Ветер с моря усилился и теперь с каждым новым порывом увлекал за собой всё больше песчинок, всё выше отрывал их от земли. Киношники разошлись по машинам, и только бригада осветителей угрюмо складывала свои приборы в кузов грузовика. Вода всё ещё неприятно стекала с моей рубашки и брюк, капля за каплей уходя в песок. Мне стало зябко. Под нарастающий шум прибоя я прошёл вдоль всей автоколонны и поднялся в операторский автомобиль. На широкой мягкой полке, предназначенной для перевозки съёмочной аппаратуры, сладко спала девушка. Она была в белых джинсах, в белых кроссовках, а золотистые кольца волос живописно разметались по белой сорочке. Мокрый, озябший я смотрел на её красивый профиль. Нет, её вряд ли опечалит случившееся. Проснувшись, она будет жить прежней жизнью, надеясь на счастье, как и тысячи людей. А что-то важное и светлое уже прикоснулось к ней, но осталось незамеченным. В её жизни больше не будет голубых тюльпанов, светящихся в ночи, как не будет и того, кто знает, где их искать.
Лида зашевелилась под моим долгим взглядом, открыла глаза и приподняла голову.
– Съёмка закончилась? – сонно спросила она.
– Закончилась, – ответил я. – Ты выспалась?
10.Всю долгую дорогу от скалистого берега до гостиницы я молча сидел у окна, глядя на бесконечные песчаные дюны. Нельзя было уступать продюсеру. Наплевать на его сроки и расходы. Но я проявил мягкотелость и теперь в душе навсегда останется неизлечимая болячка причастности к этой смерти.
Гостиница встретила меня обычной утренней суетой. Администрация занималась расселением туристов. По этажам сновали уборщицы, шумно жалуясь друг другу на неряшливость жильцов. Я больше не мог оставаться здесь, в этой гостинице, в этом городе. Стараясь не смотреть на аккуратно заправленную кровать Сергея, я переоделся в сухое, торопливо собрал в дорожную сумку свои нехитрые пожитки и вышел в коридор.
На небольшой площади перед гостиницей выстроились в ряд несколько киносъемочных машин. Вернувшаяся киногруппа в полном составе сидела в чайхане, расположенной на открытой веранде у входа в гостиницу. За одним из столиков сидели режиссёр, продюсер и костюмерша в своём неизменном белом наряде.
– Заур, присаживайся к нам, – сказал Гена, заметив меня.
Я подошёл к ним, опустил сумку на пол и сел за стол. Официант сразу же принёс мне стакан чая на блюдце и вазочку с восточными сладостями.
– Что за сумка? Ты собрался куда-то? – спросил Гена.
– Я уезжаю.
– Не дури, Заур, в нашем деле всякое случается. Может, ты опасаешься неприятностей?
– Неприятностей не будет, – вмешался в разговор продюсер. – У нас с этим парнем заключён письменный договор – мы не несём ответственности за несчастный случай. Он сам ошибся. Но его мать, в любом случае, получит по страховке сто тысяч рублей. На старость ей хватит.
– Вот видишь, всё нормально, – сказал Гена, – мы можем продолжать съёмки. У нас отличный сценарий.
– Да, я помню, фильм о высокой любви.
– Зря иронизируешь.
– А то, что погиб человек, это нормально? Это тебя никак не напрягает? Я же предупреждал и просил не снимать сегодня. Пусть сроки и расходы чуть увеличатся и что? Разве человеческая жизнь не стоит этого?
– Я вижу, ты ничего не понимаешь в нашей ситуации. Забудь советские времена и свою лирику. Сегодня снимает тот, кто нашёл спонсора. Наш фильм финансируют московские братки. Ребята платят живые бабки из своего кармана и строго следят за перерасходом бабла. Через месяц они хотят получить готовую продукцию. Я не могу терять время из-за того, что у кого-то плохое настроение или на душе мерзко. Кто виноват, что твоё Госкино накрылось медным тазом? А теперь, извини-подвинься, пришёл главный закон капитализма – кто платит, тот и заказывает музыку. Если не понятно, могу сформулировать грубее. Тебе же никогда не нравился социализм. Капитализм тоже не по душе? Чего же ты хочешь?
