что Готам пришлось перестроить ряды, ибо тонок был клин, который Тиодольф сумел загнать в войска врага, многочисленными оставались Римляне, рядом находился их острог и засевшие в нем пращники и стрелки. Мудрость требовала теперь соединения двух Готских отрядов, так чтобы вместе могли они пойти на штурм скользкой, новой стены, которую обороняли стрелки.
В этом первом натиске Утренней Битвы пали некоторые из родовичей; однако таких было немного: мало кто последовал за Тиодольфом в самую гущу вражьих рядов; еще трое пали, когда Готы только вышли из леса… а так поутру гибли лишь изменники-Готы да Римляне от руки Аринбьорна или других воителей… ибо бежал враг и видел впереди одни ворота только что устроенного острога… бежал, спотыкался, сталкивался друг с другом… не позволили им Готы встать в честный и правильный строй, гнал врагов ужас, вселенный войском двух Марок.
Тиодольф не получил еще ран, поэтому услыхав, что душа витязя рассталась с сим миром, Князь улыбнулся и молвил:
– Мог бы и потерпеть Аринбьорн, ибо битва будет еще злой и жестокой.
Тут Вольфинги и Бэринги с радостью встретили родовичей из Нижней Марки, и пришедших во втором отряде, и вместе пели они песнь победы, в добром порядке приступая к Римскому Острогу, а вокруг звенели луки, свистели стрелы, жужжали пущенные из пращей камни, летевшие с той и другой стороны. Вот какой, сказывают, была их победная песнь:
Слушай песню наших лет.
Пал отчаянный рассвет,
Встало солнце над землей,
Закипел смертельный бой.
Ждали битвы мы всю ночь,
Гнев не в силах превозмочь,
Укрывала чаща нас,
От чужих таила глаз.
Но еще до зари обнажились мечи,
Мы выступали в темной ночи.
Ибо искал нас враг и хотел напасть,
Только попал он сам в волчью пасть.
Знают деревья, как прытко бежали враги
От мечей сынов Тюра, от их правой руки.
Слушай снова и опять:
Ночка стала отступать,
Приближался утра час,
Время радости для нас:
Отступила вражья рать,
Не сумела нас сломать.
В силе лютой враг, явясь,
Угодил постыдно в грязь.
И вот явился рассвет, и мир сделался светел.
Полетели стрелы и камни, едва кукарекнул петел.
Бросились мы в сечу: кто выстоял, а кто пал.
Но гнев народа у леса ярче блистал.
Древки летали кровавые, сеяли страх и смерть.
Теперь за мечи беритесь, и Князь, и кметь.
Ближе, Гот, сомкни ряды,
Чтобы не было беды.
Ближе, друг, короче тень!
Ждет нас ныне славный день.
Ныне только сталь мудра,
Скорбь оставим до утра;
Встанет в поле целый стан:
У кургана вновь курган.
Дети войны, собирайтесь; очистим свой край.
Откроет Владыка Мертвых павшему свой рай.
Враг в золоченых рабом доспехах видит наш меч.
Занял он кров наш, и ему работает Вольфингов печь.
Дети войны, собирайтесь, на стену и на чертог!
Этого ждет от нас Один, воителей Бог!
И вот, пока они пели, солнце поднялось над землей и засверкало на оружии и осветило лица воинов, обернувшихся к восходу. В первой схватке той битвы, кроме Аринбьорна, погибло лишь двадцать и три родовича, ибо сказано было уже, что застали они врага врасплох. И схватка эта в сказе зовется Натиском Утра, или Утренним Натиском.
Глава XXIX
О натиске Тиодольфа
Готы не стали оттягивать свою победу; они выставили всех лучников, которыми располагали, против Римской стены, и начали готовиться к приступу. А Тиодольф, видя, что враг укрылся за стеною, пусть и невысокой, послал весть к мужам третьей рати, людям Верхней Марки, приказав им идти вперед добрым строем и помочь замкнуть кольцо окружения вокруг Волчьей Веси, – чтобы взять Римлян как загнанного в ловушку зверя. Дожидаясь их прихода, он послал людей в лес – рубить деревья, чтобы стволами их разбить ворота, а где возможно – положить мостки на стену, которая была еще только по грудь Римлянам, хотя те трудились над нею со вчерашнего утра.
Надолго затянулись сии полчаса прежде, чем запели рога людей Верхней Марки, вышедших из леса во многом числе, ибо среди них были и те, кто не мог уже ходить в походы, и люд бездомный… те из них, кто мог носить оружие. Шла среди них и Холсан, окруженная отрядом воинов Верхней Марки; а перед нею несли лампу того же имени – как знак верной победы. Однако же по приказу Тиодольфа рать немощных остановили на самой маковке склона, где она сомкнулась вокруг Говорильной Горки, наверху которой стояла Холсан, находилась чудесная лампа и воины, охранявшие и светильник и деву.
Когда Римляне увидели появившиеся из леса новое воинство, им стало ясно, что труда бранного хватит на весь день; когда же узрели они наверху Говорильной Горки окруженных дружиной Холсан и Лампу, ужас перед Богами охватил их – ибо ведомо им стало теперь, что сами бессмертные Боги обратились против них. Тем не менее не было среди них слабаков, способных затрепетать и умереть от одного вида Готов, и решили они биться до конца – что бы ни случилось с ними, как мы увидим после.
В соответствии с походным обычаем в их острог вели четверо ворот, и у каждых из них находилось по отряду из самых сильных мужей, а приступали к воротам самые могучие из людей Марки. Тиодольф и люди его стояли против западных ворот – там, где совершили они свой отчаянный Утренний Натиск; северным вратам угрожали Лосевичи-Илкинги и часть пришедших из Нижней Марки; остальные родичи этих людей находились напротив восточных ворот, а к южным готовились приступить люди из Верхней Марки.
Все это видели Римляне; теперь им было известие, что окружила их многочисленная рать людей Рубежа, и что воины-лесовики не уступают в мужестве им самим; ощущали они и мудрость Тиодольфа, Походного Князя. Словом, не прошло и двух часов после Утреннего Натиска, они увидели родовичей, выходящих из леса с древесными стволами разной величины, пригодными, чтобы преодолеть и ров их, и стену. День уже стал немолод, и они поняли, что нигде не найдут себе укрытия ночью. Не приходилось им ждать помощи из своего далекого становища, ибо они не посылали за ней, да и не знали, что предводитель их пал в
