Ее ожидания не оправдались. На вопрос: «Что у тебя за девушка?» – Сергей отделался расплывчатым: «Нормальная девушка». И неожиданно спросил:
– Мама, если бы тебе человек заявил, что считает десять библейских заповедей устаревшими, как бы ты к этому человеку отнеслась?
– Я бы постаралась, чтобы он забыл дорогу в мой дом. Это ты своей девушке заявил?
– И ей в том числе. – Сергей втянул носом слезы.
Вышло очень трогательно, будто сын рыдает, но не раскаивается в дурном поступке. Так случалось, когда Сережа учился в младших классах.
Он вытер руку о штаны, достал из кармана смятый листок:
– Вот эти заповеди. Скажешь, актуальны? Ерунда. Вредная ерунда!
Ирина Леонидовна преподавала в школе историю. Когда-то мечтала о научной карьере, но замужество, рождение детей, бытовые тяготы заставили отказаться от честолюбивых планов. Бросив взгляд на машинописный текст, она сказала:
– Человек может не верить в Бога, но издеваться над верой других не имеет права. Неверие чаще всего бывает следствием невежества. Подай мне миску с морковью. Наверное, это моя вина – твоя дремучесть в истории религии. Еще три луковицы порежь. Разницу между Ветхим и Новым Заветами знаешь? Нет? Хочешь, расскажу? Помешай в кастрюле. Однажды, когда вокруг Иисуса собралось много людей, он поднялся на склон горы, сел там и стал говорить. Это была величайшая речь в истории человечества. Нагорная проповедь. Изложение сущности христианской морали, ее отличия от древней иудейской, тех самых постулатов, что ты распечатал. Сними банку с чайника, поставь другую. Осторожно, не обожгись. Заповеди Иисуса стали называть Заповедями блаженства…
Она рассказывала о том, какой глубокий смысл кроется за каждой фразой заповедей, какое громадное значение они имели и имеют в нравственной эволюции человечества. Прерывалась, чтобы дать сыну распоряжение: морковь потереть на терке, снять кастрюлю с огня. И сама, говоря о высоких истинах, выполняла простые действия: обжаривала лук на масле, складывала овощную массу в банки, закрывала их крышками…
В этом не было профанации обсуждаемой темы. Мать и сын одинаково чувствовали серьезность предмета разговора. Но если бы говорили не так, как сейчас, по ходу бытового консервирования, а специально, сосредоточенно, отдельно, то пафос темы неизбежно вызвал бы скепсис. Современные люди впитывают информацию наскоком и налетом, выводы предпочитают делать сами.
Но когда Ирина Леонидовна закончила говорить, Сергей поинтересовался совершенно иным, далеким от религии.
Опускал в кипящую воду винтовые крышки, обжег палец, сунул его в рот и прошамкал:
– Мам, зачем эта кулинария? Разве не можем себе позволить в магазине купить консервы? Почему вы горбитесь на даче полгода, потом перерабатываете урожай до упаду? Ради чего? Время-то не голодное.
– «Вы» – это кто? – уточнила Ирина Леонидовна.
– Ты и… и мать Нины, моей девушки. Ты преподаватель, она инженер, образованные, относительно не старые. Что вас гонит на продовольственные подвиги?
Ирина Леонидовна отметила про себя: значит, девушку зовут Нина, ее мама инженер, имеют дачу…
Ответить сыну прямо и честно было невозможно. Он еще молод, чтобы понять. Можно вспомнить, как в начале девяностых в продовольственном магазине напротив их дома неделями был пригашен свет, а в стеклянных витринах на расстоянии метра друг от друга стояли бутылки с уксусом. И всё! Те, у кого были дачи, оказались в выигрышном положении. Земля не спрашивает, какое у тебя образование. На грядках сидели все: и академики, и слесари. Их соседи по даче, доктора наук, научились выращивать картошку и солить огурцы. Страх, что дети будут голодать, – удар по психике, от которого не скоро оправишься.
Хотя, конечно, этот довод Сергей легко разобьет и будет прав. В магазинах давно полки ломятся. Но главная причина сыну точно недоступна, да и озвучивать ее язык не повернется. Ведь не скажешь: видишь ли, мой мальчик, в жизни счастливой, благополучной женщины после сорока, верной жены и хорошей матери, происходит кризис потери удовольствия. Цели – сохранение и поддержание семьи – не исчезают, но уже теряют свою остроту. Сыновьям хочется самостоятельности, и ты вынуждена бить себя по рукам, не настырничать, не вникать в каждую их проблемку. Мужчины должны уметь преодолевать трудности. Ухватившись за мамину юбку, этому не научишься. Муж. Единственный и до гроба. Практически слепок с тебя самой. Как один организм, передвигающийся на четырех ногах в двух ипостасях. Ему больно – тебе плохо, у него дурное настроение – твое падает. Но и собственные, и от соседнего организма перепады самочувствия давно потеряли остроту переживаний.
