Итогом эпопеи была заслуженная «двойка» у Альфонса. У нас же было всё – впереди.
Стояло лето, жара. Вечером, накануне экзамена, сидя в казарме, перед сном мы обсудили духоту. Между прочим, кем-то было высказано мнение, что в такую погоду неплохо бы и искупаться. Я тоже поддакнул этой идее, дескать, неплохо-то неплохо, но…
Мыслями мы все были уже на экзамене, и никто всерьёз про купание не думал. Кроме одного человека…
Ночью я проснулся оттого, что меня кто-то энергично тряс.
«Вставай, наши все уже встали!» – открыв глаза, я увидел над собой безумный блеск Артушиных глаз.
С ужасом пытаюсь вспомнить сквозь сон, когда это я умудрился загреметь с Артушей в один наряд и не могу.
«Куда вставать?! Ты что, офонарел?! Утром экзамен!!!» – вдруг осеняет меня.
«Купаться договаривались! Наши все уже встали!» – отвечает Артуша и бросается будить спящего Сил Силыча, который отвечает ему своим коронным традиционным приветствием: «Чё надо? Пшёл на хер!!!» – однако это не помогает, Артуша и мёртвого поднимет, коль ему втемяшится что-то.
Оглядываю кубрик: человек восемь сидят на койках, очухиваясь ото сна и не проявляя особого энтузиазма поддерживать Артушино начинание.
Ещё не поздно «послать» чёртова АРТУ и завалиться досыпать. Но Артуша – неудержим.
«Да вы чо?! Договаривались же ночью идти на бассейн купаться!»
Совершенно не припоминаю такого разговора и договора, но тут уже кто-то поддакнул АРТУ, и идти «в отказ» – значит струсить в глазах остальных. Приходится вставать, надевать тапочки, брать полотенце и, шаркая ногами, тянуться к выходу, мысленно проклиная и себя, и Артушу.
Он радостно наматывает круги вокруг нашей полусонной процессии, необыкновенно счастливый и гордый собой: «Щас окунёмся, с дежурным я уже договорился, Юра не выдаст».
Вспоминаем, что дежурный по батарее младший сержант Тикицын бздиловатый и ненадёжный.
«Заметут, век воли не видать, заметут», – вспоминается фраза из «Джентельменов удачи».
Выходим на улицу. Два часа ночи, свежо, градусов пятнадцать – не больше, дует холодный северный ветерок, светло как днём. Краткая дискуссия пресечена энтузиазмом АРТУ и его воплями: «Идём!!! Мы же договорились!»
Идти далековато, километра полтора, мимо свинарника на самый край территории училища. Наконец, пришли. Открытый бассейн окружён высоким (метра четыре) сеточным забором, через который ещё надо перелезть. По водной глади гуляет довольно внушительная свинцового цвета волна. Все замёрзли, купаться уже никто не хочет. Забор форсирует один Артуша, прыгает в воду и тут же вылезает.
Кроя его последними словами, бесславно направляемся в казарму. Задубевший от воды и ветра, АРТУ даже не отругивается.
Навстречу бодро катится Тикицын: «Там Жора с проверкой пришёл, вас ищет».
Жора – сроду никогда после отбоя в казарму не хаживал, тем более в полтретьего ночи.
Заложил нас ему Тикицын с перепугу. Сказав ему вкратце, что о нём думаем, направляемся в казарму, на встречу с Жорой.
Срочно нужна хоть какая-то «легенда прикрытия». Уйти самовольно купаться, да ещё ночью – грубейшее нарушение, Жора всем ввалит так, что мало не покажется.
Меня осеняет: «Скажем, что ходили в сортир ДОУПа, так как Тикицын не пустил в вымытый туалет в казарме». («Наш ответ Чемберлену» заодно.)
С нами Ефрейтор Юрьев, к которому Жора благоволит, и это даёт мизерные шансы на успех этой версии отлучки.
Взятые «для купания» вафельные полотенца компрометируют версию, мы засовываем их сзади в синие армейские трусы (в которых и осуществлялся поход).
Тикицын нас строит при входе и докладывает Жоре о прибытии отсутствовавших.
Жора (морда красная, «беломорина» в зубах, злой с похмела и от недосыпа) тянет любимое: «Та-а-ак, не понял… Где болтались?!» Наш вид в майках, трусах и тапочках никак не соответствует облику самовольщиков, и он в некотором недоумении.
Ефрейтор Юрьев: «В туалет на улицу ходили, товарищ капитан!»
Жора: «Та-а-ак, не понял… Вам что двух своих сортиров в казарме мало, что ли?!»
Ефрейтор «наносит ответный удар»: «Това-а-арищ капитан, нас в них Тикицын не пустил, говорит, что уже вымыты они».
Потрясённый Тикицын временно теряет дар речи и смотрит на нас, как баран на новые ворота.
