Вот вам история двух крестов, которые стоят на наших северных землях. Давать ещё комментарии по этому поводу мне представляется излишним. Через призму и чистейшую линзу Арктики всё видно. Видно, кто чего стоит.
Завершая свой арктический дневник, должен признать, что заболел Арктикой. Надеюсь, мне хватит сил и здравого смысла оставить эту свою болезнь при себе и не рассказывать об этом всем и каждому при любом удобном случае. Понимаю, что удалось изложить едва ли десятую часть тем и впечатлений, которые до сих пор пульсируют во мне. Но надо жить дальше. Обязательно!
Однако отныне я буду надеяться, ждать, что меня снова позовут в арктические высоты. Новые знакомые обещали взять меня с собой на другие острова и земли, в другие северные моря. Надеюсь, так и случится. Надеюсь, я для них теперь человек не посторонний.
Лето закончилось. Какой кошмар!
Сегодня постригся вместе с сыном. Он сидел на соседнем кресле и молча наблюдал в зеркале, как из летнего, весёлого, загорелого, похудевшего и избегавшегося, а главное – обросшего бездельника превращается в аккуратно стриженного второклассника и ученика музыкальной школы. Печально он смотрел на своё меняющееся отражение. С него обстригали лето, и, как с Самсона его волшебная сила, вместе с беззаботно отросшими за лето волосами падали на пол радость и полная безответственность ещё одних безвозвратно ушедших каникул.
Сидя рядом с сыном в парикмахерской, я вдруг ощутил себя школьником. Почувствовал, что надвигающееся первое сентября и меня в полной мере касается. Вдруг всецело осознал, что всё то, что намечал на лето, так сказать, по внеклассной работе, мной не сделано. Всё то, что надо было выучить, не выучено, а то, что надо было прочитать, не прочитано. Когда же я буду всё это делать?! А делать-то придётся! Не хочу.
Мне стало жалко себя, сидящего в парикмахерском кресле. Жалко того себя, который, казалось, совсем недавно, в начале июня, покупал гамак, чтобы летними вечерами покачиваться в нём, а может быть, укрывшись от комаров, даже провести в нём пару особо тёплых сухих ночей… Ни разу не понежился в гамаке. Всё казалось, что успею, а пока неохота, и что лето впереди ещё длинное. Жалко те несколько рубашек, которые я купил на лето, да так и не удосужился надеть. Жалко маску для ныряния, которую купил в конце июня. Купил, потому что она была новая, красивая и такая, что если бы она у меня была в детстве, я был бы просто царь и бог среди всех пацанов. Съездила эта маска со мной к морю, но так и пролежала в чемодане… Как же стремительно всегда заканчивается лето! Как всё не приходит мудрость и умение прожить каждый день лета так, как мы их проживаем в последние его деньки, стараясь всё в себя впитать, насладиться и осознать суть уходящего.
Последние две недели провёл во Франции… Удивительное вышло лето. До середины июня были гастроли, потом Испания, потом экспедиция в Арктику, а потом – небывало жаркий и знойный юг Франции. И всё равно оно было очень коротким. Лето длинным не бывает! Я имею в виду – лето не бывает длинным для русского человека и для живущего в России. Особенно для тех, кто трудится и имеет детей.
Несколько дней перед возвращением домой уже просто изнывал. Мучился! Отчего же я так мучился среди красоты, роскоши и неги? А мучился я, потому что устал от праздности. Праздность всё-таки ужасно притягательна и так же безобразна до тех пор, пока не погрязнешь в ней и не привыкнешь к её сладкому обволакивающему яду.
Удивительно, почему для китайца везде Китай, и хоть в Хабаровске, хоть в Нью-Йорке он всегда устроит себе маленький Чайна-таун. Для индуса – везде Индия. Американец везде чувствует себя хозяином, и везде для него есть что-то американское, как минимум «Кока-кола». Бельгийцы или голландцы, работающие в международных корпорациях по всему миру или путешествующие, кажется, везде чувствуют себя как дома… Почему же для русского человека всё, что за границей, – чужбина?! И слово-то какое точное – чужбина!
А такая прелестная чужбина, как юг Франции, только и располагает, что к праздности. Наши соотечественники добились в праздности, если её всё-таки считать некой формой человеческой деятельности, невероятных результатов и успехов. Они бьют все рекорды и устанавливают невероятно высокие планки и уровни.
