Некоторые говорят, что все беды нашей страны заключаются в том, что мы дремучая, грубая, отсталая нация, что нас надо просвещать, приучать к цивилизации, к демократическим ценностям, как дикарей-индейцев, как варваров. Как правило, так рассуждают деятели, которые стояли у зарождения подлой системы в нашей стране, те, кто нам её навязал. Это они так мыслят о народе, который разгромил Наполеона, Гитлера и первым запустил человека в космос. Они говорят, что взяточничество было характерно для России всегда, но именно за время их власти, за эти пару десятилетий из нашей страны было вывезено ценностей больше, чем за все столетия вместе взятые. Когда такие типы начинают разглагольствовать о коррупции и несправедливости, им надо, по словам профессора Преображенского, лупить себя по затылку, ведь они сами её ввели.
Им организованно вторит всякий сброд – это так называемые правозащитники, которые защищают чьи угодно права: секс-меньшинств, педофилов, сектантов, но только не основной массы населения; «продвинутые» деятели культуры, чья деятельность заключается во внедрении разврата в массы; члены общественных организаций и фондов, как правило, имеющих западные корни; скользкие журналисты, холопы европейско-американского образа жизни. Эта публика – удавка на шее России, давно связанная, накинутая и затянутая. Они вдохновители и стражи разрушительных для нашего этноса идей. Если появляется кто-то, высказывающий здравую мысль, к примеру, запретить мат по телевидению, они тут же начинают обсуждать, критиковать и доводят эту мысль до абсурда.
Они болтаются по разным передачам, ток-шоу, радеют якобы за свободу творчества, за свободу выражать свои мысли. К примеру, если педофил описал в книжке свою больную похоть, эта публика вам скажет – это его право, он так видит мир. Подобную свободу правильно назвать свободой разложения. Она рушит ориентиры, понятия добра и зла. Как чёртик из шкатулки выскочило племя псевдотворцов, чье «творчество» обращается к самым низменным чувствам. Их аргумент – народу нравится, людям интересно на это смотреть. Но если на Красной площади поставить баню и в её стенах проделать отверстия для наблюдения – выстроится очередь из желающих увидеть запретное.
С такими мыслями Максим ступил на брусчатку Красной площади. В центре её, там, где, по его мнению, могла располагаться развесёлая баня, был установлен каток. Даже в такой поздний час здесь звучала музыка. Не спеша, синхронно, вдоль бортов по кругу каталось десятка два людей. Сам каток и находившийся сразу за ним массивный ГУМ были по периметрам освещены разноцветными гирляндами огней, которые оживляли чёрную панораму. С этими нарядными, похожими на торт сооружениями и видневшимся вдали храмом Василия Блаженного резко контрастировал мавзолей. Холодный, зловещий, он, казалось, держал в напряжении всю округу. Максим подошел близко к мавзолею. «Капище!» – пронеслось у него в мозгу. Где-то там, за тяжелыми гранитными плитами, лежал мертвец.
Как-то по телевизору Максим смотрел передачу о том, как хранится и время от времени удобряется тело Ленина. Желтую, вспоротую и выпотрошенную мумию погружали в склизкий, похожий на кисель, раствор. Жуткое зрелище! Сколько это тело наделало зла, если уже столько лет не знает покоя?! Не знает покоя и страна, в чье сердце вонзил клюв и когти этот упырь. Ударил в сердце и лежит в самом сердце.
Ботинки Максима были на тонкой подошве и не предназначались для продолжительного гуляния по зимней слякоти. У Максима давно промокли ноги, но он не обращал на это внимание. Он стоял как вкопанный, упёршись взглядом в мавзолей и особенно в один его угол. И вот в какой-то момент напряженного созерцания Максим почувствовал прилив леденящей душу тревоги, его кинуло в холодный пот, волосы на голове встали дыбом. Ему почудилось, что чёрный мавзолей покачнулся в одну сторону, а брусчатка площади поплыла в другую, ад разинул свою бездонную пасть и время остановилось. Минут через десять Максим привлек внимание охранника, одетого из-за сырой погоды в плащпалатку, прохаживающего вдоль захоронений возле стены. Охранник остановился, ему было не понятно, зачем приличного вида мужчина стоит так долго, уставившись на мавзолей. Заметив реакцию охранника, Максим побрёл в сторону храма Василия Блаженного. Он всё так же не знал, как будет жить дальше, но что должен сделать понял бесповоротно.
Россия, если отпадешь от своей веры, как уже отпали от неё многие интеллигенты, то не будешь уже Россией или Русью Святой. И если не будет покаяния у русского народа – конец мира близок. Бог отнимет благочестивого царя и пошлет бич в лице нечестивых, жестоких, самозваных правителей, которые зальют всю землю кровью и слезами.
