Осталась лишь последняя ступенька… Свеча, судорожно сжимавшаяся в дрожащей руке Вивианы, вспыхнула каким-то странным, алым отблеском, заколебалась и потухла. Стоя в кромешной тьме, принц и его избранница не могли понять, как видят только небольшой сундучок из ярко-зеленого бархата. Внезапно из стены вырвалось кровожадное, беспощадное пламя, вернее, пламенная змея. Она приближалась все ближе и ближе. Наконец путешественники почувствовали на своих шеях ее горячее, грубое дыхание. Вдруг демон открыл пасть и выпустил на людей яростный поток огня. Он жег, обворачивал, вертелся вокруг тел, впивался в одежду, но принц и англичанка этого не чувствовали, не хотели чувствовать. Их подпитывала любовь, что лилась из каждого уголка души, что щекотала сердце, что вырывалась из сжатых рук. Еще немного, вскоре ад закончится… Несмотря на всю критичность ситуации, на жуткую боль и жжение, молодой человек внезапно обернулся к любимой и впился ей в губы страстный поцелуем. Их уста горели, излучали неимоверные страдания, но влюбленные не ослабляли хватку. Их даже сейчас окутывал свой мир, мир своих чувств, страсти, нежности, мир, который не сожжет ни один огонь. Постепенно боль стала утихать, жар опускаться, и, с трудом оторвавшись друг от друга, путники огляделись. Змея исчезла, просто сгорела в пламени любви, ведь порой один огонь может уничтожить другой.
Тяжело дыша, молодая женщина опустилась на землю, с ужасом поглядывая на маленький огонек, тлевший средь песка. Затушив его носком сапога, араб помог любимой подняться и подвел ее к шкатулке, что являлась зенитом всех их приключений. Осталось лишь одно движение… Влюбленные положили свои скрещенные руки на ржавый замок, так, как когда-то это сделали Бомани и Меритамон. Раздался противный, скрипучий визг, что-то щелкнуло и вмиг замолчало. Шкатулка открылась. Вдруг из нее вырвался поток света, ясного, будто сияние солнца. Вивиана смогла рассмотреть в этих лучах…женщину. Одетый в свободное, белоснежное платье и с диадемой в виде скарабея, призрак улыбнулся и что-то прошептал, протянув к испуганным путешественникам свою окровавленную руку: «Спасибо. Вы освободили мою душу из этого плена», – вдруг алая кровь стала медленно стекать по запястью, растворяясь в воздухе, и вскоре ладонь царевна вновь стала белоснежной и чистой. Душа исчезла, направляясь к выходу, а Вивиана, все еще находясь в шоковом состоянии, коснулась дрожащими пальцами реликвии, которая представляла собой небольшой амулет в виде львиного глаза. Внизу болтыхалась золотая нить…
* * *
Маддалена издала хриплый возглас, ощутив неприятное покалывание в груди. Стоя в этом холодном, мраморной зале, женщина вдруг пошатнулась от какого-то прилива. Маленькие часики, все эти годы, тщательно спрятанные в поясе ведьмы, теперь сами выкатились ей на влажную ладонь. Итальянка с ужасом посмотрела на тонкую стрелку и замерла. Когда-то старуха, давшая ей эту вещь, сказала: «Это не просто часы. Когда они замедлят ход, знай, кто-то проник в пирамиду, и, победив огненную змею, приближается к амулету, он содержит в себе не только твои силы, но и жизнь». Тогда девушка удивилась таким словам, ведь на протяжении стольких веков еще никому не удавалось свергнуть пламенную рептилию. Колдунья предостерегла Маддалену, сказав, что той следует опасаться юной девчонки из Уэльса.
И вот, узнав в Вивиане Бломфилд своего врага, колдунья на протяжении многих лет пыталась уничтожить ее, разорвать на части отважную душу, но судьба, в которую, к сожалению, или, может быть, к счастью, не верила англичанка, сделала свое дело. Девушка, словно райская птица, не обращая внимания на боль и страдания, летела к своим заветным воротам, убивала, предавала, любила, рыдала… Синьора де Романо с трепетом и страхом ждала этого дня, отлично понимая, что рано или поздно он все равно настанет. И сейчас, окруженная тихим одиночеством, итальянка готовилась принять смерть из рук дочери проститутки и еврея. Рожденная в греховной связи, запятнанная презренной кровью, девчонка Дини сделала то, на что не решались сотни, тысячи титулованных господ.
Внезапно женщина застонала, и, судорожно сглатывая, стала оседать на безжизненные, ледяные плиты. Она смотрела на циферблат, переводила испуганные глаза на замедляющуюся стрелку, ждала… Итальянка в странном умиротворении закрыла глаза. Смерть приблизилась так близко, лишь миг… Чье-то прерываемое, холодное дыхание вырвало женщину из предсмертных мыслей. В нескольких шагах от нее…стоял призрак Софи. Все в том же платье, с распущенными, шелковистыми волосами, англичанка приблизилась к пораженной синьоре и улыбнулась: – Вижу, вскоре этот дом опустеет без своей хозяйки, – даже сейчас, в эти последние минуты, миссис Макларен не могла скрыть злорадства. Она всеми недрами души ненавидела Маддалену, молилась, дабы дочка смогла ее уничтожить. И этот день настал.
