На улице снова раздался шум приближающихся, изо всей силы сигналящих авто. Казалось, это целый кортеж мотается по небольшому Городу туда и обратно, воет и рычит, чтоб привлечь к себе как можно больше внимания. Адель подошла к кромке тротуара и выглянула из-за спин, как если б стояла на параде и с нетерпением ждала приближения колонны. Она всё хотела спросить – что бы это значило? Но никак не могла себя заставить открыть рот.
Машины приближались на бешеной скорости. Их с тротуаров приветствовали дикими криками. Вот машины одна за одной стали пролетать мимо. Из раскрытых до предела окон торчали непонятные и незнакомые флаги, некоторые из которых были порваны. Однако Адель почему-то показалось, что именно эти порванные особенно возбуждают толпу, ввергая её в экстаз. Сидящие внутри пассажиры периодически до пояса высовывались из окон, и их вопль на национальном языке: «Да здравствует свободная республика!» – тонул в море аплодисментов. Окружающие тут же подхватывали этот крик, и тогда толпа скандировала в один голос, топала на месте и рвала на себе одежду.
«Какая „свободная республика“? – опять стало казаться, что всё это кино. – Вот сейчас приедет милиция и устроит всем „свободную республику“!». Но, как ни странно, милиция всё не ехала. Что больше всего поразило её, так это то, что на крыше машины сидела разбитная деваха. Она размахивала самым большим флагом и орала, перекрикивая сигналы. И никто ей не свистел! Нет, свистели, конечно, но вовсе не для того, чтоб сказать, что девица «испорченная», а наоборот – ею восторгались! «Сексуальная революция?! – чувствуя, как в душе поднимается волна восторга, наконец догадалась Адель. – Неужто они решили снять с себя эти дурацкие одеяния и начать новую, нормальную жизнь?!»
– Ура-а-а-а-! – закричала она вместе со всеми. Стоящие рядом обернулись в её сторону и одобрительно улыбнулись. – Да здравствует независимость!!
– Ураа-а-а-а! – закатывалась толпа. – Русские! Убирайтесь вон из нашей Республики! Убирайтесь все! Наша республика для нас! Да здравствует президент!!
«У них что, крышу снесло?! – Адель перестала орать. – Какой „президент“? Америки, что ли?! Откуда у нас „президент“?! Так может, это вовсе не Сексуальная революция?!»
– Скажите пожалуйста, – обратилась она на национальном языке к пожилому мужчине, который улыбался особенно радостно, – о каком президенте идёт речь?
Счастье в глазах деда не померкло, он был рад лишний раз повторить то, о чём кричали на каждом углу, говорили в автобусах и шептались в регистратуре поликлиники.
– Всё! – Крикнул дед. – Теперь власть наша! Они, – дед странно потянул курью шею вправо, чтоб показать, кто именно, – вчера разогнали мирную демонстрацию около Дома Правительства, ну… которые голодали два месяца и жгли костры на Площади. Они наехали на людей танками, рубили их сапёрными лопаткам. Одну старую пожилую женщину, ну вот как я, – дед поднял вверх плечи, – солдат зарубил насмерть сапёрной лопаткой! Старое правительство вызвало спецназ, чтоб поубивать наших же людей… как можно, я не понимаю…
«Какие танки?! Какой спецназ?!» – Адель терялась в своих мыслях, не в силах понять, о чём разговор вообще. Про костры и голодающих она знала давно. Это было именно то, что в поликлинической регистратуре обсуждалось шёпотом за закрытой дверью. Они ждали «американцев», которые должны «скоро прийти» и «спасти их» от гнёта Русской империи. Неужели это действительно начало чего-то страшного? Если ещё вспомнить, как у нас тут любят пить! Стаканами, рогами, копытами… по пьяни вообще можно было такое устроить!
– …Эти знамёна, – дед сглотнул подступившие слёзы, – эти знамёна с площади, где лежали наши голодающие! И там ещё была беременная девушка. Они её тоже убили!
«Господи! Да что беременная-то делала ночью около Дома Правительства?! То бабушка, то беременная… Что-то дед про мужиков ничего не рассказывает. Они что, своими бабами прикрывались? Может, они их выставили перед спецназом, в полной уверенности, что бабы будут делать что хотят, – кричать на солдат, оскорблять их, плевать им в лицо, снимать туфлю и размахивать им перед носом, а они «не посмеют оскорбить женщину гор»? Если она правда там была – беременная… Неужели у неё не было никакого страха за своего ребёнка? Или она решила таким образом весело провести время? Но эти беременные даже в консультацию ходили со свекровями и золовками. Кто ж её туда с собой взял? И главное – для чего?..
– Ложись! – Вдруг дед с силой толкнул её, и, схватив за полу жакета, повлёк за собой на асфальт.
