– Есть, – с готовностью отвечает Толька. – И велосипед есть!
– Ну, и какой тебе еще роскоши не хватает?..
– Не надо мне ничего, – отмахивается Васильков. – Ты уж прости, Никитич! Ошибся я – то не пьяные бредут берегом, а уставшие и голодные.
Коммунист Беляев довольно улыбается: «Оказывается, Толька мужик понятливый, но нуждается в постановке на правильный путь».
… Незаметно пришло время припозднившегося бабьего лета. На смену червонному сентябрю заступал месяц октябрь, пока такой же теплый и светлый, с сохранившимися ароматами грибов да рубиновой клюквой на шелковистых мхах болот. В ситцах березнячков и золотоствольных соснячках весь день слышится какая-то нежно-грустная мелодия прощания с сытым летом. На ум приходят стихи:
Золотые нити солнечных лучей
Льются через сито листьев и ветвей.
По траве пролитые росы-жемчуга,
Ежика сердитого кто-то напугал.
Над лесной тропинкой свесил на сучок
Скатерть-паутинку хитрый паучок.
А по ночам мелодия прощания с летом звучит в посвистах сильных крыльев и гоготании перелетных птиц, покидающих родной край до следующей весны. Ночью лес надевает черную маску – становится страшновато. Вот в самую полночь в урочище вдруг тоскливо и дико запоют свою разбойную песню серые разбойники – волки, или чем-то разгневанный хозяин тайги рванет тишину своей глоткой так, что вздрогнут лоси, а большеглазая сова повертит кошачьей головкой и громко захохочет.
Семья Васильевых: Мария Григорьевна, сын Василий, сын Леонид – будущий член Союза писателей России, дочь Александра, отец Михаил Васильевич.
Но приходит утро, тяжелым малиновым шаром поднимется солнце, светом драгоценных камней засверкает холодная роса, а у рабочих начинается привычный трудовой день. У школьников в эту пору и сельчан, не занятых работой от зари до зари, есть возможность набрать боровичков и розовощеких волнушек. Рабочие же могут себе позволить вылазку за ценными дарами и пополнить семейный бюджет только по выходным дням.
Мария Григорьевна и на работе думает о детях – их трое. Нынче ребятишки пошли в школу в старой униформе, деньжат не хватило. Конечно, на клюкве она бы заработала на все. Завинчивает ли она гайки или отвинчивает, а все одну думу думает: есть у нее на примете одно болотечко – ягоды крупные, спелые – рубиновой россыпью переливаются. Кое-кто тоже приглядел это местечко, а Мария на ягоднике желает быть первой, но ради этого работу не бросишь.
Антон Никитич на крыше крана путеукладчика: что-то случилось с лебедкой. Осмотревшись, сообщает:
– Опять авария – в Царенка мать! Михал Василич, бери кувалду, лом и поднимайся наверх.
И вот уже двое мужчин ходят по конструкциям, сокрушенно качая головами, а Мария поглядывает в сторону болота.
– Миш, скоро вы там? – спрашивает.
– Пожалуй, не скоро, вон еще и подшипник на лебедке рассыпался. Трос запутался в узел.
– Миш, может мне сходить на болото?
– Пить что ли захотела?
– По клюкву!..
– Какая клюква – тут не до клюквы! – но, подумав, махнул рукой. – Ладно, иди уж!
Мария Григорьевна торопливо поднимается в кабину путеукладчика, отыскивает старый мешок и бойко шагает на болото.
С детства приученная ко всякой работе, она сразу же принимается за дело. На кочках ягода открыта, словно рассыпана кем, можно брать пригоршнями. Женщина в азарте на коленях ползает от одной к другой. На одной из кочек навстречу протянутым рукам неожиданно с шипением подняла голову гадюка… Разрисованная в светло-коричневые тона, затаившись, она поджидает какую-нибудь жертву.
Мария в ужасе бросилась на другой край болота и, отдышавшись от страха, озираясь по сторонам, продолжила работу.
Вечером ее кликнул муж, но она голоса не подала. Михаил нашел ее на болоте.
– Что не отзываешься?.. поздно уже – поехали домой.
– Миша, да разве я оставлю такую ягоду. Ты дома скотину накорми, корову подои, ребятишек спать уложи, а я еще поберу до ночи, да утром.
– С ума что ли сходишь? Зверья полно!
– Ну и что, я ночь у костра проведу, а чуть свет еще пособираю. Ты мне спички оставь, да дров наруби кучку, чтоб в темноте не искать.
– До чего ж ты упрямая!..
– Миша, подумай, ведь тут деньги на болоте. Завтра кто-нибудь выберет, а ребятишкам надо новую одежонку справить. Унеси эти ягоды, что набрала, пересыпь в чего-нибудь, а мешок принеси.
