Глава 5
– Не понимаю, сына, зачем тебе этот фестиваль. Ничего путного из этого не выйдет.
– Отец… – Марьяна примирительно положила руку на плечо мужа. – Пусть мальчик съездит.
– Нет у нас денег на это!
– Я на Элькин грант еду, батя…
– С чего это? С чего ты на ее грант вдруг едешь? Пусть сама на него едет! А откуда у нее грант?
– Она в прошлом году Гран-при получила на фестивале, и ей дали грант…
– И ты в это веришь? Да врет она все! А с собой что, денег не надо тебе? А на билет? Тоже грант? Билеты, знаешь, сколько туда стоят! Куда ехать-то надо? В Прибалтику, что ли?
– Да, в Юрмалу.
– Да что там делать! Бездари там одни…
– Отец, отец… – Марьяна погладила мужа по большой руке. – Мальчику интересно.
– А ему интересно, откуда отец деньги ему на билет возьмет?
– У меня зарплата через неделю…
– А жить мы на что будем? Сколько билеты стоят? Два месяца потом голодать?
– Элька сказала, у них есть баллы, они много путешеств… – Митя осекся под гневным взглядом отца.
– Кто? Что? Какие баллы? Что ты мелешь? Что такое баллы? Они что, экзамены сдают? Не понимаю! И что ты мне в глаза тычешь – «Элька, Элька…»! Что за собачье имя? Как ее полностью зовут? Да не хочу я знать, как ее зовут, видел я ее в музыкальной школе! Лохмы распустила, задницей вихляет, обтянула – что там обтягивать-то… Элька… Чтобы я больше не слышал этого! Говоришь, как будто о своем лучшем друге…
– Батя… – Митя пытался остановить разошедшегося отца.
Тот в ярости разлил чай по всей клеенке, собирал его машинально рукой, потом бросил в лужицу полотенце. Митя осторожно достал полотенце, встал, отжал его в раковину, с опаской поглядывая на отца. Сейчас лучше делать как можно меньше лишних движений и не говорить лишних слов…
– Отец, да и правда, не заводись, ничего такого нет. Не хочешь, никуда он не поедет, да, Митюша? Сядь, сынок, я все уберу…
– Я – не хочу? Я не хочу, чтобы мой сын ехал в Европу? Да я все для него сделаю, чтобы у него все было! Только надо знать, куда и с кем ехать!
– Ну тут вроде бесплатно он едет, Филиппушка… – улыбнулась Марьяна. – Не каждый день такая удача. Куда мы его летом отправим? А так все-таки мальчик Европу повидает…
– Европу… Да главное, зачем все это? А репетировать когда он будет? Заниматься на виолончели?
– Целое лето еще впереди, батя… – тихо вставил свое слово Митя. – И потом, я же играть буду, все равно это полезно, не свою программу, конечно, но…
– Слышь, Митяй, а не обидно тебе девчонке какой-то подыгрывать?
– Почему подыгрывать, батя? У меня там довольно сложная партия… А во втором номере у меня вообще соло…
– Ну, не знаю… – Филипп откинулся на спинку кухонного диванчика и забросил руки за голову, взъерошив свои длинные седые волосы. – Рано поседеешь… – Он погладил сына по голове, легко дотянувшись до него через стол огромной рукой.
– Филипп… – Марьяна взглянула на мужа и продолжать не стала.
– Поседеешь! – Филипп с любовью смотрел на сына. – Я поседел, и ты поседеешь. Ты весь в меня. Копия. Все, как у меня будет.
– Удачи только, может, чуть больше! – аккуратно вставила свое слово Марьяна.
– Если с бабами не закрутится раньше времени. Я вот в каком возрасте женился, ты помнишь?
– В сорок два, – проговорил Митя, с трудом дожевывая суховатую кашу.
– Вот, значит, и тебе такой срок, не раньше. Ешь-ешь! Вся сила в пшене! – Отец пододвинул к мальчику кастрюлю с кашей. – Клади еще!
– Я – всё, батя.
– Нет, ты еще не наелся, ешь! – Филипп зачерпнул большой половник каши и положил Мите. – Ешь, сказал! Где силы брать мужику, если не в еде?
– Мяса бы купить… – вздохнула жена.
– Вот сейчас заказ получу, все у нас будет… Если опять не подставят, как в прошлом году. Не звонят что-то. Сам не хочу звонить, у меня гордость есть. – Филипп похлопал сына по плечу. – Вот молодец, ешь-ешь! Отец сказал – сын сделал!
– Не могу больше, батя, обратно лезет…
– А ты ее сверху трамбуй, сверху! – засмеялся отец. – Еще бери…
– Филипп, мальчик с таким трудом похудел, может, не надо…
– А с чего он худеть надумал? Чем ему живот мешал? – Филипп потрепал сына по щеке. – Что это за вид? Щеки худые… Сидеть за виолончелью можно и с животом. Живот – это жизнь, ты не знал?
– Знал, батя.
– Вот. Так что я своего живота не стесняюсь, это естественно и хорошо. Вон у меня какой живот! Живот – это что?
– Жизнь, – проговорил Митя с набитым ртом.
