не раздвинув, не узрят пред собой
Не лиса – старого волка, вышедшего на бой.
Им нужны наши дети и жены, но ждет их лихая сталь,
И лишь быстрые ноги спасут их – умчавши вдаль.
Быстро обежало это слово ряды родовичей, и возрадовались люди, готовясь к не знающей отдыха радости битвы; однако не минуло и двух минут, как утренний покой слева от них вдребезги разлетелся от шума и рева, криков и воплей, лязга стали о сталь; громче же всех рычал Боевой Рог Марки, ибо в битву пошел второй полк родовичей. Однако враги, стоявшие перед людьми Тиодольфа, лишь переговаривались между собою, а потом вдруг закричали, приказывая и укоряя, словно бы люди их не желали идти вперед. И тогда Тиодольф взмахнул мечом и выкрикнул громким голосом:
Ныне черед ваш, Битвы Сыны!
Ныне идти Волку
Серому с врагом схватиться,
И биться как подобает.
Рубите, пока держат ноги,
Бейте и нападайте!
И с радостью ринулся он вперед, сопровождаемый жутким боевым кличем его родовичей, буквально пожиравших ногами крохотный промежуток, отделявший их от зеленой лужайки.
И во мановение ока полумесяц охватил Римских Готов и тех, что были с ними; однако трусы не стали драться, а немедленно побежали, вопя, что Боги явились на помощь родовичам, и никто не выстоит перед ними. Однако бегущие наткнулись на стоявший за ними Римский отряд, начавший теснить их обратно в внезапной сумятице. И когда Тиодольф навалился на них в полной силе, так притиснуты были изменники друг к другу, что едва могли поднять руку для удара. Ибо находились позади них доблестные копейщики Римлян, не позволяя отступать. Плотны были ряды их… щит касался щита, лица смотрели на врагов; смерть не страшила их, привыкших стоять там, где приказал полководец. Они кололи и рубили трусов, скупо и крепко ругая изменников, вынуждая их вернуться в бой; однако трусы позабыли об искусстве своих десниц, побросали щиты, и не могли даже защитить собственные тела от ярости нападающих родовичей. Пытавшиеся уклониться вправо или влево, наткнулись на рога полумесяца, и дождем хлынули на них стрелы и всякая находила цель – так близко оказались они к стрелкам.
Тут-то и погибли изменники, а тела их послужили стеной Римлянам, скрывшимся за нею от натиска людей Марки. К Римлянам все подходили новые отряды, и они обратили к Готам суровые загорелые лица, а над кромками обитых железом щитов поблескивали яростные глаза. Они не метали дротов, просто стояли в тесном строю – молчаливые и свирепые.
Озарялась уже вся земля, небо на востоке – алое с золотом – пестрело пурпурными облачками. Сражение как бы притихло, однако к северу ревели боевые рога, раздавались крики и вопли, пронзительно выли медные трубы.
Теперь Тиодольф, как было в его обычае, если все шло хорошо, оставил битву и находился за войском, подходя то к тем, то к другим, вселял отвагу в свой народ, поддерживая в рядах его должный порядок, на случай если Римляне пойдут вперед. Наблюдал он и за рядами врага и заметил, как начали они заходить с фланга, чтобы при удаче застать Готов врасплох; Тиодольф уже собирался приказать своим перестроиться, когда, поглядев по правую руку, заметил отряд врагов, хлынувший из леса плотным потоком, за которым валило скопище родовичей, ибо здесь Римляне уступали в числе людям Марки и попали в засаду, расстроившую и перепутавшую ряды врага. Римляне также заметили бегство своих и немедленно сомкнули ряды, не вступая в бой – как люди понимающие, что им придется выдержать крепкий натиск.
Однако во второй своей битве люди Рубежа (пришедшие из Нидермарки и Марки Верхней) сражались мудро, рассеяв тех врагов, кто бежал перед ними; многих они убили, остальных разогнали, однако ж не стали увлекаться преследованием, а повернули в сторону Тиодольфа и его рати. Заметив это, Походный Князь издал клич победы и вместе со своими ринулся на Римлян, забросав врагов всем, чему положено летать. Готы занялись игрою мечей… и многие из Римлян пали тогда от Римских же копий, подобранных Готами у трупов убитых врагов.
Теперь вожди Римлян осознали, что им не следует дожидаться, пока люди из Средней и Нижней Марки ударят им во фланг; прозвучали команды, и шеренги их начали медленно отступать – лицом к врагу – в сторону тына и рва, которые по обычаю своему устроили уже вокруг Чертога Вольфингов, сделав его своей твердыней.
Однако сколь ни свиреп был натиск Вольфингов, главное войско Римлян нельзя было остановить – пока не ударит на него и вторая рать Готов. Однако Тиодольф и Аринбьорн, окруженные самыми могучими воинами, в двух местах уже вспороли строй Римлян и вломились внутрь его. Великий гнев палил душу Аринбьорна, ибо убит был Оттер, и убит по его вине… Отбросив щит, он уже не думал о том, что может пропустить удар, но разил и разил, доколе не переломился в руке его меч… отбросив обломки и схватив огромный топор, он вновь устремился в сечу и рубил врагов словной лесоруб, не боящийся ответного выпада, и соревнующийся в валке леса с другим достойным мужем. Но все это время градом сыпались на него и стрелы, и удары мечей, одни приходились плашмя и отскакивали, другие же попадали в цель – так, что шлем на голове Аринбьорна разлетелся, кольчуга повисла клочьями, и острие с лезвием уже доставали живую плоть его. Так далеко зашел Аринбьорн в гущу врагов, что некому более было прикрыть его от врага, и вот наконец, израненный, пал он у подножья новой глинобитной стены, уже сооруженной Римлянами, но Тиодольф вместе со своей ратью давил вперед, и Римляне закрыли ворота от врага и от друга, метая вниз огромные бревна, куски железа, свинца и меди, взятые из Волчьей Кузни, чтобы остановить хотя бы ненадолго натиск Готов.
Наконец Тиодольф приблизился к павшему воителю, и мужи рода его следовали за ним: ибо мудр был в сражении Князь Похода, клинок врубался во врагов, он не разлучался с друзьями, чтобы могли они помочь ему, и все вместе продвигались вперед. Однако, завидев, что пал Аринбьорн, вскричал Тиодольф:
– Горе мне, Аринбьорн! Что же ты не дождался меня? День пока не только молод, но даже еще слишком юн.
Расчистив себе пространство перед воротами, Готы подняли павшего воителя из Дома Бэрингов и унесли его от укрепления. Столь свирепой была битва, столь отчаянным был натиск,
