– Эх, тяжела ты, шапка Мономаха!
А помощник переспрашивал:
– Дядя Толь, какого монаха шапка?
Но бригадир не отвечает, а, глядя на поверженный лес, спрашивает:
– Ну что, Юрка, сколько мы лесу навалили?
– Счас, дядя Толь, подсчитаю!
Парень встает на пень, смотрит на ровно уложенные стволы и, тыча пальцем в воздух, считает.
Юрка радостно сообщает:
– Половину дневной нормы уже сделали, на один вагон напилили!
– Ну, маши рукой, пускай тракторист древесину волочит на эстакаду.
На пасеку по волоку двигается трелевочник, впереди торопливо шагает Тавис. Он, как и многие мужчины в Карасьярах, окончил курсы трактористов, даже поработал на технике, но дело у него не пошло, и вот теперь он чокеровщик.
Трактор, щедро дохнув солярным дымом, развернулся на месте, разорвав сталью гусениц прошнурованную корнями землю. Горько и сильно пахнуло травой и мхом.
Из кабины вышел передовик производства Сорокин Николай Петрович. Родился он в деревне Удельная Юринского района в декабре 1935 года. В этой же деревне окончил 4 класса школы. Так и жил, не покидая границ района, зарабатывая на жизнь где придется и кем придется. Отслужив в армии, вернулся в Удельную, познакомился со своей будущей супругой Людмилой. В ноябре 1958 года поженились, уехали жить в Карасьяры.
Николай работал на лесозаготовке, по вечерам учился, осваивая технику. Людмила Петровна долгие годы работала истопником в детском саду, ее любили дети. О трудолюбии тракториста Сорокина не раз писала районная газета «Юринский рабочий». Супруги вырастили двух сыновей и дочь. Все получили хорошее образование, живут и трудятся в России.
Известный тракторист Сорокин Н.П., любитель гужевого транспорта.
Николай Петрович помог чокеровщику растянуть трос на всю длину. Зачокерив хлысты, Тавис подает команду. Тракторист, включив лебедку, давит на педаль газа, снова из глушителя летит черная копоть.
Хлысты зашевелились, двигаясь вперед под натиском троса к опущенному щиту. Вот комли, собранные в пучок, уперлись в щит, он, под многотонным грузом скрипя шарнирами, поднимается и, крепко удерживая добычу, ложится на свое место, как бы на спину трелевочнику.
Сорокин включает ход. Техника тащит воз. Не доезжая до эстакады, воз отцепляют для обрубки сучьев, а уж потом оголенные стволы доставляют на эстакаду под погрузку на платформы.
У сучкорубов работы хватает, целый день стучат топорами, не разгибая спины, рубят сучья, складывая в большие валы с тем, чтобы потом в безопасное для пожара время их сжечь. Лесники требуют, чтобы в лесу был порядок – лесниковское око не дремлет, придет время проверки делянок, и беспорядок обернется крупным штрафом.
Чтобы выполнить дневную норму, тракторист не раз и не два побывает на пасеке, не раз и не два они с помощником подуют на окровавленные ладони, проколотые тросом, рукавицы не помогают.
В обеденный перерыв коллектив бригады садится на бревна. Рабочие достают из сумок провиант, кушают. Кто-то кого-то угощает. Кто не ленится и держит в хозяйстве скотину, ест мясо, пьет из фляжки молоко.
Чуть позднее для лесозаготовителей начальство организует горячее питание прямо в вагонах-столовых, а пока Тавис сидит на чурбаке, кушает свои припасы и думает: «С чем это у Ванки-Морем пирог был… пирог бальшой, во всю грудь. Не съест Ванка пирог, не осилит, каму даст кусок, интересна каму? Эта маряк не хароший таварищ, ну зачем не сказал, что Юрке сказал на ухо». И вдруг Тавису стукнуло в голову спросить самого Юрку, и он нежно предложил:
– Юра, хочешь татарский кухня пробовать?
– А че ее пробовать, я все сожру, что дашь!
– Юра, скажи пажалста, что тебе Ванка на уха шептал, кагда ты из вагона бежал, как ашпаренный каза?
Юрка, округлив глаза, строго посмотрел и недовольно воскликнул:
– Ну, так нечестно!
Тавис сник, перестал жевать, но собрался и ответил:
– А я на товарищеском суде, кагда тваю мать судили за прогул, сказал честна – да, ана на работу не выхадила! Дак аб этам вся бригада знала.
Разговор в обеденный перерыв, чуть было не переросший в конфликт, на этом и закончился, сучкоруб Храмова настойчиво просила бригадира ответить на волнующий ее вопрос:
– Почему такая несправедливость в зарплате? За прошлый месяц я и вот Анна Палагина получили по восемьдесят рублей, а в других бригадах обрубщики сучьев получили по сто. Что, мы хуже других работаем?
