Тёплая машина, отделение, протокол.
Парней описать Лиза не смогла, не видела их, но далеко убежать они явно не могли, тем более заметные с женским тяжёлым пальто в руках – не успели же за полчаса продать!
Воров поймали. Протокол она подписала и была доставлена на машине домой с шубой и мобильником. Вроде всё в порядке. А что-то с ней случилось. Не боль в голове и спине…
Горячая ванна, чай, музыка, Гриф, лижущий руки и чуть скулящий… ничто не может вывести из странного состояния прострации. Это она, её тело, голова… а осознать себя не получается.
Единственное чувство – унижение. Не то, что бандиты избили её и отняли одежду, а то, что с уходом Алеся она оказалась бесхозной и беспомощной. «Не состоялась как актриса» – много шире фраза, чем услышалась в час ухода Алеся. Не состоялась как человек тоже: не смогла защитить сына. И жизнь у неё не состоялась.
Звонит телефон, она не берёт трубку.
Родители, Гоги, Пётр, Регина… волнуются. А её больше нет. Вместо неё – «не состоялась». Вместо неё – пустота. Она – живот, из которого вырвали сына и вместе с ним всю жизнь.
На звонок в дверь пошла – еле перебирала ногами.
– Что случилось? Кто избил тебя?
Гоги подхватил её на руки, как Алесь, и понёс в спальню. Уложил на место Мальчика, укрыл своим пальто, сел рядом. Вопросов больше не задавал, обе руки положил на её лицо и так держал.
– Попробуй уснуть, – попросил и стал гладить поперёк лба, сверху вниз, к носу. – Когда я болел, мама так гладила. Сейчас уснёшь. И всё пройдёт.
И она задремала.
Зазвонил телефон. Гоги пошёл в коридор, поднял трубку, тихо сказал:
– Она спит, всё в порядке.
Не успел отключиться, снова телефон зазвонил.
– Петь, её избили, она должна спать. Останусь с ней. Всё завтра.
Сквозь плеск в ушах слышала голос Гоги и плыла с Алесем в солнечной воде Коктебеля. Вот сейчас снова зазвучат стихи Волошина, вспыхнут краски его акварелей. Она плывёт на боку к горизонту, чувствуя за спиной Алеся, вместе с солнцем они с Алесем вплывают в голубое небо.
1
Зачем открывать глаза?
Вот Лиза, чуть руку протяни: плывёт в светящейся воде. Никогда не связывает косы, только на сцене – к роли. Косы тоже плывут. Они – его чуткая связь с Лизой. Касаясь их, Алесь в ауру её вступает. Золотисто-голубая. В Коктебеле каждое утро они с Лизой рождались заново – сразу вдвоём. Море, горы, все цвета радуги, расплёснутые в воде и небе. Чуть звенящая в небе музыка:
Дремала душа, как слепая,
Так пыльные спят зеркала,
Но солнечным облаком рая
Ты в тёмное сердце вошла.
Не знал я, что в сердце так много
Созвездий слепящих таких,
Чтоб вымолить счастье у Бога
Для глаз говорящих твоих.
Не знал я, что в сердце так много
Созвучий звенящих таких,
Чтоб вымолить счастье у Бога
Для губ полудетских твоих.
И рад я, что сердце богато,
Ведь тело твоё из огня,
Душа твоя дивно крылата,
Певучая ты для меня.
Голос Гумилёва, голос Волошина, Лизин голос… Ну же, проявись запах воды и Лизина аура… зазвучи музыка Коктебельского мира и в это утро.
Лиза, плыви рядом! Не исчезай. Плыви.
Он не будет открывать глаза. Не будет вставать. И никогда не расстанется с Лизой.
Надо встать. Квартиру купила Варвара. Квартиру надо отработать. И вещи, и еду – Варвара приносит ему готовую.
Теперь день – слоёный пирог.
Полигон с горами мусора, нищими приезжими из ближнего зарубежья, сортирующими отходы, с их времянками-жилищами и любопытными бледными детьми; пункты, прессующие пластик, бумагу; грохочущие заводы, перерабатывающие их и металлы; заглядывающие ему в глаза юркие безликие мужички; Херувим-Геннадий, зам и правая рука Варвары, сидящий на бумажной пороховой бочке, лихо, как пасьянс, раз в день раскидывающий перед Алесем денежные документы…
Попав в кабинет Херувима, Алесь становится кроликом, которого сейчас заглотнёт удав.
Одетая в коричневое секретарша, по имени Вася, без возраста, с вытравленными волосами, завязанными по-старушечьи на затылке, запуганной сутулостью, смотрящая лишь в свои бумаги, напоминает жертву в пыточной камере.
Херувим приказывает: «Подать начальству вердикт под номером 5 (11, 13)», «подать отчёт о вчерашних рейсах»… И секретарша дрожащими пальцами из нужной папки мгновенно вытягивает бумагу или стремительно бегает по клавишам, чтобы допечатать отчёт.
