Впрочем, спорить Вазых не стал и радости скрывать не стал, дважды обоснованной, даже трижды. Со здоровьем порядок – это здорово, по Лоре он успел соскучиться. И слава богу, что сына после каникул в школу она будет собирать, а то Вазых слабо представлял себе, как это делать и за чем следить при этом.
Он побродил по прихожей, довольно мурлыкая и постреливая хозяйским взглядом, не пропустил ли чего-то, требующего исправления или улучшения, прошелся по кухне, погремел дверцами морозильника, удостоверился, что остатков пельменей для торжественной встречи хватит, а позавтракают они с Артуром супом – ну или яишенкой опять, правда, без колбасы – кончилась колбаса. Душа просила чего-нибудь праздничного, и коньяк был не очень правильным ответом на просьбу – во-первых, мало его, во-вторых, с Турика хватит, а Лоре нельзя. Тут Вазыха и осенило.
Артур новость о возвращении матери встретил с тихим восторгом, – похоже, внезапная госпитализация перепугала его сильнее, чем предполагал Вазых. И сообщение о том, что в связи с этим завтра с утра поедем в гараж, сын воспринял сравнительно спокойно – то ли от радости, то ли из общей виноватости, то ли просто повзрослел парень и научился различать необходимое на фоне желательного.
Вазых все-таки пояснил на всякий случай:
– Помидоры привезем, огурцы, варенья пару банок и яблоки – шарлотку делать. Я бы сам, но не утащу, извини.
– А ты умеешь шарлотку, что ли? – усомнился Артур.
– Ха, – сказал Вазых тоном чемпиона Советского Союза по деланью шарлоток. – Ты не помнишь просто.
Артур напрягся, вспоминая. Давай-давай, подумал Вазых мрачновато. Он и сам толком не помнил, когда пек пирог в третий и последний раз. Окажись результат сногсшибательным, сын запомнил бы, – если, конечно, не совсем сто лет с тех пор прошло. Логика, в общем, была не на стороне Вазыха, поэтому он обрадовался, когда Артур чуть сменил тему:
– А обязательно наши яблоки-то? Они ж во, с ноготок, и кислые как эти.
– Во-первых, для шарлотки чем кислее, тем лучше, – авторитетно объяснил Вазых. – Потом, если не наши, то какие? В магазине покупать? Откуда там, январь на дворе, вообще-то.
– Может, на базаре, – предположил Артур с понятной неуверенностью. Вафины никогда ничего не покупали на городском рынке.
– Ты там был хоть раз?
– Ага, – подтвердил Артур неожиданно. – Два года назад. Максик сказал, там фирменная жвачка по пятьдесят копеек продается. Ну я и поехал – еще, главное, две недели деньги копил, рубль целый.
Турик вздохнул, Вазых тоже – почему-то стало жалко сына, хотя жвачка была последним предметом, с которым могли связываться хоть какие-то чувства: хоть жалости, хоть любви, досады или глубокого удовлетворения.
– Ну мы, допустим, не миллионеры, чтобы на рынках еду покупать. Тем более теперь.
– А что теперь?
– Ну… – Вазых чуть растерялся. – Времена непростые.
– Вас послушать, они будто бывают простыми, – пробурчал Артур.
Вазых усмехнулся и почесал скулу.
Артур вдруг встрепенулся и спросил:
– А Юра не отвезет?
– Нет, – отрезал Вазых так, что обошлось без дополнительных вопросов и уточнений.
Артур еще подумал и предложил:
– Так давай другой пирог, не обязательно же шарлотку. Без яблок. Мука там, сахар, все же есть.
– Ну, не хочешь, не езжай, – сказал Вазых безразлично. Ему стало обидно.
– Поеду-поеду, – сказал Артур, нахмурясь. – Раз надо, то поедем, чего ты.
– Во, другое дело. Да мы ненадолго, не боись.
– Чего я боюсь-то, – сказал Артур.
– Ну… Не знаю. Последний день каникул все-таки. Может, уроки не сделал.
– Сделал-сделал. Письменные.
– А устные?
– А устные не задали. Вроде.
– А ты уточни. Позвони вон ребятам, а лучше девочкам. Они точно записывают. Есть у тебя телефоны девочек?
– Нет, – буркнул Артур. – На фига мне, молодой ишшо и так далее. Ты только это, в шесть не буди. В семь хотя бы.
Вазых разбудил сына в восемь, накормил яичницей с перловой кашей и тушенкой из банки – Артур сперва кривился, но потом распробовал и умял почти все. На остановке они даже остыть не успели, автобус подошел мгновенно, был полупустым и промахнул километры до Орловского кольца в какие-то полчаса, счастливо избегая остановок по требованию. Артур, привалившийся виском к разрисованному морозом стеклу, даже толком не уснул.
Автобусы ходили удивительно часто – следующий со скрежетом затормозил, когда Вафины даже не дошли до ворот гаражного кооператива. «Еще кому-то не спится», – пробормотал Артур, но вроде никто не бросился их догонять. Вазых отсалютовал окошку сторожа, шахматным конем прошагал две аллеи по взрытому снегу и подступил к дверям гаража.
Реечный замок, вопреки обыкновению, открылся почти сразу, но тут же и заклинил, прищемив ключ. Ну и ладно, пробормотал Вазых, светлее будет.
