– Это не страшно.
– Ты притянешь мясо.
– Я верю сердцу, Обу. Я иду к вам.
– Дор, нам нужны братья! Мясо клубится. Я ведаю.
– Я зову щит.
– Это опасно! Мясо чувствует их. Нам нужны просто братья!
– Я зову их.
Трыв вышел, принялся менять переднее колесо. Внедорожник с торчащим крылом проехал мимо и остановился в десяти метрах. Обу опустил темное стекло. К «Мерседесу» подъехала белая «Тойота» ДПС с мигалкой. Из нее вышел полноватый лейтенант с одутловато-недовольным лицом, незажженной сигаретой в пухлой руке, козырнул:
– Здорово живете!
Продолжая крутить домкрат, Трыв поднял голову:
– Здоров.
– Оба сразу? Дела! Как говорится, и на мерина бывает проруха. Помочь?
– Обойдемся, лейтенант, своими силами. – Мэрог ответил вместо Трыв, опуская свое темное стекло и держа пистолет наготове. – Этих сил у нас теперь – хоть жопой ешь!
Обу, Мэрог и Трыв рассмеялись.
– Это точно… – усмехнулся лейтенант и нервно зевнул, захлопал по карманам. – Блин, куда же я ее… как всегда в машине…
Он обернулся, чтобы крикнуть напарнику, но Мэрог высунул в окно руку с зажигалкой, щелкнул:
– Землячок.
– Ага… – лейтенант наклонился, прикурил. – Спасибо. Ну ладно, бывайте.
– Бывай.
Лейтенант, попыхивая сигаретой, сел в «Тойоту», и она уехала.
Мэрог прикрыл глаза и облегченно выдохнул:
– Надо положить себя на Лед.
– Лед – наш престол. Он дает равновесие. А Свет дает силу.
– Свет дает силу, – повторил Мэрог и снова прикрыл глаза.
Трыв поменял колеса.
«Мерседес» поехал дальше. Мэрог снова открыл чемодан и осторожно взял руку спящего мальчика:
– Мясо сильно. Но у его сил есть пределы.
– Мясо опасно, брат Мэрог. Но у него нет престола, – произнес Обу.
– Мясо только алчет и клубится, – добавил Трыв, протирая руки влажной салфеткой.
– Потому что чует близкую гибель, – добавил Мэрог, бережно сжимая безвольные, прохладные пальцы мальчика.
«Мерседес» свернул на Киевское шоссе в сторону аэропорта Внуково.
Сердце мое чувствует присутствие братьев.
И я покидаю свой сон. Который постоянно вижу последние годы. Сон, помогающий мне спать на планете Земля. Сияющий сон мой. Сон, который всегда со мной:
Мы наконец вместе, все, все, все до единого, мы приближаемся к Месту, оно уже совсем близко, я вижу его, оно выплывает из тумана, оно неминуемо, оно так желанно и неизбежно, что я боюсь потерять сознание в последний момент и держусь, держусь, держусь за братьев и сестер, руки мои обнимают их, я в их толпе, в родной толпе, я прижимаюсь к ним, я трогаю их тела, которые совсем скоро растворятся в Свете, растворятся вместе со мной, растворятся навсегда, я вглядываюсь в лица, в родные лица, окружавшие меня все эти десятилетия, помогавшие идти к нашей цели, я слушаю биение их сердец, последние удары этих мясных моторов, прятавших Свет, присущий нам, Свет, которым скоро станем мы все, Свет Изначальный, Свет, не давший нам погибнуть на страшной планете Земля, Свет, который совсем, совсем, совсем рядом.
Рука брата Мохо трогает мое лицо. Я узнаю и вспоминаю. И просыпаюсь телом. Открываю глаза. Брат Мохо и сестра Тбо стоят в изголовье моего ложа. Они взволнованы. И я сразу понимаю – почему. Им не надо произносить убогих земных слов: сердца их лучатся радостью. Я слушаю их сердца. И понимаю, какая это радость. Сердце мое трепещет ожиданием. Оно гораздо старше и сильнее сердец братьев. Но не потеряло способность невинно трепетать ожиданием. Сердце мое дрожит. Совсем как тогда, в Альпах, куда я попала девочкой. Грудь моя кровоточила. Ледяной молот потряс ее. И разбудил юное сердце. А старик Бро коснулся моего сердца. Так, что оно затрепетало сладким ожиданием Света.
Я шевелю пальцами. И поднимаю свои худые руки. Протягиваю их братьям. Дрожат мои руки. Склонясь, Мохо и Тбо берут мои ладони. Кладут себе на грудь.
Сердце мое приветствует их сердца.
Мохо и Тбо снимают одеяло с тела моего. Из горных трав, продлевающих жизнь плоти, соткано оно. Старое тело мое встречается с воздухом Земли. Горек этот воздух и разрушителен.