Жора: «Идите пока спать, завтра всех накажу!»
Мы обрадованные, что так легко отделались, попрыгали в койки и радостно слышали, как Жора материл Тикицына.
После экзамена нам всем дали от Жоры по три наряда вне очереди.
Больше я с Артушей не связывался ни под каким видом.
Одним из самых знаменитых залётов АРТУ была история с организацией коллективной (!) пьянки на Всесоюзном Ленинском Коммунистическом Субботнике (!!!), о которой вкратце говорилось в главе «Изюминка».
После отсидки Артушей законных пять суток ареста встал извечный русский вопрос «Что делать?».
Лучше всего ситуацию сформулировал Хиль в своей речи на комсомольском собрании, посвящённом разбору Артушиного деяния: «Хайзуллин! По всем срокам тебя надо в партию принимать, конец третьего курса уже. А по правилам – надо из комсомола исключить и из училища выгнать».
Надо сказать, что к моменту «подвига на субботнике» АРТУ уже имел два строгача с занесением по комсомольской линии и, как в известном анекдоте, уже полагалось «Гнать его из этого грёбанного комсомола!!!»
Но перед этим собранием был допрос с пристрастием в кабинете Изюминки. Кратко о нём.
«Вызывает меня Изюминка», – рассказывал Артуша с тоской в голосе. – Как в гестапо, настольную лампу мне в лицо направил, и давай орать: «Ты мне в карман насрал!!! (Как даст кулаком по столу!!!) Признавайся, кОму нёс винО? Всех спОить хотел? Школу коммунизма разрушить! В глаза мне смОтреть!!!» И по новой, как даст кулаком по столу: «Ты мне в карман насрал!!!»
В общем, «шил» ему Изюминка организацию аполитичной групповой пьянки в такой светлый день, да ещё и самоволку (вино-то на территории училища не продаётся). Пахло серьёзными проблемами.
АРТУ геройски держался первоначальной безнадёжной версии, дескать, нёс всё для себя и пил бы все восемнадцать бутылок потихоньку вечерами в одиночку, если бы не бдительность замполита.
Убедившись, что наскоком Артушу не сломить, Изюминка сменил тактику «допроса».
«Так, Хайзуллин. Не хОчешь, значит, гОвОрить мне, представителю нашей ленинскОй партии, правды. Буду делать тебе Очную ставку с сОбутыльниками. Стань в угОл и мОлчи, пОка не разрешу гОвОрить, пОнял?» Артуша обречённо встал в угол.
По вызову Изюминки в кабинет прибыл Юра Басков, старший в подвальном хозяйстве.
«ВОт чтО, БаскОв, – задушевно начал Изюминка. – Тебя От исключения из училища мОжет спасти тОлькО чистая правда. Хайзуллин раскОлОлся!!!»
«Ничего я вам не говорил», – обиженно прогудел из своего угла Артуша.
«Ты всёе испОртил!!! Ты мне Опять в карман насрал!!!» – заревел Изюминка.
В итоге допрос кончился ничем. Перефразируя известный штирлицевский анекдот: «Артуша стоял на своём. Это была любимая пытка Изюминки». С той поры АРТУ стал Изюминке личным и злейшим врагом…
Вернёмся на уже упомянутое собрание, так удачно открытое Хилем.
«Давай договоримся, Хайзуллин», – продолжил «мягко стелить» хитрый Хиль. – Скажешь правду перед лицом товарищей – простим, не скажешь – выгоним из комсомола и училища заодно». Ситуация была патовая. АРТУ крепился из последних сил.
Хиль: «Ты в самоволку бегал за вином?»
АРТУ (перед лицом товарищей (!!!): «Нет, подошёл ко 2-му КПП (там забор из кованой решётки), дал денег мужику, попросил сбегать за вином, он и принёс.
Хиль: «Что же ты, незнакомому мужику столько денег отдал?!»
АРТУ: «А мы с ним познакомились…»
Хиль: «И как мужика звали?»
АРТУ: «Вася…»
Апофеозом экзекуции был момент, когда Хиль начал пофамильно перечислять всех известных ему Артушиных друзей и требовать ответа, стал бы тот или иной пить Артушино вино. АРТУ каждый раз говорил, что нет, так как данный товарищ непьющий в принципе, а Хиль подвергал его ответы всё большему сомнению и грозил полным остракизмом за неискренность перед товарищами. Ситуация накалилась до предела.
«Ладно, Хайзуллин, а Баннов стал бы пить???» (Надо сказать, что до этого Баннов пару раз залетал с пьянкой, и стандартные предыдущие Артушины доводы о его непримиримости к пьянству тут явно не проходили.)
Артуша почувствовал хилевскую ловушку и просветлел лицом: «Нет, не стал бы!!!» – твёрдо и искренне ответил он Хилю.
