Слуцкий же выступив против Пастернака, позднее, со свойственным ему железным прямодушием, признался: «Сработал механизм партийной дисциплины». Я не хочу выискивать ошибки и компромиссы поэтов, а хочу понять, почему Тряпкин, по ранжиру уважаемого мной Аннинского, ― апостол, а Симонов ― нет.
Да, из 12 апостолов никто не получил шести сталинских премий, но «по-маленькому» ходили, то есть ошибались ― все. Апостолов же было 13, вместе с Иудой. Если не попадает Симонов к 12 из-за того, что сладил с советской властью, то и 13 апостолом мой язык не повернется его назвать.
Романы Булгакова «Мастер и Маргарита», Хемингуэя «По ком звонит колокол» в СССР вышли в свет благодаря Константину Симонову, а также с его помощью вернули читателям романы Ильфа и Петрова. Участвовал он и в кинематографической судьбе Алексея Германа и других художников и литераторов.
Творчество Симонова мне знакомо, а вот с поэзией Николая Тряпкина я начала знакомиться недавно и честно признаюсь, прочтя несколько стихотворений, знакомство закончила, потому что от его стихов, как мой друг называет это ощущение, ― словно наждачной бумагой по мозгам. Наверняка у этого поэта найдется хорошая строка, но стоит ли в поисках алмаза переворачивать тонну ветоши?
Впрочем, о военной поэтической плеяде мы с тобой не раз беседовали. Здесь мы говорим на одном языке, и, надеюсь, ты понимаешь мои аналогии. Многие из тех, кто смотрел фильм Льва Аннинского «Мальчики державы» сетовали на то, что среди них нет Юрия Давидовича Левитанского:
Я не участвую в войне —
Она участвует во мне.
И отблеск Вечного огня
Дрожит на скулах у меня
Ну а ты кто ― участник или поле сражения?
Что такое война и с чего она начинается? Ты, сочетающий в себе два противоречивых взгляда, – сверху и изнутри. Смотрящий сверху понимает бессмысленность зла – войн, разрушения. Смотрящий изнутри – видит зло, как единственный способ выжить, защититься, отстоять себя.
Греческий историк Фукидид пишет, что войны – следствие человеческих страстей. Именно так. Вспомним причины войн – кто главнее и сильнее, кто богаче и умнее. Самые кровопролитные – религиозные. Чей бог божественней? Но основа опять та же: кому повелевать, кому командовать, кому кланяться, кому приносить жертвы, кому богатеть, кому идти на смерть?
Откуда начинается война? С кухонь, трамваев, рынков ― она начинается с того, что кто-то кому-то на ногу наступил, кто-то посмотрел нехорошо, кто-то в очереди нахамил ― вот оно начало, потому что злая энергия, выплескиваясь, никуда не испаряется, а остается и копится, копится.
Война начинается не сверху, когда из ниоткуда вдруг появляется тиран и губит несчастных людей. Война поднимается как ил со дна.
Кто такие тираны? Это та самая энергия людей, их низменные страсти, воплощенные в предводителе. Состояние души людей, объединившихся в народы, классы, религии. Поэтому Лев Гумилев справедливо заметил в беседе с Львом Аннинским, что пришел бы к власти Гитлер или Тельман ― было бы тоже самое. И война была бы, и крови было бы не меньше.
Можно поменять предводителей, можно многое переставить местами, но зло никуда не денется оно рано или поздно найдет себе героя…
Толпа, как и люди, может болеть гордыней. От её непомерного самомнения и категоричной правоты прежде всего страдают поэты, писатели, художники, музыканты и все те, кто чувствует ответственность за наш хрупкий мир и по своей творческой природе не умеет делать зла.
Вот, что писал о муках человеческих Оскар Уайльд:
Не говорите мне о страданиях толпы. Они неизбежны. Говорите о страданиях гениев, и я буду рыдать кровавыми слезами.
Так что же такое гордыня масс?
Каждый человек, как и каждый народ, считающий себя особенным, исключительным, лучшим, слепнет, оказывается в густом тумане, где отыскивает, как ему кажется, свой единственный неповторимый и беспросветный путь, ведущий к обрыву.
А что касается самобытной русскости – этой чудесной смеси из загадочных финских мифов, татарской вседержательности и разбойничьего славянского задора – не будет её, так тут же выскочит что-то другое, подобное коммунистической или корпоративной идее…
Русский народ хорош только тогда, когда выходит из-под пера мастера, а встретишься с этим народом, который великие миссии как перчатки меняет и непосильные сверхзадачи взваливает на свои косые-саженные плечи и хочется бежать… И отбежишь, чуть издали глянешь, большое же видится на расстоянии – и нет никакого великого русского народа.