Входят братья Мэф и Пор, помогающие мне каждое утро. Тела их молоды и мускулисты. Дышат они силой и покоем. Мощные руки братьев подхватывают тело мое. Измождено оно земною жизнью. Иссушено сердечным веданием. Испито страданиями от отсутствия Дара Поиска. Дара, которым обладали только Бро и Фер. Дара, позволяющего найти всех сразу. Дара, который так и не открылся мне одной за эти шестьдесят лет. Которого я так мучительно жаждала всю свою настоящую жизнь. О котором постоянно молило сердце. О котором ревел мозг. О котором кипела кровь. О котором гудели кости.
Руки братьев несут меня в просторный каменный зал. Голубая раковина ждет меня. Братья бережно кладут немощное тело мое в теплую раковину. Парным коровьим молоком наполняется она. Бурлит молоко и пенится. Глотает мое тело. В зале звучат голоса братьев. Каждый из них тихо говорил что-то. И каждого из них помнит мое сердце. Десятки, сотни голосов сплелись в невидимый рой под мраморным куполом. Они всегда со мной. Я слушаю их. Голоса звенят. С этой музыки начинается каждое утро мое.
Я закрываю глаза.
И повисаю в пространстве.
И вижу сердцем всех наших.
В эту секунду их 21 368.
Вместе со мной – 21 369.
В мире мясных машин обретаются оставшиеся 1631. Их голосов не слышно в хоре. Я не вижу их сердец. Они еще ждут пробуждения. Ждут встречи с ледяным молотом. Ждут нас.
Быстро отдав мне свое тепло, парное молоко уходит из раковины. Мэф и Пор поднимают меня. Оборачивают простыней, сотканной из отборного льна. Сажают на два синих камня. Пальцы братьев помогают слабому телу моему избавиться от переработанной пищи Земли. Затем они обмывают меня под ледяной струей горной воды. Кристальная струя взбадривает. Память о спокойных льдах гор хранит она.
И я начинаю жить.
Мэф и Пор переносят меня в гардеробную. Я сажусь на теплый мрамор. Выбираю платье на сегодняшний день. Разные оттенки у платьев моих – от бледно-голубого до темно-синего. Но у всех платьев покрой один и тот же.
Знаю сердцем, что сегодняшний день особенный. Выбираю шелковое платье чистейшей голубизны. Сестра Вихе бирюзовым гребнем расчесывает мои редкие и совершенно седые волосы. Сестры Нюз и П растирают тело мое кунжутным маслом. Опершись на руки сестер, встаю я. И платье облекает меня. Сестры берут меня под руки. Ведут в небольшую круглую комнату. Из пурпурного камня гор вырублена она. Здесь капает вода и стоит чаша с чаем из таежных трав. Дают силу они старому телу моему. По утрам нахожусь я в этой комнате 23 минуты. Пригубливая чай маленькими глотками, отпускаю сердце. И сосредоточиваюсь умом. Сфера пурпурная заставляла меня вспомнить беспощадный мир Земли. Язык мясных машин вспоминаю я, их нравы и желания. Всплывает их угрюмый мир во мне. Готовит меня к борьбе дальнейшей.
После сферы пурпурной приступаю я к делам.
Но сегодняшний день особенный. И особенное дело надвигается. Мир мясных машин не интересует меня. Иду я в зал Трапезы. Просторный он, белый. Окна открыты. Шум прибоя доносится с берега. Бьется неподалеку Океан, нами созданный. Рокот его напоминает о Великой Ошибке. Посреди Трапезной большой круглый стол из камня сиреневого. Средний Круг помещается за столом. 230 братьев и сестер.
Я сажусь за стол. Фрукты и овощи лежат здесь. Каждое утро садятся за стол все братья и сестры, живущие со мной в Доме на острове. Сегодня они тоже здесь. Я вижу их сердца.
Га, Норо, Рат, Мохо, Тбо, Мэф, Пор, Вихе, Нюз, П, Шэ, Форум, Дас, Руч, Би, О, Ву, Сам, Он, Ут, Зе и Югом сидят со мной. Но не для того, чтобы начать трапезу, как обычно. Они хотят сообщить мне что-то очень важное. Они знают то, о чем сладко догадывается мое сердце. О чем я мучительно грезила последние годы. Что нарастало предчувствием. Что билось в сердце световой волной. И чего так жаждали все мы.
В зале Трапезы нами принято говорить только на земном языке. Дабы сердца наши были спокойны во время поглощения пищи. Но это утро мы не помним о еде. Брат Га, мой главный помощник в доме, нарушает тишину:
– Храм, он уже с братьями.
– Я ведаю , – отвечаю я, сердце сдерживая.
– Мясо клубится, – вздрагивает сестра Шэ. – Мясо противится Братству.
– Я ведаю .
– Мясо порождает трудности, – смотрит прямо Форум.
– Я ведаю , – отзываюсь я, справляясь со сполохом сердечным.
– Братство борется за него, – говорит брат Ву. – Он на пути к нам.
– Я ведаю .
– Щит прикрывает его.
