- Хорошо.
- И тогда я вам все объясню.
Он встал, пожал мне руку и вышел из кафе. Поспешным шагом. Присоединился к группе, окружавшей режиссера, но держался чуть поодаль. Я остался в зале один. И тут мне почудилось, будто над своей головой я слышу приглушенный, как жужжание неоновых ламп, смех Жоржа Майо. И я невольно представил себе другого - того, за стеклом, - моложе на двадцать лет, со светлым хохолком, в брюках гольф и с фокстерьером на поводке.
Вернувшись в квартиру Рокруа, я стал перелистывать досье, чтобы проверить, упоминается ли в нем Тентен. На 12-м листе дела оказались показания - очень краткие, - которые он дал 11 июля 1965 года.
"...Робер Карпантьери, родился 7 июня 1938 года в Париже (X округ), киномеханик, проживает в Париже, на улице Брюнель, 5-бис (XVII округ)... Он показывает:
"Я познакомился с месье Жоржем Майо в апреле 1955 года во время съемок его последнего фильма. С этих пор я поддерживаю с ним дружеские отношения. По временам я исполнял при нем обязанности шофера и секретаря и в 1960 году ездил с ним в Рим по случаю его бракосочетания с мадемуазель Пьестри.
Вместе с месье Майо я встречался с некоторыми его друзьями, но в обществе мадам Кармен Блен мне приходилось бывать очень редко. Я знал, что они давно знакомы с месье Майо. Два или три раза мне пришлось сопровождать месье Майо к мадам Кармен Блен в ее дом на аллее Альберта I.
Я никогда не встречался ни с мадам и месье Хэйуорд, ни с месье Людовико Фуке. Я не знал, что месье Майо с ними знаком. Он никогда о них не упоминал.
Единственный из знакомых месье Майо, кто проживал в отеле "Триумф" по улице Труайон, 1-бис (XVII округ), был месье Альбер Валантен, кинематографист. Имя Жана Деккера мне ничего не говорит. Не помню, чтобы месье Майо когда-нибудь называл при мне это имя".
Подпись..."
Стало быть, мое имя ничего ему не говорило... Конечно, не исключено, что Тентен знал больше, чем хотел признать, но так или иначе, он был всего лишь статист, один из силуэтов, смутно различимых на заднем плане изображенного на картине пейзажа.
Я захлопнул папку. Ветерок, проникавший в приоткрытую балконную дверь, колыхал занавеси.
Я вдруг почувствовал, что не в силах провести ночь за чтением этого досье в квартире Рокруа. Я решил вернуться в отель, но у меня не хватало мужества, как накануне вечером, тащиться пешком по мертвому городу. И я вызвал такси.
Как всякий турист, приехавший в Париж, я вздохнул с облегчением, вернувшись в свой номер в отеле. Во внутреннем кармане пиджака я нащупал английский паспорт. Мне просто привиделся дурной сон. Разве наяву существует Тентен? Правда, вот досье и ключи от квартиры на улице Курсель, но я могу навсегда избавиться от них. И не останется никаких следов. Никаких. А завтра же утром я с легким сердцем улечу в Клостерс.
Я хотел позвонить жене, но час был слишком поздний. К тому же я боялся, что в моем голосе прозвучат необычные нотки и это ее встревожит. Найду ли я английские слова, чтобы описать ей кабинет-ротонду, пагоду и мою встречу с Тентеном? Лучше, пожалуй, кое о чем промолчать.
Я положил на секретер свои старые темные очки. И вдруг мне стало жутко на них смотреть, словно очки были вещественным доказательством какого-то моего преступления.
Как был в одежде, я лег на кровать и включил радио. Медленно стал крутить ручку приемника, чтобы поймать Би-би-си. Мне необходимо было услышать английскую речь, чтобы убедить самого себя, что я не кто иной, как Эмброуз Гайэ, английский писатель, возвратившийся в сумерки после мирного и скучного воскресного дня с безмятежной прогулки в Хэмпстид-Хит.
Я глядел на них из окна. Девушка в третий раз медленно поднималась по ступенькам. Под навесом крыши она стучала кулаком в дверь. Дверь отворялась, и мужчина в белом смокинге, с ежиком седых волос, застывал в дверном проеме.
- Могу я его видеть? - нервно спрашивала девушка.
- Он вас ждет.
И широким жестом левой руки мужчина в белом смокинге приглашал ее войти. Она отшатывалась.
- Вы уверены, что он меня ждет?
И в это самое мгновение режиссер кричал: "Отставить!" - и все начиналось сызнова. В вечерних сумерках голоса их звучали так гулко, словно их усиливал репродуктор. Подножье пагоды было освещено резким светом. Вокруг режиссера толпилась кучка теней, среди которых я тщетно пытался разглядеть Тентена Карпантьери.