– Работаем мы не хуже других, я и сам озабочен, почему так вышло. Конечно, все дело в кубатуре, лес на корню у нас тоньше, чем у других бригад. Вот, например, для нормы надо сто толстых бревен, а на нашей лесосеке таких бревен нет, наших бревен для нормы надо сто пятьдесят, а мы не успеваем столько заготовить, вот и результат. Надо в конторе разбираться, чтобы норму снизили, это нормировщики напутали.
– Ага, счас, снизят вам норму! – недовольно высказалась Анна, примеряя новые полученные со склада рукавицы.
– Да ладно, Анка, разберемся, постой-ка, а что ты в рукавицах не работаешь? – осведомился Чумаков.
– Они такие широкунныя, с рук спадают, я мужу Леньке отдам.
– Твой Ленька из рук бригадира узкоколейки каждую неделю рукавицы получает, – настаивал Чумаков.
– А я от себя подарок сделаю, – неожиданно улыбнулась Анна Палагина.
– Дядя Толь, – подал голос Юрка, – а ты кого на соцсоревнование вызвал?
– Я подумал и решил потягаться в работе с Батмановым Михаилом Петровичем. Он вальщик опытный, знатный, по праздникам дорогие подарки получает. Конечно, летом его не опередишь, а зимой у меня есть шанс.
Юрка захохотал и прилюдно выразил свою мысль:
– Да уж зимой-то в снегу видать только его шапку да пилу на плече!
– Молод ты еще, пацан, старших обсуждать, – сердито заметил бригадир, – вот поживи с его – узнаешь, почем фунт лиха! Ну ладно, пообедали, поговорили, пора за работу браться!
Бригадир Чумаков взвалил бензопилу и знакомым волоком пошел в делянку на пасеку под дробный стук работяги-дятла. Сидит птица на уцелевшем дереве и стучит не для музыкальной забавы, а своим инструментом – клювом добывает пропитание.
VIII
После обеда небо почернело, все загудело вокруг и ударила страшная гроза с молниями и громом и, хотя обошлось без града, лесорубам и этого хватило с лихвой. Хорошо, что вальщики успели убежать с пасек, обошлось без беды.
У трактористов крыша над головой, все полегче, но и их такое представление бьет по карману.
Мотористы мотовоза Федосеев Михаил, Беляев Антон Никитич, мастер УЖД Семенов.
Сорокин курит и машет рукавицей, выгоняя из кабины комаров. Его помощник вытащил из кармана кусок бересты, зажег и гонит кровососущих огнем и дымом, за что, к неудовольствию, получил замечание:
– Ты, Тавис, своим факелом подожжешь технику, вишь, тут везде мазут да солярка!
– Панимаю, панимаю, я астарожна! Шайтан, какой все же плахой пагода – как будем норма делать? – сокрушался в оправдание Тавис.
Ближе к вечеру дождь поутих, но появился сизоватый туман, будто в лесу за каждым деревом притаились невидимки и курят свои невидимые папиросы. Пора домой, но рабочие из лесу не вышли, вновь застрекотали пилы, стучат звонкой сталью топоры.
На станцию пришел мотовоз, собрал по разъездам груженые древесиной вагоны, затолкал их на запасный путь и подкатил к теплушкам.
Сцепщик вагонов, он же кондуктор Владимир Свинков, обошел весь поезд, удостовериться, все ли вагоны подвижного состава сцеплены и, завершив осмотр, поднялся в кабину к мотористу Михаилу Федосееву.
– Ну, вот, осталось дождаться рабочих и поедем домой, – доложил кондуктор, сняв мокрые рукавицы.
Федосеев смотрит на часы, хмурит брови:
– Уж давно пора бы всем собраться, время отправления поезда давно прошло.
– Не спешат домой работяги, – отвечал Свинков, – норму догоняют.
Поздно вечером теплушки заполнились народом. Лесорубы, затопив буржуйки смоляными дровами, сушат одежду.
Кондуктор заглядывает в каждый вагон, спрашивает – все ли рабочие пришли из делянок.
Наконец поезд трогает с места, колеса вагонные, набирая обороты, выстукивают знакомую дробь.
Хуже всего в теплушке мокрым женщинам, при работе холода не чувствуешь, а вот сидят на лавках и зуб на зуб не попадает. Прилюдно лишней одежды возле буржуйки не снимешь, так и едут до дому мокрые.
Железная печка раскалилась докрасна, парафиновые свечи осветили уставшие лица, послышались разговоры.
– Как дела? – спрашивал бригадир Ялагин бригадира Батманова Михаила Петровича.
– Такие вот дела! – лениво отвечал Батманов. – Видал, что происходит?
– А что происходит-то? – не унимался Павел Васильевич.
– Ты, поди, и не знаешь?.. Вот ты сегодня сколько кубов свалил?
– Ага-а, так я тебе и сказал! Я сегодня тебе выдам заготовленную кубатуру, а завтра меня перещеголяешь!
