– Иди ты на хуй… – разинув рот, Яга уставилась на нее.
– Отвечаю.
Яга прошлась по коридору. Цементные стены без обоев были покрыты темными разводами. Ступая, Яга выжимала из синтетического паласа тухлую влагу. В углу возле кухни сидел белоснежный котенок.
– Топор тебе нахуя? – снова спросила она.
– Короче, дверь закрывать.
Салеева накинула топор на ручку двери, упирая его головкой в дверной косяк.
– Хило, – сказала наблюдавшая за ней Яга. – Короче, замок надо менять.
– Ага, – отозвалась Салеева.
– И че Олег? – спросила Яга.
– Пришел в самый такой момент – когда реакция шла, как будто знал. Мишу, короче, оттолкнул так по-хамски. Так все нагло взял, как будто для него варили, и ушел. Он же бухал всегда. Доза ему зачем?
– Его просто жаба давит, что без него колются, – сказала Яга.
– Пусть ему Светка скажет… – начала Салеева.
– Светка с ним больше не встречается, – отрезала Яга.
– Да ты че?
– Вчера такой пришел, меня попинал. Я, короче, с закупа шла, испугалась – таблетки отнимет. Потом Светку избил, по лицу ее ударил. Мать нашу оскорблял.
– Че про мать говорил?
– Что любовник у ней.
– Че, правда – любовник?
– Неправда.
– Вот че за человек такой?
– Похуй мне, – сказала Яга.
Яга прошла на кухню. Плита стояла остывшая. Кроме плиты, стола, мойки и кастрюли, в кухне больше ничего не было.
– И че Светка? – Салеева вошла следом за Ягой и встала посреди кухни, широко расставив ноги.
– Он, короче, прощения просил, – сказала Яга. – Такой борзый, сначала избил, потом еще прощения просит. Вообще…
– И че Светка?
– Че, блядь, Светка, – раздраженно сказала Яга. – Взяла, блядь, и вмазалась вчера.
– Да ты че-е-е? – протянула Салеева на низкой частоте.
– Да ниче…
Она сняла с кастрюли крышку. Кастрюля была пустой и неправдоподобно чистой.
– Яга, возьми котенка, – Салеева нагнулась, схватила белого котенка с пола и протянула Яге.
Котенок вытянул вперед лапы и откинулся назад, сопротивляясь. Яга тупо посмотрела в его голубые глаза.
– Мне не надо, – сварливо сказала она.
– Я тебе его принесу, – сказала Салеева. – У вас там огород. Будет в огороде бегать.
– Не надо, – повторила Яга.
– У вас свой дом, я принесу.
– Я не хочу котенка из подвала, – злобно сказала Яга.
– И че мне теперь делать? – заныла Салеева. – Взяла его, пожалела. Мне его кормить нечем. Он тут все равно сдохнет от этих запахов, – она снова протянула котенка Яге. – Возьми, мне некуда.
– А мне, блядь, есть куда! – прикрикнула Яга.
Котенок оттолкнулся задними лапами от груди Салеевой, извернулся в ее руках, спрыгнул и спрятался под столом.
– У него еще по ходу глисты, – хрипло сказала Яга.
– Я тебе скажу, у кого глисты, – Салеева понизила голос. – Короче, у Миши глисты. Кружечки за ним мойте, ага.
– Че, правда? – спросила Яга.
Салеева кивнула.
– Блядь, рассадник какой-то этот Миша. Тубик открытый, вич, еще глисты какие-то на хуй. Вообще… Нахуя ему глисты? Завел, блядь. Зверинец, блядь. Зоопарк ходячий, блядь. Еще молчит, блядь. Из общих кружечек пьет. Ебаный в рот этот Миша. Че, придет он или нет? Вариться будем?
– Он в комнате давно сидит, бензин ждет, – сказала Салеева.
– В комнате он такой борзый сидит, – снова завелась Яга. – Ждет он, блядь. Нет, чтоб жопу от дивана оторвать, самому за бензином сходить. Че я, блядь, одна хожу, как попрошайка, блядь. А все такие жадные, блядь. Че я одна, как эта… Я по прошлой колке не почувствовала, что ли, как он себе половину таблеток замышил? К Вадику, наверно, понес. Такой Миша – везде он Миша.
– Наркоман скатившийся, – поддержала Салеева.
– Миш-ша, – позвала Яга. – Миш-ша!
Яга вошла в комнату. Миша сидел в кресле, подперев голову рукой. В комнате находился еще один человек – молодой мужчина с широким лицом и бледной, ядовито сияющей кожей. Он сидел на диване и лениво обводил глазами разводы на ободранных стенах. В комнате воняло сырым паласом и клопами. От дивана приходил сладковатый запах мочи. На голой стене – той, что напротив дивана, – нацепленная ленточкой на гвоздик, висела спортивная медаль. Ее дешевую позолоту покрывали такие же пигментные пятна, как на носу и плечах у Салеевой.
Яга хотела что-то спросить у Миши, но обернулась и заметила в другом кресле девушку. Толстую, со вторым подбородком, раздутым, как коровье вымя. Она сидела, сложив короткие ручки на рыхлом животе, и щурилась. Ее кожу покрывал тонкий слой зеленки.