– Твоя девка выполнила миссию, – хрипло прошептала итальянка, и, с трудом поднявшись на локтях, посмотрела в глаза призраку: – Я рада, что покину этот бренный мир, запятнанный кровью невинных детей. Но знай, рано или поздно, Екатерина заплатит за свои грехи, не в этой жизни, значит, в другой.
– Ты до сих пор не поняла… Жаль. Маддалена, твою семью уничтожила не королева, она не способна убить.
– Тогда кто?… – закашлявшись, женщина откинула голову на плиты, и, посмотрев на часы, усмехнулась: – Прощай, Софи… Вскоре мы встретимся в другом мире.
– Не спеши. Лишь узнав правду, ты отправишься в свой последний путь. Приказ о казне издала Бесси Блаунт,[69] ее зависть и ревность к жене монарха переросла в какое-то безумие. Желая опорочить ее величество в твоих глазах и накликать гнев безутешной вдовы, Элизабет не побоялась убить даже невинных ангелочков. Это она лишила тебя женского счастья, она отобрала детей и мужа, она подожгла твое поместье, она разбила твою жизнь. Все эти годы ты охотилась не на ту. Я желала показать тебя верный путь, но ненависть, что окружала твой дом и твое сердце, не подпускала меня к тебе. Теперь это кольцо уже не имеет силы. Оно исчезнет так же, как и амулет. Прощай, там, возле Божьего Престола, ты расплачешься за все грехи.
– Прости, все мои жертвы…
– Господь простит, – Софи, словно пыль, вскоре растворилась в воздухе. Маддалена, издав последний вскрик, навсегда медленно закрыла очи, а часы, зазвенев, выпали из ледяной, безжизненной руки.
* * *
Вивиана, приложив ладони к выпрыгивающему сердцу, смотрела туда, где несколько минут назад горела ясным блеском реликвия. Теперь вместо нее осталась лишь груда пепла, источавшего слабый дымок. Внезапно леди Бломфилд почувствовала, как жгучие слезы разъедают глаза. Покачиваясь, молодая женщина с рыданиями бросилась в крепкие объятия Джамиля: – Все хорошо, мы победили. Амулет уничтожен, несчастные девушки отомщены, королеве больше не грозит опасность. Виви, дорогая, улыбнись, теперь мы все, я, ты, наш малыш, будем счастливы до конца своих дней. Было бы не плохо, конечно, если бы ты приняла в наш семейный круг и Амбруаза, – усмехнувшись, француз подошел к девушке, и, взяв ее руку в свою, поднес к губам: – Для меня главное, что сестра счастлива. Только тебе, Джамиль, я могу доверить свою жемчужину, – искренне засмеявшись, девушка горячо обняла мсье де Куапеля, тихо прошептав: – Спасибо, ты помог нам, братик, – раздались радостные вскрики, что разрезали приближающийся рассвет.
Шейх внимательным взглядом заскользил по сыну, недоверчиво поглядывая на его избранницу: – Выходит, вы были знакомы давно, – задумчиво протянул Кахарман, жестом приказывая гостям опуститься на подушки.
– Прости, отец, я не мог сказать правду. Эта девушка – не Малиха, так назвала ее Султаным. В благодарность за спасения, Вивиана покорилась своей доле. Она не знала, что таинственным молодым господином являюсь я. Но, а потом все пошло своим бурным чередом. Обезумев от страсти и любви, мы боялись и понимали, что Афифа навредит нашему счастью. Единственным оружием являлась ее собственная интрига. Поверь, папа, я бы никогда не подверг твою жизнь такой опасности, но в тот момент…
Араб поднял руку, призывая принца к молчанию, и, поднявшись с кресла, молча подошел к окну. Созерцая полуденный пейзаж, мусульман проговорил: – Я понимаю, сын мой, что такое любовь. Она делает человека слепым, глухим, беспомощным, но ужасно счастливым. Настоящие чувства я испытывал лишь к твоей покойной матери, но судьба рано отобрала ее у нас. Джамиль, Афифа созналась.
Наследник удивлено нахмурился: – В чем созналась?
– Она убила Егине, подсыпав во флакон смертельный яд, тот самый, которым собиралась отравить и меня. У этой безжалостной женщины есть склад, заваленный такими пузыречками, – наследник обреченно ахнул. Безусловно, в какой-то степени он понимал и чувствовал, что виновата в смерти мамы именно Султаным, но не решался даже думать об этом, не то, чтобы заговорить с повелителем: – Это не женщина, отец, а дочь самого шайтана! Ей нет спасения от моего гнева! – Джамиль ринулся к двери, но Кахарман остановил его уверенным движением: – Нет, стой. Эта дрянь вскоре поплатится за свои грехи. Я вынес ей приговор.