– Ешь, осталось еще полтарелки. Пока не съешь, играть не пойдешь. А играть тебе сегодня четыре часа. Вчера играл два. А мы играем по три часа в день. Это покуда учебный год не окончился. Летом по пять будешь играть. Я – сказал.
Митя кивнул.
– Давай, жена, чаю. Убери это! – Филипп легким щелчком вышиб из рук Мити кусочек хлеба, который тот машинально крутил, слепя из мякиша за минуту изящную фигурку. – Что это за урод? – Филипп поднял фигурку, покрутил, прищурясь, бросил на стол и одним движением кулака размял ее в лепешку. – И так будет со всем, что ты слепишь. Не получается у тебя лепить, сынок, понимаешь? Не твое это. Просыпаешься утром – на полочку посмотрел, на уродцев, которых ты налепил в прошлом году, – специально не выбрасываю, чтобы сына мой каждое утро вспоминал: «Я – бездарен!»
Марьяна молча обернулась на мужа, но ничего не сказала.
– Что ты на меня смотришь?! – тем не менее взвился Филипп. – Что? Бездарен он как скульптор… Да и вообще – какой скульптор! Что за слово? С чего это Митрофан наш – и скульптор? Руки у него шаловливые! Бью-бью, никак не отобью!
– А что такого, – Митя понимал, что сейчас совсем не время говорить об этом, но он так давно хотел у отца спросить, – если у меня… просто хобби такое будет… бать, а? Просто хобби…
– Хобби?! – заорал Филипп, и на лбу у него мгновенно вспухли неровные вены.
– Отец, отец… – заторопилась Марьяна. – Успокойся, тебе нельзя так волноваться… Митя, ну зачем ты…
– Хобби он захотел! Слово-то какое нашел! Смотрите-ка на него! Выполз змеёй, гаденыш, придумал! Да сдохло твое искусство! Нет никакого искусства у нас в стране, понимаешь! Никому ничего не нужно! Бабки только нужны! Есть бабло – нет бабла – вот тебе и все искусство. Лепи не лепи! Тем более что у тебя – ни-че-го не получается, ты понял? Ничего! Твое дело – виолончель! Слишком ты поздно это понял, профукал столько лет в музыкальной школе, протрындел, но – мы – наверстаем! Всё, с сегодняшнего дня – по четыре часа! Не дожидаясь лета! А летом – по семь!!!
– Филипп… Батя… – одновременно ахнули жена и сын.
– Я – сказал! Пока – по четыре!!! Потом по семь!!! Буду сидеть рядом с тобой! Моцарта отец привязывал к табуретке! И что из него получилось? А?! Не слышу ответа! – Филипп резко повернул к себе лицо мальчика. – Ответа не слышу!!! Что из него получилось?
– Моцарт получился…
– Во-от!!! Из тебя тоже получится гений! Я все для этого сделаю! Рядом все четыре часа буду сидеть! Не встанешь у меня со стула!
– Хорошо, – проговорил Митя, глотая горький чай. – Мам, а сахар можно?
– Са-ахар? – засмеялся Филипп. – Какой такой сахар? Ты пока не заслужил сахар. Я сказал – оценки когда выставят в году, алгебра, геометрия, физика – пятерки, тогда и будет тебе сахар. Мужику нужны точные науки!
– Зачем только… – тихо проговорила Марьяна.
– Жена! – Филипп с треском хлопнул ее по спине, в крохотной кухне ему дотянуться было нетрудно. – Что нужно мужику – бабе не понять, ясно? Допил, сын? Иди в комнату. Приду тебя пороть.
Митя отставил чашку и попытался встать.
– Ты не допил чай, зло оставил, – усмехнулся Филипп, заглядывая к тому в чашку. – Кому ты зло оставил? Допивай.
Митя допил чай и ткнулся головой в плечо отца.
– Вот так, – удовлетворенно сказал отец.
Когда Митя ушел в свою комнатку, Марьяна быстро сказала:
– Ты уверен с поркой? Может, без меня? Я пойду в магазин скоро…
– А ты из кухни не выходи. – Филипп крепко обнял жену. – Я – уверен во всем. Слушай меня, жена. Ремень мне дай.
Марьяна протянула мужу два ремня, висящих на гвозде рядом с кухонным полотенцем.
– Этот лучше, шире. – Филипп оттянул один ремень рукой. – Тот повесь обратно. Так отхожу сейчас парня – перехочет ехать с этой… Вот увидишь. Забудет все. Запрещать не стану. Сам не захочет.
– Филипп… – Марьяна опустила голову.
– Что? – Филипп резко поднял ее голову обеими руками. – Что?
– Нет, ничего. Не перестарайся, как в прошлый раз.
– Нормально! Отошел же тогда! Мужику полезно! Пусть умеет терпеть боль! А в армию как он пойдет? Пусть терпит! В огне пусть закаляется, спасибо потом мне скажет. Сиди здесь, не выходи. Люблю тебя, такой, как ты, больше нет. – Филипп с силой прижал к себе жену и вышел большими вальяжными шагами из кухни.
– Да, да… – прошептала Марьяна и прикрыла дверь на кухню. Наверно, муж прав. Прав во всем. Он – сильный. Он перенес все свои несчастья, не сломался, не запил вчерную. Другие бы не смогли. А он – смог. И пить бросил совсем…