– Это еще че за хуйня? – спросила Яга.
– Это – Жаба. На ней по ходу инопланетяне высадились, – ответила Салеева у нее из-за плеча.
– Какие инопланетяне?
– Микроскопические, – девушка приоткрыла глаза-щелки и снова их закрыла.
– Вы прикалываетесь, что ли, надо мной? Че за инопланетяне? – басом переспросила Яга.
– По ходу с коллективным разумом, – сказала Салеева.
– Как у муравьев или пчел, – сонно проговорила девушка, снова приоткрыв глазки.
Яга пнула Мишино кресло.
– Ебаные в рот! – крикнула она. – Че тут? Пока я за бензином бегаю!
– Че ты орешь? – повысила голос Салеева, уперев мускулистые руки в бока. – Че распелась, не видишь, балкон открытый? Сейчас менты нас тут всех примут, будешь орать! Сейчас на хуй уйдешь отсюда, сама будешь вариться!
– Че, блядь, все нервные такие, – сбавила тон Яга.
– Да, нервные, блядь, – кивнула Салеева.
– Ранимые, – добавил Миша.
Яга молча отошла к балкону.
Тучи окончательно рассеялись. На улице было светло, и свет в достаточном количестве падал сквозь заляпанные старыми дождями стекла. Балкон был пуст, только посередине на полу стояла керамическая урна. Основной поток света падал на нее и преобразовывался в пепельную муть, вползающую с балкона в комнату. Урна словно стояла на черте, отделяющей свет от мути, или сама была этой чертой. Световым фильтром с забитыми прахом порами.
– Еще не подкопала? – Яга повернулась к Салеевой, как ни в чем не бывало.
– А когда? – недовольно спросила та.
– Сейчас земля талая, мягкая. Подкопай к матери его, – сказала Яга. – Он к матери, наверное, лечь хотел.
– Время будет, подкопаю, – отрезала Салеева.
– Человек все-таки, – добавила Яга.
– Можно развеять, – угрюмо сказал Миша. – В других странах развеивают.
– Такой Миша, все он знает, – пробубнила Яга.
– Нет! – резко сказала Салеева.
– Еще, короче, бриллиант можно из праха сделать, – сказал Миша.
– Че?! – повернулись к нему Яга и Салеева.
– Короче, передачу показывали. Мертвых сжигают, их потом прессуют в бриллианты. Чтобы родственники носили, – Миша вытянул лицо, как бы зевая. – На груди, короче.
– Че, блядь, в натуре покойника на груди носят? – спросила Яга.
– Не покойника, а бриллиант, – ответил Миша.
– Я тут и то каждую ночь трясусь, что у меня покойник на балконе. Еще чтоб на груди носить… – сказала Салеева.
– Это ж бриллиант, – бесцветно сказал Миша.
– Че ты боишься? – спросила Яга Салееву. – Муж все-таки.
– Ага, – протянула Салеева. – Из-за Сашки отомстить может.
– Он же тихий был, – сказала Яга.
– Он же покойник, – спокойно сказала Салеева. – Че, знаешь, как они мстят. Покойники – они уже другие.
– А где Сашка? – спросила Яга.
– В ванной играет, – ответила Салеева. – Миша, че расселся?! Варить кто будет? Он от Вадика пришел, ему хорошо, такой умный, а нам – ни о чем.
Миша встал и пошел на кухню.
– Ваджик когда умер, помнишь, – обратился к Салеевой мужчина, сидевший на диване. Все время, пока Яга с Салеевой стояли у балкона, он ощупывал Ягу взглядом.
– Ну помню. И че? – отозвалась Салеева.
– Друг его Женька-кот на похоронах подошел к могиле, споткнулся. А Ваджика же мать сразу… памятник поставила. Споткнулся такой, рукой за памятник ухватился. Короче, все сказали, что Ваджик его за собой потянет.
– И че, потянул?
– Три дня назад в «Последнем пути» умер.
– А че они терлись? – спросила Яга.
– Женька-кот и Ваджик? Он телефон сенсорный украл, хороший такой. Принес Ваджику. Ваджик две дозы дал. А потом Женьку взяли, так он все расклады сдал – где, кому, что. Ваджика в отделение увезли, чемодан ему сделали.
– Отомстил… – хрипло сказала Яга.
– Я ж говорю, они мстительные.
Раздался стук в дверь, и все замолчали. Звуки, производимые Мишей в кухне, тоже прекратились. На квартиру словно накинули шерстяное одеяло, за которым в темноте прели рты, глаза, ноги и руки. Мужчина на диване замер, в тихой полутьме стала заметней сияющая бледность его лица. Он похож был на гриб в мшистой чаще.
– Я же говорила, у балкона не стойте, – прошипела Салеева.
Стук повторился.
– Может, Олег, – хрипнула Яга.
– Он знает, что дверь сломана… Блядь, я же говорила, не собирайтесь у меня, – тихо проныла Салеева. – Мне одной потом отвечать.
В коридоре заскрипел линолеум. В проеме показался Миша, бесплотный, как черная тень.
