один, и оба – лица заподозренные…
– В какое же время дня это было?
– Часов в двенадцать утра.
– А этот у вас не покупал? – спросил я уже не с тем одушевлением, предъявляя карточку мужа Пыльневой.
– Ну да, покупал и этот вечером, пред закрытием магазина… Отставной офицер, помещик… Он еще купил кошелек.
– Как, и этот? Однако же это странно… Вы, почтеннейший, не говорите ли наобум?
– Для чего?
– Я не знаю вашей цели… Может быть, чтоб я поскорее у вас купил ремни… Помилуйте! С какой стати все мои знакомые, особливо вот офицер, живущий даже не в Петербурге и не знакомый, может быть, с теми двумя другими, будут у вас покупать ремни? Какая такая особая насущная потребность стала им в этой вещи? Предупреждаю вас, дело, по которому я вас спрашиваю о ремнях, очень важное и серьезное.
– Для меня все равно…
– И вы готовы подтвердить это и под присягою?
– Все равно… уверяю вас, – отвечал немец, улыбаясь. – Я очень хорошо помню офицера: он пришел за кошельком, а я предложил ему и ремень… А старик, Николай Иваныч Зарубин, мой очень хороший знакомый, часто ко мне заходит и навещает иногда вместе с господином студентом Гарницким. Оба прекрасные люди.
– А! В таком случае я убедительнейше вас прошу сохранить этот разговор между нами, в глубочайшей тайне от ваших приятелей, если вы увидите их до моего с ними свидания.
– Хорошо. Но что все это означает?
– Могу ли я на вас положиться? Дело уголовное…
– Да-а? О! Можете! Я честный немец, это всякий знает… У меня есть семейство – взрослые дочь и сын…
Вид немца внушал мне к нему доверие; я рассказал ему ужасное происшествие, которое, впрочем, он мог бы на следующий день и сам прочесть в «Полицейских ведомостях», и не скрыл от него своих догадок.
– Да, страшное дело, – сказал немец, выслушав рассказ, – но едва ли это сделал Зарубин или Гарницкий. Не такие люди… Еще помните, господин следователь, что ремней продано пять и два неизвестно кем куплены, но в лицо я узнал бы их: один брюнет, другой блондин; оба одеты хорошо, франты.
– Это я помню и прошу вас, если вы встретите их случайно, проследите за ними и дайте мне знать. На всякий случай вот вам моя карточка. Если б узнать их адреса? Помогите мне!
Немец изъявил полную готовность исполнить мою просьбу.
Я вышел из магазина еще более расстроенный, чем прежде. Открытие нисколько меня не порадовало: оно только запутывало дело. Проклятый случай! Кто же из этих покупателей, – мелькало в голове, – убийца Пыльневой? Кому больше, как не мужу, нужна была ее смерть? Кто мог более его интересоваться ее перепиской? Но не врет ли немец относительно покупки ремня Пыльневым? Да еще и Пыльнев ли этот гусарский офицер! Может быть, Пыльнев преспокойно себе проживает в своем губернском городе и в это время Петербурга не посещал? Посмотрим, что еще скажет мне адресная экспедиция… И я велел извозчику везти себя туда, чтоб справиться, нет ли в числе приехавших или выехавших за последнее время отставного штаб-ротмистра Аркадия Ивановича Пыльнева?
Да, немец не солгал, Пыльнев мог купить у него ремень: имя его значилось в числе прибывших несколько дней тому назад в Петербург; он остановился в гостинице «Вена», на Невском проспекте. Догадка моя начала переходить в уверенность. Я поехал прямо в эту гостиницу.
– В котором номере стоит штаб-ротмистр Пыльнев? – спросил я у швейцара гостиницы.
– Стояли-с, да уехали.
– Когда?
– Сегодня, рано, с первым поездом, по Николаевской дороге.
– Как бы мне видеть коридорного, где Пыльнев стоял?
– Потрудитесь подняться во второй этаж; они стояли… в № 17. Извольте спросить человека [17] Семена.
Я пошел по указанию и тотчас же в коридоре наткнулся на молодого, с чухонской физиономией [18], лакея, в черном фраке и с ярлычком в петличке.
– Вы не Семен ли?
– Я-с.
– У вас стоял господин Пыльнев, который сегодня уехал?
– Точно так.
– Не припомните ли вы, уходил ли он вчера вечером из нумера и когда возвратился?
– Они приехали часу во втором.
– Жаль… Он был вчера у меня и забыл вот эту вещицу. – Я показал ремень. – Не заметили ли вы ее у него?
– Никак нет-с.
Более мне, казалось, человека расспрашивать было не о чем, и, записав его фамилию, я поехал в свою камеру [19] сделать два распоряжения: телеграфировать к местному губернатору об арестовании Пыльнева и о высылке его в Петербург и сообщить петербургским полицейским управлениям, по месту жительства Зарубина и Гарницкого, о секретном наблюдении за ними и о воспрещении выезда из Петербурга, если б кто из них вздумал отлучиться.
По возвращении в квартиру я узнал, что меня более двух часов дожидается какая-то дама, сильно взволнованная. «Я пригласил их в залу, – сказал слуга, – плачут все!» При первом взгляде в плачущей женщине я узнал оригинал фотографической карточки красавицы с грудным ребенком из альбома Пыльневой…
4
– Извините меня, господин судебный следователь, – начала незнакомка с глазами, наполненными слез. – Я приехала к вам разузнать об ужасном происшествии. Меня зовут Александра Васильевна Ластова. Я подруга и даже близкая родственница несчастной Пыльневой… Представьте мое положение, – продолжала она, – мы на днях условились с нею ехать сегодня в Александро-Невскую лавру… Ничего не подозревая, я поехала к ней и вдруг узнаю страшную катастрофу! Боже мой! Могла ли я предположить, что мое свидание с Настенькой было последнее!
Ластова закрыла лицо руками. Пока она говорила, я рассматривал черты ее. Это была молодая женщина, годом или двумя только старше Пыльневой, и чрезвычайно на нее похожая как в общем выражении всего лица, так и форме и расположении отдельных частей его; даже глаза были одного цвета, и только черные волосы составляли резкий контраст с шелковистыми русыми волосами Пыльневой. Она была одета в черное атласное платье; в передней я видел ее дорогой черно-бурый, крытый темно-синим бархатом салоп… Я попросил Ластову садиться и успокоиться; она присела, вторично извиняясь за свое посещение.
– Напротив, – отвечал я ей, – я вам очень благодарен. Я сам собирался к вам и, может быть, был бы уже, если б имел удовольствие знать ваш адрес или фамилию.
– В каком положении вы застали ее, бедную? – спросила Ластова. – Мне рассказывала ее хозяйка, но я так была встревожена… Где она теперь?
Я сообщил ей результат осмотра квартиры ее подруги и сказал, что Пыльнева отправлена в приемный покой Х-ской части, так как труп ее подлежит анатомическому исследованию… Ластова вскрикнула.
– И неужели же, – спросила она немного