– Царствия Божьего, – усмехнулся продюсер.
Все сидящие напротив меня довольно заулыбались, посчитав шутку удачной.
– Высоко замахнулся, – сказал Гена, но если так, то флаг тебе в руки. Может, когда-нибудь и дождёшься. А мы пока грешным делом закончим картину.
– Удачи тебе, мой друг, – искренне пожелал я, поднялся со стула, забрал свою сумку и пошёл через площадь к автобусной остановке. Вскоре подъехал и автобус.
– Подожди, Заур, – кто-то коснулся моей руки. Я оглянулся – передо мной стояла костюмерша Лида.
– Я хочу сказать, что никогда и ничего не обещала Сергею, просто помогла ему в то утро. Потом, мы ещё один раз пили чай с тортом. Вот и всё, что было. Я не просила этих цветов, и он зря пошёл за ними на гиблое место. Потому и погиб. А мне нравится другой человек.
Я понял, что девушка этим разговором хочет избавиться от тяжёлого камня на сердце. Но я не умел отпускать грехов и не хотел никого утешать, потому и сказал:
– Думаю, он полюбил тебя больше жизни, и ему было всё равно, где растут цветы, которые он решил подарить тебе. За ними он пошёл бы куда угодно.
– Взрослый парень, после двух коротких встреч и вот так – больше жизни! Как такое возможно? – искренне не понимала Лида.
– Уже известно – случается такое, чего и быть не может. Думаю, что теперь нам и дальше жить с этой царапиной на сердце. Прощай, Лида. Может, ещё свидимся когда, – я шагнул в автобус.
Но девушка вновь взяла меня за руку.
– Постой, Заур. Только один вопрос – ты часто общался с Сергеем, может он рассказывал тебе, где находится это гиблое место?
Автобус резко тронулся с места и стал набирать скорость. Я не успел ответить, только махнул рукой на прощание.
11.В эти дневные часы в пивном баре «Белый Рыцарь» было тихо и немноголюдно. Несколько посетителей сидели за столиками, а висевший под потолком телевизор негромко рассказывал последние новости. Воспоминания уступили место реальности. Я и не знал, что картинки прошлого так хорошо стыкуются с холодным пивом. В дальнем углу зала открылась входная дверь, и я увидел знакомый силуэт. В бар вошла Лида со своей большой сумкой в руке. Она недолго искала меня – подошла и села за столик.
– Я заметила, как ты зашёл в этот бар, – сказала она, – захотелось поговорить ещё.
– У меня такое же желание. Что тебе заказать?
– Холодного пива. Сегодня настоящая израильская жара.
Я махнул рукой хозяину, стоявшему за стойкой, он кивнул и поставил перед Лидой большую кружку тёмного пива.
– Помнишь тогда, на автобусной остановке я задала тебе вопрос, но ты не успел ответить. А ведь после того, что случилось, все только и говорили о гиблом месте, но никто понятия не имел, где оно находится. Ты же сам из тех краёв, может, знаешь что-то об этой тайне? – спросила Лида.
– Знаю, – ответил я. – Гиблое место находится там, где нет надежды, там, где сумрачно и одиноко, а голубые тюльпаны ещё не найдены любящим сердцем.
Лида внимательно выслушала, потом, улыбнувшись, сказала, – умеете вы, кавказские мужчины, сладко петь. Но в жизни всё проще и сложнее – молодой, красивый и смелый, прямо как в сказке, принёс мне волшебные цветы. А моё сердце до сих пор любит пожилого, больного, ворчливого. И ничего с этим не сделаешь.
– А ничего и не надо делать, – ответил я. – Может быть, это и есть та самая Высокая Любовь.