Михаил послушно поднимает собранный урожай на плечо, восклицая: «Ого, тяжело, много набрала – ведра четыре будет».
… Несмотря на поздний час в окне кабинета начальника Тебелева горел свет. Иван Михайлович, собрав данные дневной заготовки древесины и отпустив бригадиров и мастеров по домам, подводил итоги прошедшего рабочего дня, рассматривал заявки по обеспечению ГСМ, чекорьями и запчастями для техники.
На пульте коммутатора появился вызов из Юркино. Дежурный диспетчер Кубарев поднял трубку и услышал знакомый с хрипотцой голос директора леспромхоза:
– Соедини меня с Тебелевым.
Диспетчер, подключив Лаптева с Тебелевым, стал подслушивать разговор. Сначала речь шла о суточной заготовке древесины и других делах, а в конце директор леспромхоза просил подготовить списки для награждения рабочих ценными подарками в честь выполнения планов производства. Директор также сообщал, что в качестве подарков будут: ковры, тульские самовары, гармони, патефоны, отрезы на костюмы и платья, но самыми ценными будут охотничьи ружья. Из семи стволов одно ружье будет двустволкой, оно, конечно, лучшему из лучших передовиков.
На коммутатор заглянул Толька Васильков. Кубарев дремал на кожаном диванчике.
– Скоро уж свет погасят, а ты шляешься! – встрепенулся он.
– Свет не помеха, вон луна вышла, сегодня, похоже, мороз будет!
– Да откуда ему взяться, еще не все картошку выкопали! – не соглашался Кубарев.
– А ты выйди на улицу – глянь, как выяснило. Точно мороз будет!
– Ну будет так будет… хотя – пусть не будет, у меня жена ведь помидоры не все убрала, да и тыквы все на огороде.
Васильков усмехается:
– Вырастил урожай, а теперь переживаешь, кстати, дал бы покурить?
– Вон, за телефоном пачка сигарет и спички.
– Спички свои имею! – повеселел Толька.
Комната диспетчерской наполнилась сизоватым горьким дымом, здесь все прокурено табаком, даже мухи, сидящие на потолке. Васильков знает, где можно покурить в любое время суток. К тому же любитель поговорить.
– Не спится мне, вот и пришел, все равно тут ночью не спят, не полагается, – после глубокой затяжки дыма он продолжал. – Не за горами уж праздник Октябрьской революции. Как всегда в клубе будет торжественное награждение подарками и концерт. И вот, наградят какой-нибудь картиной типа «Бурлаки на Волге» и все!
– Да нет – бери выше! – предлагает Кубарев.
– Куда выше-то! Вон, Антону Беляеву подарили картину, а он о ружье мечтает – хочет бекаса в лет снять!
– И пошто ему бекас нужон, есть пичужки покрупнее. На брусничниках рябчиков полно, а на вырубках палеши бормочут. Антон партийный и в работе хорош, скоро вручат ему лучшее ружье. Наградят в торжественной обстановке, – подмигнул диспетчер и, понизив голос, признался. – На наш поселок семь ружей дадут, а одно двуствольное будет, только ты об этом никому. Понял?
– Как не понять, вот мужики-то обрадуются! А кому-кому ружья дадут?
– Тому, кто план перевыполняет. Кроме ружей будут еще патефоны, ковры, гармони.
– Да-а, – радовался Толька, – чего брать-то, если дадут?
– Вот-вот, если дадут! – засмеялся Кубарев.
– Но, во всяком случае, мне гармошка не нужна – ну зачем козе баян, а вот Антон играет хорошо, без его плясовых наигрышей ни одна свадьба не обходится.
Кубарев согласно кивает головой:
– Играет он хорошо, да и получает за это хорошо.
– Это ты про што?
– Ну как же? Он играл на свадьбе Кольки Махова. Бабенки попляшут-попляшут, сами по рюмке выпьют да ему подают за игру, ведь гармонист старается. А Катька – жена его, ревнивая. Схватила его за черны кудри и давай таскать. Плясуньи-то чуть оторвали ее… Конечно, гармонистов в поселке хватает – Лешка Ракушин мастерски наяривает на своей тальянке, а завклубом Михаил Степанович Привалов и на гармошке, и на баяне играет, и на гитаре, и пляшет, и поет, да к тому же он еще рисует картины. Вот такие у нас в Карасьярах таланты.
Васильков засобирался домой. Он попрощался и, звонко топая по дощатому перрону, помчался вперед.
По заведенному порядку ровно в двенадцать часов ночи электрический свет в поселке отключали. Машинист, остановив двигатель электростанции, освещая себе дорогу домой фонариком, до утра шел отдыхать.
Василькову не терпелось поделиться новостью, секретная информация требовала разрядки. Он постучал в окно бригадиру лесорубов Шатохину Василию.