Почему, переступив порог кабинета Херувима, залитого светом дня или электричества, возникает ассоциация с пыточной камерой? Почему секретаршу зовут Васей? Чем она так напугана? Почему не бежит отсюда, а покорно и моментально выполняет приказы Херувима?
Он и сам бежал бы прочь, если бы одной из его главных обязанностей не являлась эта: проверять приход и расход за прошлый день.
Бумаги у Херувима всегда в порядке, но вся плоть ярко освещённой комнаты словно молью протравлена: пробита прорехами лжи. Ну и что толку смотреть бумаги? Ежу ясно: не здесь – в ровных аккуратных рядах цифр – причина прорех. Куколки моли пробуждаются к жизни на полигонах и заводах – там, где бегают заискивающие безликие человечки. В них – та же суета страха, что в Васе.
И вдруг сегодня, глядя на Васю, понимает: а ведь все они подобраны и поставлены Херувимом.
Как и всегда, концы с концами во всех бумагах сведены!
Злым приказом заставляет себя Алесь выбраться из оцепенения, охватывающего его при Херувиме, и, глядя в невинные, точно нарисованные фиолетовые глаза Херувима, нарушает обет молчания:
– Это настоящее имя – Вася?
На мгновение Херувим прикрывает глаза и хмыкает. Когда снова открывает, в них столько презрения, что Алесь невольно втягивает голову в плечи – таким ничтожным ощущает себя! Но оказывается: презрение не к нему.
– Баба – не человек, баба – насекомое. А раз уж используешь её, пусть на этот период походит в мужиках.
Алесь попятился из кабинета. Херувим засмеялся. И его дребезжащий смех привёл в себя и остановил Алеся.
Стоп. Хватит. Выпрямиться, расправить плечи. Ну же…
И Алесь откинул голову и заставил себя смотреть в смеющиеся глаза Херувима.
– Что же ты пришёл работать в компанию бабы, ась?
Мгновение ещё остывал след смеха, но вот пухлые губы сомкнулись, зрачки сузились, Херувим показал Алесю на дверь: иди прочь!
Алесь попятился на негнущихся ногах. Дверь захлопнулась, а он всё стоял. Что-то сейчас произошло. Обычному анализу не поддаётся.
Херувим считает Варвару по характеру мужиком, или не по своей воле пришёл в эту компанию, а кто-то поставил его, чтобы он сыграл здесь свою роль? Какую? Зловещий холод распирает нутро: какая тайна тут? Похоже, не Варвара, Херувим – хозяин компании, только Варвара этого не знает. Чья он рука? Может, того «фраера», что помог Варваре создать компанию и кому она, похоже, доверяет? И почему так запугана секретарша Вася? Какую власть над ней имеет Херувим?
– Жду тебя пятнадцать минут!
Алесь вздрогнул. Он уже в своём кабинете. И Варвара сидит сбоку от его стола с раскрытой тетрадью.
К сегодняшнему дню он задал ей сочинение «“Тройка” в “Мёртвых душах” Гоголя». С темами у него прореха. Косноязычие дилетанта. И с методикой – тоже. Принцип работы Алесь избрал простой. Спросил у Варвары, что помнит она из программы школы. Оказалось, довольно много. Тут и «Муму» Тургенева, и рассказы Чехова, и «Евгений Онегин», и «Мёртвые души». Вот и начал с того, что она помнит. Просит ещё раз прочитать и написать сочинение.
Темы выуживает из своей памяти: какие задавали ему.
Не владычица морская, как называл он Варвару до сегодняшнего дня, школьница притулилась у его стола.
– Первый урок – литература. Пожалуйста, – говорит Варвара. – Читай стихи.
Из суженных зрачков Херувима сейчас прогремит выстрел.
– Тебя стихам научила Лиза?
Он вздрогнул. И в ту же минуту – избавлением от Херувима – голос Лизы:
Земля начинала молебен
Тому, кто блистал и царил,
Но был он мне чужд и враждебен
В дыхании этих кадил.
У ног ледяного Казбека,
Справляя людские дела,
Живая душа человека
Страдала, дышала, жила…
Он повторяет за Лизой строчки Заболоцкого, как ребёнок за матерью повторяет первые слова. И смотрит в Лизино лицо и очищается от ощущений неполноценности и лжи.
В моей руке такое чудо —
Твоя рука…
– говорит он Лизе словами Фета.
И тут же их с Лизой любимый Пастернак:
Я не держу. Иди, благотвори.
Ступай к другим. Уже написан Вертер,
А в наши дни и воздух пахнет смертью:
Открыть окно, что жилы отворить…
– Стоп! Хватит!
Алесь мотает головой, как конь, которого хлещут по морде.
– Ты о чём это? – возбуждается Варвара. – Что ты узнал? Почему «смертью», почему кровь пустили?