«Чё, совсем дурак, что ли?!» – хотела было крикнуть Адель, но в ту же секунду увидела, что стоящие вдоль тротуаров люди повалились на землю, закрывая головы руками и пряча лицо в грязь. Почти одновременно она услышала и какой-то странный звук, похожий на если б кто-то очень методично и быстро бил орехи молотком, и они раскалывались. Аделаида никогда в жизни не слышала таких звуков! Вообще всё окружающее выглядело и смешно, и интересно, и загадочно. Как в кино! Хорошо, что она пошла звонить в поликлинику.
– Первая батарея – огонь!!! Пиу – пиу… – это пули просвистели. Вторая батарея – огонь! Е-е-есть! Уничтожена огневая точки противника! Урра-а-а-а!!!
Ой, я не могу! В войнушку играют! В детстве не наигрались ещё? Бабушки убегают, а за ними спецназ с лопатками гоняется! Ужасно, что я из-за этого старого козла вся вымазалась! Да не хочу я играть в их игры!
Адель приподняла голову, чтоб получше рассмотреть: как на очередном автомобиле девица с крыши не падает? Она бросила взгляд поверх голов и почувствовала, как зрачки её расширяются.
На уровне крыши страшно замызганного оранжевого «Жигулёнка» была не задница отважной девицы с флагом в руках, а торчала чья-то волосатая рука с приспущенным рукавом чёрной куртки. Эта рука держала автомат Калашникова, поднятый дулом вверх. Точь в точь такой, какой они разбирали и собирали на время на занятиях по военной подготовке в школе. Толстый короткий палец судорожно нажимал и отпускал курок, и именно когда он нажимал, раздавался этот мерзкий звук, так похожий на битьё орехов.
«Не, ну вообще обалдели! То русским советуют убираться, пока не выдворили насильно, то американцев ждут, то на крышах ездят, то стреляют для острастки! Ненормальные! Слава богу, что я скоро отсюда уеду! Всё-таки Лёсик очень здорово придумал!» – При воспоминании о Лёше стало совсем противно наблюдать этот фарс с преследованиями, победителями и побеждёнными. Захотелось встать, обтереть лицо и пойти домой. Пусть без меня доигрывают!
– Куда?! – Завизжал дед на национальном языке, резко ударил Адель по спине и лёг сверху. Над головой дико взвизгнуло и хлопнулось в ствол дерева прямо за спиной.
Эта машина с весёлым автоматчиком была последней. Он от счастья стрелял в небо, но чуть раньше опустил руку, чем убрал непривычный к оружию палец с курка… И не собирался никого убивать! Так… палил, чтоб возвестить пришествие Новой Эры!
У «кирии», дамы-аристократки, которая, когда взбивала себе кофе, ухитрялась обрызгать даже стены ванной комнаты, она работала до трёх. К Такису она попала по знакомству, но случайно, после двух-трёх неудачных попыток устроиться хоть куда-нибудь «младшим медицинским персоналом».
Помогла соседка. Простая соседка сверху. Она почему-то решила взять Аделаиду под своё попечительство. Скорее всего, ей Лёша нравился. Соседку звали Эфи, от слова «Эфтихия», что означает «счастье». Сколько ей было лет, никто не знал. Но другая, довольно пожилая соседка Меня сказала, что когда она была маленькой и ходила в школу, Эфи уже заканчивала парикмахерские курсы. Эфи, несмотря на возраст, вообще была очень энергичной и с самого дня вселения «русских» организовала шефство над ними. Проверяла, правильно ли оплачены счета за свет, не обманывают ли её в плате за уборку подъезда. Эфи приходила со второго этажа раз пятнадцать на дню. Она приносила поесть, приносила мелкую мебель в виде табуреток, какие-нибудь безделушки, которые Адель, чтоб не обидеть, ставила на самое видное место и каждый день стирала с них пыль, Эфи была парикмахером. Стригла она прямо у себя в квартире, в специально под это дело оборудованной комнате. Адельке она обещала сделать на голове нечто «поли кало», что значило – «очень хорошее», затащила к себе и соорудила дикую «химку». «Химка» торчала во все стороны и её невозможно было прочесать. Когда Эфи закончила, она спустилась вместе с Адель вниз, чтоб посмотреть на восторги Алексея, ну, или просто на Алексея. У Лёши оба глаза съехали к переносице. Он никак не мог взять в толк, что это «не отмоется водой и мылом», что это на «шесть месяцев», или пока волосы на отрастут. Он думал, что Эфи плохо объясняет на пальцах.
– Секси, э? Алексии, секси, э? – Эфи скалилась и подталкивала Адвоката плечом.
– Слушай, ты! – у Лёши нижняя челюсть выехала вперёд. – Объясни ей по-быстрому, что мне не нравится, когда мою жену называют «секси»!
