что и я, и Никаноров подчинены непосредственно Москве, а иначе меня тут давно бы не было!
Павлов, что называется, прикусил язык. Он совсем забыл, что директора племенных заводов находятся в непосредственном подчинении министерства…
— Я обещаю вам, Александр Кириллович, подумать об этом разговоре, посоветуюсь с товарищами.
— Очень надо об этом подумать. Надо учесть, Андрей Михайлович, что в совхозах кадры специалистов, как правило, опытнее, чем в районном управлении. Агроном, который с интересом, творчески работает на земле, ни за что не пойдет в канцелярию. И плохо, когда любители канцелярий пытаются руководить более опытными собратьями. Правда, опытного, самостоятельного специалиста они не собьют, однако крови немало могут попортить. А вот молодых часто сбивают! И если уж партия дала нам право планировать производство и всю технологию, пусть не мешают самостоятельно хозяйствовать! — решительно заключил Коршун.
«Вот вам и тихий мужичок», — подумал Павлов, вспомнив, как аттестовывали Коршуна многие.
— А вы обедали сегодня? — задал Коршун традиционный вопрос гостеприимного хозяина.
— Честно говоря, нет, но…
— Тогда пойдемте на квартиру. Правда, хозяйка моя к ребятам уехала, но что-нибудь приготовлю, накормлю, — говорил Коршун, направляясь к вешалке.
Павлов обрадовался: хорошо, что так — никому не помешают, если засидятся.
— Чем же ребята заняты в городе?
— Двое студентов у меня, будущие медики. А один журналист, на телевидении работает, деревенские дела освещает.
— Шофера надо где-то пристроить, — напомнил Павлов.
— Гараж рядом, а заночует у нас, места хватит.
Квартира директора совхоза не отличалась от городских. Правда, горячая вода в ванну поступала не из теплосети, а из водонагревательной колонки, но колонка работала на газу, на кухне — газовая плита, отапливался дом от водяных батарей.
Коршун сказал, что у специалистов квартиры такие же, а газом пользуются все жители совхоза.
Павлов не без удовольствия помогал Коршуну хозяйничать на кухне; чистил картошку, резал лук, как это иногда приходилось делать и дома. Скоро кухня наполнилась ароматом, предвещавшим аппетитный ужин. Вот теперь Павлов понял, что проголодался. Он в дороге еще упрекал себя за игнорирование колбасы у Варвары. Но колбасу достал из холодильника и Коршун, предложил поджарить с яичками. На этот раз Павлов не отказался от такого блюда, однако спросил:
— Город грабите колбасой-то?
— Привозим иногда… Корову теперь не держим.
— А рабочие ваши?
Коршун сказал, что почти все рабочие имеют скот в личной собственности.
— Значит, и у вас крестьяне оседлые?
— То есть? — не понял Коршун.
Павлов рассказал, как у Григорьева заботятся об индивидуальном скоте.
— Да, в этом смысле — оседлые. Но насчет заботы мы пошли дальше Григорьева.
— Дальше-то вроде бы и некуда, — усмехнулся Павлов.
Но оказалось, есть куда! Коршун резонно заметил, что плохо, когда механизаторы в горячую пору ночами или в свой выходной день спешат в луга и леса, чтобы запасти для своей коровы сено. Это сказывается на их основной работе, на производительности труда. Люди нервничают: удастся или не удастся? Поэтому совхоз решил взять на себя заботу о кормах для коров механизаторов. И теперь люди с полным напряжением сил работают на своих участках, в том числе и на заготовке кормов.
— Но есть у нас нарушение, — признался Коршун. — Мы выделяем каждому механизатору, имеющему скот, бесплатно три тонны сена.
— А это-то зачем?
— Вот так решили… Как бы особое поощрение для трактористов и комбайнеров. Это примерно двести пятьдесят тонн сена. Убытки относим на фонд директора. Правда, — вдруг оживился Коршун, — есть одна оговорка: если механизатор допустит нарушение трудовой дисциплины, то сено даем уже за плату.
— А другим рабочим?
— Другим отводим участки на свободных землях — по лесам, низинам, бесплатно даем конные грабли, косилки. Но тут привилегия животноводам: для них мы подкашиваем нужное количество травы, только сушат и стогуют сами. За косьбу тоже ничего не берем…
Все это неожиданно для Павлова. Он лишь нащупывает пути помощи частному сектору, а тут уж вон как далеко пошли! Начали уточнять детали, и оба так увлеклись, что Петрович, читавший газету, заглянул на кухню.
