- Люсьенна, - едва слышно пробормотал аббат, не оборачиваясь.
- Вот-вот, Люсьенна. Стало быть, вы поняли, о чем я. Такое впечатление, будто вы один не видите, что ее живот уже не помещается даже в платья ее матери и что через считанные недели это ваше Чадо Марии...
Аббат резко отвернулся от окна и шагнул к ней.
- Я вас умоляю! Вы говорите о позоре. Но позор зачастую есть не что иное, как отсутствие любви в глазах, которыми мы смотрим на ближнего. Да, малышка Люсьенна летом станет матерью, и я знаю мужчину, который повинен в этом. Так вот, я решил ничего не замечать. Потому что заметь я - мне пришлось бы выгнать ее, возможно, даже обратиться в жандармерию, в результате пострадал бы не один человек, и она же в первую очередь.
- Простите меня, - проговорила баронесса примирительно, не признавая, однако, себя побежденной. - Боюсь, что в моих глазах всегда было недостаточно любви.
- Так закрывайте глаза! - отрезал аббат с неожиданной для него категоричностью.
Появление Селестины с подносом прервало их беседу. С грехом пополам она расставила на столике чайник, чашки, сахарницу, молочник, кувшин с горячей водой и поспешила удалиться, чувствуя, как раздражает хозяйку ее неловкость.
- Ну что с ней поделаешь! - проговорила баронесса, пожав плечами. Тридцать лет беспорочной службы на одном месте. Но время пришло, пора ей и на покой.
- Как она думает жить дальше? - спросил аббат. - Хотите, я попрошу мать-настоятельницу приюта Святой Екатерины принять ее?
- Может быть, позже. Она уедет к своей дочери. Денежное содержание мы будем ей высылать. Посмотрим, сможет ли она остаться там. Это было бы лучше всего. Но если она не уживется с детьми, тогда мы с вами вернемся к этому разговору. Сейчас меня куда больше беспокоит, кто заступит на ее место.
- У вас есть кто-нибудь на примете?
- Абсолютно никого. Я брала на пробу одну из епархиальной конторы по найму. Эти девицы ничего не умеют, а запросы у них у всех просто безумные. Без-ум-ны-е. И потом, - добавила она, понизив голос, - мне приходится думать о муже.
Аббат, удивленный и несколько встревоженный, склонился к ней.
- О бароне? - переспросил он, понизив голос до шепота.
- Увы, да. Я должна считаться с его слабостями.
Глаза аббата стали совсем круглыми.
- Чтобы выбрать горничную, вам приходится считаться со слабостями барона? Но... о каких слабостях вы говорите?
Нагнувшись поближе, баронесса выдохнула:
- О его слабости к горничным...
Шокированный, но еще пуще изумленный, аббат выпрямился во весь свой небольшой рост.
- Надеюсь, что я вас не понял! - воскликнул он в полный голос.
- Его слабостям нельзя потворствовать! - возмущенно отчеканила баронесса. - Совершенно исключено, чтобы я впустила сюда молодую, красивую девушку. Такое случилось только однажды... дай Бог памяти... четырнадцать лет тому назад. Это был сущий ад! Дом превратился в форменный лупанарий.
- О, черт! - охнул аббат с облегчением.
- Я дала объявление в "Ревей-де-л'Орн". Думаю, на той неделе появятся первые кандидатки. А вот и мой муж.
И действительно, в гостиную буквально ворвался барон. Он был в бриджах для верховой езды и поигрывал хлыстом.
- Здравствуйте, аббат, добрый день, дорогая! - весело воскликнул он. Могу сообщить вам две потрясающие новости. Во-первых, моя кобылка взяла бретонскую насыпь как миленькая. Вот шельма! Целую неделю упрямилась. С завтрашнего дня будем с ней учиться брать параллельные брусья.
- Кончится тем, что вы сломаете себе шею, - предрекла баронесса. - Мне придется возить вас в коляске - этого вы добиваетесь?
- А что же за вторая новость? - поинтересовался аббат, как из соображений вежливости, так и из любопытства.
Барон о ней уже забыл.
- Вторая новость! Ах, да! Весна у порога. В воздухе чувствуется что-то такое. Вы не находите?
- Да-да, что-то пьянящее, - подхватил аббат. - Я как раз обратил внимание баронессы на первые крокусы: смотрите, они уже желтеют на лужайке.
Барон, взяв чашку чаю, устроился в кресле.
- Если б в каждом крокусе было по бубенчику,
Ну и звон стоял бы день и ночь, - пропел он.
Потом лукаво поглядел на жену
- А вот когда я вошел. Я слышал, как вы произнесли слово "кандидатки". Будет очень нескромно с моей стороны спросить, кандидатки на что?
Баронесса попыталась отпереться, но его было не провести.
- Говорила о кандидатках? Я?
- Да-да-да, скажите-ка, это случайно не о новой горничной вместо Селестины?