Я погасил свет в кабинете-ротонде, боясь, что Тентен снизу заметит мой силуэт. А вдруг ему была когда-то знакома квартира Рокруа, и вид моей фигуры в окне всколыхнет в его памяти кое-какие подробности, в частности существование некоего Жана Деккера. Впрочем, накануне вечером он не задал мне никаких конкретных вопросов. С него было довольно, что он смутно припомнил мое лицо. По сути дела, для него было важно одно - иметь возможность поговорить с кем-нибудь о Жорже Майо.
Майо умер за несколько месяцев до Рокруа, и о его смерти я также узнал в Лондоне, в магазинчике возле Монпелье-сквер, где я часто просматривал французские газеты. Заметка строчек в пятнадцать. Редакция не сочла даже нужным поместить его фотографию. Да и с какой стати? Майо уже давно расстался с кинематографом. В три часа ночи он рухнул на тротуар на авеню Монтеня, "выйдя из бара", если верить газетной заметке. Какой-то прохожий пытался помочь ему встать, а потом вызвал "скорую". В ту пору эти две смерти, случившиеся почти одновременно, не заставили меня ни о чем задуматься. Как и слова извинения, которые Майо нашел в себе силы пробормотать, обращаясь к прохожему, который пришел ему на помощь: "Мой бедный друг, я старею".
Половина первого ночи. Те, внизу, погасили юпитеры и теперь складывали свой реквизит в грузовик, стоявший чуть поодаль на улице Курсель. Я выждал минут десять и спустился по лестнице вниз. Я не хотел, чтобы Тентен Карпантьери видел, что я выхожу из этого дома. Приоткрыв дверь, я выскользнул на улицу. Теперь участники съемочной группы толпились у входа в пагоду, но они стояли ко мне спиной. Я торопливо пересек улицу и с безмятежным видом зашагал по тротуару.
Карпантьери сидел за тем же столиком, за каким мы сидели с ним накануне вечером. На нем была голубая рубашка с закатанными рукавами. Лицо лоснилось от пота. Он мне улыбнулся. Я сел против него.
- Ну и жара... А я болван... Выдул две бутылки пива.
Вытащив носовой платок, он обтер им лоб.
- Я боялся, что вы не явитесь... Вы далеко живете?
- В отеле на улице Кастильоне.
- Я так рад, что вы пришли... Выпьете чего-нибудь?
Он обернулся, ища глазами официанта. Но тщетно. Стойка пустовала. Кроме нас, в кафе не было ни души.
- По-моему, о нас забыли, но это не имеет значения...
Жара, тишина, безлюдное кафе, бледный свет неоновых ламп... Уж не сон ли все это?
- Может быть, допьете мое пиво?
Он указал на опорожненную до половины кружку, и на лице у него была тревога, словно он боялся, что я от него удеру, а он хотел удержать меня любой ценой.
- Спасибо, нет.
- Сигарету?
- Спасибо, нет.
Отблески неонового света играли на его розовом лице, белокуром хохолке и голубой рубахе. Слишком много ярких красок. Я следил за капельками пота, которые на мгновение застывали на краю его подбородка, а потом стекали на стол. Он закурил сигарету.
- Как называется фильм, который вы снимаете?
Он поколебался.
- Как называется? Ах да... "Свидание в июле"...
- Но ведь был уже фильм с таким названием...
- Был, но они ничегошеньки не знают... Надо их проучить. Постановщик даже не слыхал имени Жоржа Майо... - Он глубоко втянул в себя дым и подался ко мне. - Так вот, вчера вечером я хотел сказать вам очень важную вещь... Майо не умер.
Последние слова он произнес с расстановкой. Потом выдохнул дым, и облако окутало наши головы.
- Я не шучу... Нынче ночью вы увидите Майо...
Я вдруг стал его бояться.
- В первый раз вы будете здорово потрясены... В первый раз я сам... Он мало изменился...
Я сжал кулаки, чтобы придать себе храбрости, и заговорил тоном, каким говорят с сумасшедшим, когда не хотят его раздражать:
- И что же... Где он?
- В Париже. Тут неподалеку. Через несколько минут вы его увидите.
- Вы уверены, что это он?
- Конечно. Иначе я не рискнул бы вам это сказать. Такими вещами не шутят. Тем более я... Я всегда терпеть не мог басни о привидениях и вертящихся столах...
Он произнес эти слова спокойным рассудительным тоном. И даже улыбнулся.
- Мне было необходимо поговорить об этом с кем-нибудь, кто знал Майо...
Голос его становился все глуше, почти перешел в шепот. Но, садясь в его машину, я все-таки почувствовал тревогу, которая росла по мере того, как мы катили в неизвестном для меня направлении. Он делал странные развороты и ехал на красный свет...
Мы ждали за одним из немногочисленных столиков узкого бара в начале улицы Виньон. Карпантьери выбрал место поближе к окну. Он подстерегал кого-то на улице.
- Это всегда бывает между четвертью и половиной второго ночи, - сказал он.