Что же касается национальных особенностей народа, которого, как выясняется нет, то их не счесть. Такой вот парадокс. Предмета нет, а его особенностей – пруд пруди. Например, только в России можно увидеть, как шестидесятилетний разведчик ГРУ убегает от старушки матери, размахивающей метлой, потому что он только под утро вернулся с празднования 65-летия победы, да еще и выпимши.
И только в России участнику двух войн, контуженному, Герою по всем человеческим меркам, платят настолько ничтожный пенсион, что ему едва хватает прокормить четырех котов. Русским людям ты по-прежнему доверяешь меньше, чем своим мурчащим питомцам?
Какой национальности были Пушкин, Шекспир, Моцарт? Вот эту бы национальность сохранить.
Есть другие войны. Войны великих. Высоцкий жилы рвал, чтобы докричаться до людей, напомнить о главном – один противостоял пустоте. В мире должно быть равновесие, и когда на одной чаше безумствующая толпа, великий русский, французский, немецкий народ, другую чашу держат подмастерья создателя, сотворцы, и, если бы их не было, эта планета была бы уже стерта, потому что без них она ― бесплодна.
Если посмотреть сверху: увидит ли творец в этой горстке песка ― одну песчинку, называемую нами планетой Земля, а на ней русский народ, судьба которого в опасности, тебя с твоими котами? Он видит лишь редкие плоды зёрен, разбросанные им по вселенной: прорастет на этом поле хоть один колосок, одно зернышко из миллиона – уже хороший урожай.
Зачем выступать адвокатом дьявола? Стоит ли тратить силу мысли на изучение и оправдание страстей? Много было спорщиков с пустотой. Только где они все? «От ненужных побед остается усталость…».
Да и не было там победивших. Только затей с нею спор, отвлекись от главного, и ты уже мчишься по скоростному шоссе, ведущему в никуда. Нет справедливых войн, особенных народов, благостной власти, доброй толпы…
Так что такое проект «Россия», проект «Планета», проект «Вселенная»? Чем один из враждующих муравейников лучше другого? Неужели для того, чтобы стать приличным человеком, достаточно выбрать одну из сторон? А если не делать выбора? Иудой?
Ежедневно, ежечасно и даже ежесекундно кто-то где-то умирает и рождается. Мы равнодушны к этим далеким смертям и рождениям. Чуть больше о них узнав, мы становимся менее равнодушными.
Ну, к примеру, нам кто-то скажет: сейчас в испанском городке Морайра, в бедной, но счастливой семье Кончиты и Антонио родился сын, назвали его Сантьяго, в честь апостола Иакова, покровителя Испании – святой Яго.
Возникают фантазии: мы видим малыша, видим Кончиту.
Красива ли она? Хорош ли собой Антонио? А может он пьяница?
– О, бедная Кончита и малыш Сантьяго.
Через пару лет, конечно, не без усилий, мы вспомним свою фантазию, когда рассказчик сообщит о самоубийстве Кончиты, о горе Антонио, который, кстати сказать, вовсе не пьяница, а учитель музыки, прилежный семьянин, красавец-мужчина. И зацокаем языком, и покачаем головой:
– Ай-ай-яй. Как же так, как же так?
Мы притворимся, что нас это огорчает, потому, что уже немного знакомы с ними, а может, действительно, слегка загрустим. Но вот чем ближе нам люди, которые умирают и рождаются, тем сильнее цоканье, причитания и грусть. Почему?
Может быть, потому, что они часть нашего мира? И вот в нашем мире, в нашем сознании убыло? Часть нашего мира умерла. В то же время кто-то, допустим, родился.…Почему же радость от рождения будет не так сильна, как грусть от ухода? Наверное, потому что тот, кто родился, еще не успел отпечататься как следует в нашем сознании поступками, чертами, выборами.
Расскажите немного о том, кто умирает и рождается в этом мире сейчас, и мы его представим на мгновение, и, может быть, когда-нибудь вспомним о нем, напишем его историю.
А, впрочем, не надо рассказывать. Кто станет утверждать, что именно сейчас, в Морайре, прекрасная Кончита не держит на руках только что родившегося Яго, а красавец Антонио не возносит хвалы Господу, за сына?
Что с ними произойдёт через пару лет – пусть решают сами.
С любезного разрешения публики вам наденут красный цилиндр
«Приглашение на казнь», В. НабоковЗаключения бывают разные: обвинительные, тюремные, пожизненные, санитарно-эпидемиологические.