- Ах, да, - признала баронесса, - я говорила, как трудно найти девушку, обладающую всеми качествами, которые... которых...
- Ну а я, - перебил ее барон, - скажу вам, какими двумя качествами она должна обладать в первую очередь. Она должна быть молодой и красивой!
* * *
Для разных мелких работ, связанных с его подобающими мужчине благородного происхождения занятиями, барон оборудовал в пристройке, в которую вела дверь прямо из его кабинета, мастерскую, где был верстак, инструменты и целая техническая библиотека. Там он хранил, чистил и холил свои охотничьи ружья, рапиры и шпаги, уздечки, седла и прочую амуницию для верховой езды. В то утро он обтачивал патроны, как вдруг услышал, что жена вошла в его кабинет и села у стола. Барон, облачаясь в свою "форму № 0" так он сам называл наряд, состоявший из пилотки военного образца, старой холщовой куртки и вельветовых брюк, - считал себя вне домашнего и семейного круга и потому болезненно реагировал на вторжение баронессы в его обитель, охранявшуюся от лиц женского пола почти так же строго, как офицерский клуб. Однако он сделал над собой усилие и постарался сохранить хорошее расположение духа, когда голос жены донесся до него через дверь, которую он оставил открытой.
- Гийом, я составляю список гостей на наш апрельский обед. Вы не могли бы посмотреть его вместе со мной?
- Я занят, дорогая, делаю патроны. Но говорите, я слушаю.
Голос баронессы начал одно за другим называть имена.
- Дешаны, Конон д'Аркуры, Дорбе, Эрмелены, Сен-Савены, де Казер дю Фло, Невилли... Их мы, разумеется, приглашаем, как всегда.
- Да-да, само собой. А вот пыжей-то мне не хватит. Ах ты, черт побери, надо же быть таким идиотом, мог ведь купить вчера у Эрнеста!
В голосе баронессы послышались нотки раздражения.
- Гийом, не смейте браниться и подумайте о нашем обеде.
- Не буду, дорогая, хорошо, дорогая!
- Бретонье - нет. Мы не можем больше их принимать.
- Это почему же?
- Да что с вами, Гийом, где вы витаете? Вам не хуже меня известно, что все говорят о банкротстве их строительного предприятия.
- Ну, говорят.
- Я не желаю видеть у себя сомнительных людей.
- Но ведь его жена тут ни при чем... и она очаровательна...
- Если бы она меньше тратила на наряды, ее муж не потерял бы все свое состояние!
- Ну, может быть, не все, чуть-чуть бы осталось. Одно могу сказать: шестой номер для вальдшнепа не годится. С шестым на вальдшнепа - ни в коем случае! Бьет наверняка, что да, то да, наверняка! Но какое зверство! В прошлый раз я подобрал одного - клочья, лохмотья, прямо-таки кружево. Красиво, а - кружевная птица...
- Итак, Бретонье исключаются, - непреклонно продолжала баронесса. Вот с Серне дю Локами вопрос более щекотливый. Приглашать их или нет?
- Что там еще случилось с Серне дю Локами?
- Друг мой, я иногда вам удивляюсь - на какой планете вы живете? Как будто вы не знаете, что эта семейка с некоторых пор, похоже, придерживается весьма своеобразной морали.
- Так-так-так-так, - нараспев произнес барон, энергично вращая ручку машинки для обжимания гильз. - А можно узнать, в чем же состоит своеобразие этой морали?
- Вы наверняка встречали некоего Флорну или Флорнуа, который везде появлялся с ними всю зиму.
- Нет, не встречал, и что же?
- А то, что этот господин, который, судя по всему, состоит в самой тесной дружбе с Анной дю Лок, всячески содействует нашему архитектору Серне дю Локу в получении заказов.
- Ах ты, черт! И стало быть, за это содействие муж кое на что закрывает глаза. Я правильно понял?
- Так, во всяком случае, говорят.
Барон даже прервал работу, как будто пораженный внезапным открытием.
- Анна дю Лок... Любовник. Разрази меня гром! Просто невероятно! Дорогая моя, вы хоть смотрели когда-нибудь на эту Анну дю Лок? Вы знаете, сколько ей лет?
Из кабинета послышался стук отодвигаемого стула, и в дверном проеме возникла фигура баронессы, величественная и полная трагизма.
- Анне дю Лок? Ей на десять лет меньше, чем мне! Думайте, что вы говорите!
Барон, увидев перед собой жену, отложил свои патроны и сделал вид, что хочет встать, однако остался сидеть.
- Полноте, Огюстина, какое отношение это имеет к вам? Вы же не станете сравнивать себя с этой... с этой...
- С этой женщиной? А почему нет? Можно подумать, что я принадлежу к другому полу!
- В каком-то смысле, - протянул барон задумчиво, словно его впервые заинтересовал вопрос пола его супруги, - ну да, действительно! Вы не просто женщина, вы моя жена.