Они оформили эту праздность на Французской Ривьере в виде прекрасных и огромных домов, в виде фантастической красоты садов, в виде целой флотилии, и я бы даже сказал, могучего флота огромных яхт, целой армии частных самолётов и вертолётов, а также бессчётного количества самых новых и мощных автомобилей. Вечеринки в клубах и самые лучшие рестораны Лазурного берега каждый вечер всё лето принимают огромное количество жён наших соотечественников, украшенных тысячами карат и тоннами жемчугов и драгоценных металлов. На их руках самые дорогие тикающие изделия швейцарских мастеров. В их самых дорогих сумочках банковские карточки с непостижимыми многозначными цифрами. Их лица малоподвижны от скуки и воздействия пластической хирургии… Рядом с ними в соседних ресторанах, а может, прямо за соседними столиками, обвешанные меньшими украшениями и ещё пока с весёлыми лицами сидят любовницы их мужей. Темы разговоров при этом одинаковы, и все в разной степени несчастны от абсолютного неумения и незнания, что делать со всей этой жизнью. Единственное, что они умеют лучше всего, – это лгать всем и каждому почти каждую секунду. Лгать каждым жестом, каждым словом, каждой интонацией.
А их мужья – это в основном люди, которые даже сами уже не вполне понимают, чем занимаются. Точнее, все они занимаются решением каких-то вопросов, и все эти вопросы связаны исключительно с тем, как сберечь и приумножить то, что есть. Никто из них давно уже не занимается трудом, который можно назвать профессией, делом, созиданием… Только постоянное «решение вопросов», ложь и беспрерывная череда самооправданий.
Юг Франции – это лучшее место и лучшая декорация для того, чтобы чувствовать, что у праздности есть какой-то смысл. Но в этой праздности живут там только наши. Они не хотят и не могут соприкоснуться с подлинной французской жизнью. Они там всё равно как в скафандре. Дорогом, роскошном и невероятно удобном. Они общаются только друг с другом, относятся к французам с недоверием и презрением, а французы платят им той же монетой, несмотря на то, что получают огромные доходы и чаевые.
А наши коптят французское небо, тешат себя наивными иллюзиями, обучая своих детей во французских и швейцарских школах, с гордостью говоря, что у их малолетних инфантов уже свободный французский и английский, и полагают, что благодаря этому их детей ждёт другая, более счастливая, а главное – не изуродованная деньгами и праздностью жизнь.
Праздность сладостна. В этой праздности так и тянет купить себе велосипед, оснастить тренажёрный зал, взять инструктора по теннису и тренера по гольфу, непременно захочется на следующее лето купить себе коня, а лучше ещё и пони, чтобы и детей приобщить к конному спорту… А ещё – акваланг, подводное ружьё, хороший катер, а лучше – большую яхту… Потому что на яхте можно иметь все возможные виды водных развлечений. А также ещё летом забронировать себе места на лучших горнолыжных курортах.
Что же в таком случае делать весной и осенью? Ах да – велосипед и конный спорт! Праздность потрясающе разнообразна. И очень скоро выясняется, что для занятия самим собой в году очень мало дней, мир слишком мал, чтобы по нему бесконечно путешествовать, а люди слишком ничтожны, чтобы о них заботиться и вообще о них думать.
Послезавтра первое сентября. Какое счастье! Хватит праздности! Не умею я пока отдыхать. Как там говорил герой пьесы «Пять вечеров»: «… Что-то разболтался я тут с вами…» Так думал и я, возвращаясь из Франции домой. А ещё я был благодарен судьбе, что мне удалось после потрясающей своими впечатлениями и трудностями арктической экспедиции съездить на Лазурный берег и сильнейшим образом соскучиться по работе, по коллегам, по друзьям и по Родине.
На прошлой неделе и сегодня посмотрел по телевизору кинополотно Сергея Бондарчука «Война и мир». Сколько раз я видел это кино? Не припомню. Я видел его частями, отдельными сериями, видел серию за серией, ожидая ежевечернего продолжения. И вот снова просмотрел от начала до конца, практически не отрываясь.
Я увидел картину опять иначе, не как прежде. В этот раз я смотрел её дома, на экране современного телевизора, с хорошим звуком. Фильм явно оцифрован, обработан, очищен. На экране не было царапинок и прочих признаков повреждённой киноплёнки. Кино заиграло более яркими и сочными красками, стало контрастнее и как-то свежее, что ли. Но не это определило новый мой взгляд и новое, так сказать, прочтение картины. Новое понимание и восприятие, конечно же, определилось моим возрастом, моим теперешним видением и пониманием искусства, и в частности искусства кино, а также свежее осмысление увиденного связано с тем временем и ситуацией, которое переживает Родина и мы вместе с ней.