Святой Иоанн Кронштадтский, 1905 г.
На подготовку задуманного тем холодносырым поздним вечером у мавзолея ушло больше месяца. Одновременно с этим, пытаясь сформировать для себя образ того, чья мумия тухнет в сердце страны, лишая её выздоровления, Максим перелопатил массу литературы и документов. Во многом ему помог интернет. Однообразнотошнотворную макулатуру времен построения коммунизма, восхвалявшую дела, идеи и личность вампира, Максим отбросил как необъективную. В своих изысканиях он отдавал предпочтение и современным авторам, пытающимся дать анализ событиям почти вековой давности с позиции накопленного нашей страной последующего исторического опыта, и трудам людей, кого судьба свела с бесами революции в реале, а также словам тех отечественных прозорливых провидцев, ясно понявших, кто именно явился на исторической сцене под псевдонимом Ленин. Максим с лихорадочным упорством и интересом вгрызся в литературу об Ульянове. Никогда в жизни он не был так увлечён. У него была ощущение, сравнимое с ударом тока, у него замерло сердце, когда он случайно наткнулся на почти документальное подтверждение того, что он увидел в ту тяжёлую и мрачную для себя минуту, когда всматривался в один из углов мавзолея. Некоторые, особо заинтересовавшие фрагменты Максим ксерокопировал, что-то выписывал.
Здесь мы совершенно отходим от общего повествования и чуть ли не меняем жанр, но… опять же обратимся к ветру, в его власти многое. Когда-то он был свидетелем свирепой братоубийственной гражданской войны, породившей голод, тиф, разруху. Он выл над трупами людей и лошадей, ревел в разбитых, обезлюдевших жилищах, он видел многое. Ветер развернет веер картинок и сцен того времени, эти записи собрал Максим, но ветер вдохнет в них жизнь. Читатель, запасись терпением, попробуй услышать музыку ветра, она поможет впитать суть прошедшего.
А.И. Куприн:
«В первый и, вероятно, в последний раз за всю мою жизнь я пошел к человеку с единственной целью поглядеть на него… Просторный, мрачный и пустой, в тёмных обоях кабинет. Три чёрных кожаных кресла и огромный письменный стол. Из-за стола поднимается Ленин. У него странная походка: он так переваливается с боку на бок, как будто хромает на обе ноги, так ходят кривоногие прирожденные всадники. Во всех его движениях есть что-то крабье. Но эта наружная неуклюжесть, ловкая неуклюжесть медведя. Он маленького роста. Ни отталкивающего, ни величественного, ни глубокомысленного нет в наружности Ленина. Скуластость и разрез глаз… не слишком монгольские; таких лиц много среди «русских американцев». Ленин совсем лыс. Но остатки волос на висках, а также борода и усы до сих пор свидетельствуют, что в молодости он был отчаянно огненно-красно-рыж. Об этом же говорят пурпурные родинки на его щеках, твердых, совсем молодых и таких румяных, как будто бы они только что вымыты холодной водой и крепко-накрепко вытерты.
Разговаривая, он делает руками близко к лицу короткие, тыкающие жесты. Руки у него большие и очень неприятные. Но на глаза его я засмотрелся. Другие такие глаза я увидел только раз, гораздо позднее. От природы они узки, кроме того, у Ленина есть привычка щуриться, должно быть вследствие скрываемой близорукости, и это вместе с быстрыми взглядами исподлобья, придает им выражение минутной раскосости и хитрости. Но не эта особенность меня поразила в них, а цвет их зрачков. Подыскивая сравнения к этому густо и ярко оранжевому цвету, я раньше останавливался на зрелой ягоде шиповника. Но это сравнение не удовлетворяет меня. Лишь прошлым летом в Парижском зоологическом саду, увидев золото-красные глаза обезьяны-лемура, я сказал себе удовлетворительно: „Вот наконец-то я нашел цвет ленинских глаз!“ Разница только в том, что у лемура зрачки большие, беспокойные, а у Ленина они – точно проколы, сделанные тонкой иголкой…»
19 декабря 1932 годаАнна Ильинична Ульянова, старшая сестра Ленина, в письме к И.В. Сталину:
«Для вас, вероятно, не секрет, что исследование о происхождении деда показало, что он происходит из бедной еврейской семьи, был сыном житомирского мещанина Мойшки Бланка. Этот факт, имеющий важное значение для научной биографии Вл. Ил-ча для исследования его мозга, был признан тогда при открытии этих документов неудобным для разглашения. В институте было поставлено не публиковать и вообще держать этот факт в секрете».