Он распахнул дверь пошире, огляделся и сказал:
– Артур, поосторожнее.
Газик стоял на зимнем приколе вплотную к задней стенке – так, чтобы не перекрывать находившийся под его мордой люк погреба. Стоял на собственных колесах, так и не снятых на зиму, – Вазых надеялся на Новый год опробовать работу перебранного движка, да вот не сложилось. Вазых, ухватившись за поперечные бруски, выдернул и оттащил в сторону крышку погреба, примерился, плюнул, стащил дубленку, поежился, с трудом подлез под клыкастый бампер и спустился по шаткой лестнице. Висевшая на проводе лампочка опять не работала.
– Артур, попробуй рубильник включить! – крикнул Вазых.
– Правый?
– Да-да, как всегда.
Артур пощелкал, громко спросил:
– Горит?
– Нет! Опять, значит, без света сидим. Ну ладно, он особо не нужен. Сумки кидай сюда!
Вазых, бурча невидимым паром, побродил по черному ледяному подвалу, дождался, пока он станет серым и более-менее понятным, снял слой старых одеял и мешковин с сундука и принялся складывать яблоки в сумку – сперва разворачивая газеты, в которые было завернуто каждое яблоко, потом прямо с газетами, потому что руки замерзли.
Сориентироваться в банках оказалось непросто даже при свете зажигалки. Вазых точно помнил, что варенья справа, а соленья слева, но, вскарабкавшись поближе к лестнице, дважды обнаружил, что вместо помидоров опять тащит смородиновое варенье. А когда помидоры все-таки нашлись, выяснилось, что все банки примерзли к полкам.
– Ну ты скоро там? – крикнул Артур сверху.
– Да щас, щас, – досадливо сказал Вазых. Ему уже было жарко.
Сверху зашуршало: Турик не вытерпел и приполз помогать. Хороший мальчик. Теперь вообще ничего не разглядеть.
Ладно, не будем обижать мальца.
Вазых посторонился, пропуская сына, обождал, пока он привыкнет к темноте, и принялся объяснять:
– Вот смотри: тут помидоры, тут огурцы. У банок дно примерзло, если сильно дернуть, лопнет к черту все.
– С фига ли примерзло, тут вроде теплее, чем вверху. А если так? – спросил Турик и сделал что-то такое, из-за чего вся полка оглушительно скрипнула, двинувшись по кронштейнам.
– Стоп! – скомандовал Вазых. – Все сейчас грохнется, осторожнее.
– Ну да, – согласился Турик, приглядываясь. – А если ножом или отверткой внизу поддеть, чтобы…
Грохнуло.
Наступила тьма.
Артур ойкнул, а Вазых грозно сказал:
– Э! Что такое?
Грохнуло еще раз, потом поверху оглушительно зашуршало, так что на Вазыха с Артуром посыпался невидимый мусор.
Вазых с Артуром, мешая друг другу и поскальзываясь, дернули вверх, к лестнице и по лестнице. И лишь тогда услышали удаляющиеся шаги, через несколько секунд отчеркнутые звонким ударом гаражной двери.
На Новый год Таня загадала, чтобы все получилось и было хорошо. То ли потому, что в бокале вместо шампанского был самодельный лимонад из сифона, то ли потому, что тут же ввалились веселые соседи и утащили родителей к себе, – но желание сбываться не хотело. Или сбывалось самым выстраданным образом: вот сейчас мы все поломаем, перемешаем и сверху зальем киселем, а потом все будет хорошо – куда нам торопиться, целый год впереди.
Правда, если целый год таким будет, лучше уж его в спячке провести, как медведица. Чтобы проснуться, когда все наладится. Прекратятся морозы – или хотя бы появится как-нибудь утепленная куртка. Мама с папой перестанут собачиться – или хотя бы будут прерываться не на деловитые обсуждения и недружелюбное молчание, а на обмен веселыми фразами и даже поцелуйчик. Артур чуть повзрослеет – или хотя бы научится сдерживаться от совсем диких глупостей. Студия спокойно продолжит работать – или Дим Саныч хотя бы найдет новую точку для репетиций. Ну и Дим Саныч опять станет нормальным Дим Санычем – или хотя бы окажется, что он только от расстройства такой приставучий козел.
Хотя, может, Тане самой с расстройства лишь почудилось, что он слишком нежно поглаживал ее по спине, норовя спустить ладонь пониже, и слишком доверительно шептал в ухо слишком левые слова, во всех смыслах, – про то, что мы-то с тобой, Танюш, должны обязательно найти вариант. Таня молча вырвалась и ушла, схватив куртку на ходу и не обращая внимания на окрики, его и девчонок. Потом всю дорогу зубами скрипела и пыталась понять, показалось ей – или, может, Дим Санычу что-то показалось и она сама виновата в этом. Таня ведь просто подошла спросить, есть ли какие-то варианты. И не столько о себе заботилась, сколько Дим Саныча хотела отвлечь. Он вернулся от директора весь серый и в желваках, объявил, что спектакль отменяется, а студия при ДК закрывается, все, ребят, расходимся, – и отошел за кулису, не обращая внимания на шепот, выкрики Рамиля и надоевшие всем жаркие рассуждения Эльки с длинной Ленкой о том, что можно договориться с ДК «Автозаводец», театром-студией «Ника» или какой-нибудь школой, а спектакль сразу переименовать, чтобы не докопался никто.