Далее получается анекдотическая глупость: большая любовь ушла, дети выросли – и я пошла огород копать. Но так и есть на самом деле. Человек хочет испытывать удовольствие – собственное и личное, не связанное с волей других, даже самых близких людей. Я делаю именно то, что мне приятно, и получаю удовольствие. Да, копаюсь в земле. Как и тысячи, если не миллионы, моих сверстниц. Нам доставляет радость из сухого зернышка вырастить двадцать килограммов томатов, из маленького клубня – роскошный куст пионов. Это ведь тоже акт рождения…
– Мама? Почему ты не отвечаешь?
– Извини, задумалась. Мысленно перечисляла доводы. Если сразу к итогу, то нам нравится. Точка.
Сергей усмехнулся:
– Очень убедительно!
Ирина Леонидовна вытерла руку о фартук и, улыбаясь, взлохматила ему волосы:
– Малыш! Надо с уважением относиться к чужим пристрастиям, не пагубным, конечно. Мы с папой совершенно не способны понять, что за удовольствие ты получаешь, карабкаясь в гору. Но коль тебе это нравится, то мы принимаем и уважаем твой выбор. Если ты не видишь, как можно получать удовольствие от разведения цветов и выращивания овощей, то проблема не в самом занятии, а в этой головке, – она легонько стукнула сына по лбу, – которая очень умная, но еще недоразвитая.
– Я уважаю! – Сергей легко подхватил шутливый тон. – Особенно уважаю твои маринованные огурцы и кабачковую икру!
– Тогда начинай складывать ее в банки.
Ирина Леонидовна радовалась неожиданному и редкому подарку – доверительному и теплому общению со старшим сыном. Поделилась трудностями роста младшенького, Василия. На днях он заявил учителю математики, что не сделал домашнее задание, потому что в их квартире появились крысы, которых он весь вечер с родителями отлавливал. В учительской на перемене математичка выразила Ирине Леонидовне соболезнование. А та не могла понять, о каких крысах идет речь, и обе выглядели как персонажи эстрадного юмористического представления. Васька лукавит на каждом шагу. Но зачем он врет, если обман обязательно, неотвратимо и быстро раскроется?
– Синоптик! – рассмеялся Сергей.
– Почему? – поразилась мама.
– Врет регулярно, как синоптик.
– Метеорологи ошибаются. А твой брат обманывает сознательно.
– Васька по натуре экспериментатор и провокатор. Провокатор – не в смысле предатель, а типа: возбудить и посмотреть, как трепыхаться будут. Залез в мой рюкзак, вытащил шоколадку и слопал. Кто, говорю, тебе позволил в моих вещах ковыряться? Я, отвечает, и не видел, где лежит твой рюкзак. Рот в шоколаде, фольга из кармана торчит, а он на голубом глазу: не брал, не ел, ничего не знаю, моя хата с краю. Далее, как ты понимаешь, последовало короткое и эффективное педагогическое воздействие… Мам, куда готовые банки ставить?
– Под окно, крышкой вниз переверни. Ты побил Василия?
– Естественно! В финале спрашиваю: «Чего ты врешь, как придурок недоразвитый?» Васька не робкого десятка. «А ты, – говорит, – придурок доразвитый». Пришлось еще немного повоспитывать, пока правду не услышал. Ему, мама, интересно.
– Что интересно?
– Врать, лукавить и смотреть на реакцию.
– Это отвратительный, извращенный интерес!
– А как насчет уважения к чужим пристрастиям? Да ты не волнуйся. Это у него период, пройдет. Помнишь, как Васька с дружками рисовали фашистскую свастику в подъездах? Ты его увещевала, отец бушевал, на классном собрании песочили, а им хоть бы хны. Соседний дом разрисовали. Я предлагал выпороть их так, чтобы месяц стоя учились. Ты сказала – не надо. Собрала пацанов и показала документальный фильм о зверствах фашистов во время войны. Как ножом отрезало желание мерзкие граффити малевать.
– Но что теперь делать, я не представляю! Ты, например, никогда не врал…
Договорить им не удалось, потому что неожиданно пришел Рустам Иванович. И жена, и сын мгновенно по его лицу поняли: находится в крайней степени злости.
– Что за кошеварню устроили? – спросил раздраженно Рустам Иванович. – А ты, сыночек, конечно, не на работе?
– А я вообще лентяй и лежебока, – заверил Сергей. – Здравствуй, папа! Позволь?
Сергей протиснулся мимо отца и вышел. Тихо пробормотал по дороге в свою комнату:
