Потом, став взрослой, Аля часто думала о своей родне – дед Борис объявлял жену главой семьи и отказывался решать бытовые вопросы. Бабушка Нина, Нина Захаровна, заслуженный педагог, директор одной из лучших питерских школ, умница и красавица, человек волевой, образованный, мощный, по сути, всю жизнь «прогибалась» под мужа. Уж ей-то точно «веселия» и шумные гости были совсем ни к чему. Нина Захаровна любила покой, тишину и хорошую книжку. Но ни разу – Аля бы это запомнила, – ни разу она мужу не возразила. Ни разу не сослалась на усталость, мигрень или просто плохое настроение. «Боричкины» капризы всегда исполнялись.
Однажды, когда Але было уже лет семнадцать, бабушка Нина рассказала ей, как мужа пришлось «завоевывать».
– Как? – удивилась Аля. – Ты же такая красавица!
Нина Захаровна рассмеялась.
– Знаешь, роднулечка, красавиц много. А женился Борюля на мне.
Дед Борис, конечно, «увлекался» – так говорила сама бабуля. Но увлекался стремительно и ненадолго. Умная бабуля все тут же разнюхивала и приглашала пассию в дом. Ну а потом – все как у классика: бабуля «сдруживалась» с очередной и потихоньку, ненавязчиво, отстраняла ее от деда.
Аля помнила, как бабушка Нина попала в больницу – было что-то совсем несложное, кажется обострение панкреатита. Но что творилось с дедом! Он по три раза на день бегал в больницу, доставал лекарства и терзал врачей, звонил секретарю обкома и требовал «повышенного внимания к Ниночке, между прочим, заслуженному учителю»! Даже отменил два спектакля.
– Как он тебя любит! – восхитилась Аля тогда.
А бабушка рассмеялась.
– Дурочка ты! Здесь – другое. Просто боится… Остаться без меня, понимаешь? Вся его жизнь ведь рухнет…
Поняла тогда Аля не очень. «Очень» поняла потом, когда выросла.
Жизнь у Ольшанских была сказкой – театр, концерты, походы в гости, куда звали деда «великие» люди. Уют, созданный Валечкой. Дача в Разливе, куда отправлялись на лето. Нарядные платья, туфельки, куклы с «настоящими» волосами. Заколочки, ленточки, школьная форма, сшитая на заказ у известной портнихи.
И школьная жизнь – разумеется, в бабулиной школе, – где на внучку директрисы не могли надышаться.
На Театральную, в семью бедной Лидочки, ходили примерно два раза в месяц. И это было для Али… почти наказанием.
В квартире было тихо, мрачно, тревожно. Прабабка и прадед уже «успокоились», и бабушка Александра Васильевна и дед Семен Андреевич остались одни. Огромная квартира напоминала склеп – верхний свет не зажигался, не из экономии, нет. Просто… Просто после смерти дочери и внука они запретили себе жить.
В Лидочкиной комнате был устроен иконостас из ее и Петиных фотографий. К Але, единственной внучке, они были совершенно равнодушны – горе забрало у них все чувства.
Они безучастно смотрели на внучку, не расспрашивали ее о школьных успехах, не интересовались ее увлечениями и совсем не замечали Алиной красоты.
Предлагали попить чаю, но Аля и бабушка Нина всегда почему-то отказывались.
Иногда дед уходил в библиотеку и выносил какую-нибудь старую книжку в подарок Але. Он долго и занудливо бубнил, как бережно надо относиться к книгам, ни в коем случае не загибать страницы и не давать читать подругам.
Аля корчила гримасу, приседала в книксене и «сердечно» благодарила за подарок.
Они выходили на улицу и жадно вдыхали свежий влажный питерский воздух.
Бабушка Нина тяжело вздыхала и бормотала всегда одну и ту же фразу:
– Похоронили себя. Устроили себе добровольное кладбище.
Но говорила не с осуждением, а с жалостью.
Они заходили в кондитерскую «Север» или в «Лягушатник» и устраивали себе «пир горой». Потом, объевшись мороженого и пирожных, шли в Гостиный двор или в ДЛТ – Дом ленинградской торговли – поглазеть. А если Але что-то нравилось, бабушка Нина немедленно это покупала.
Аля вбегала в квартиру и бросалась на шею любимому деду. И он так бурно радовался, словно не видел ее несколько дней.
Отец приезжал редко, раз или два в год. И приезжал уже с новой женой. Точнее, женой она была новой, а вот знакомой совсем и не новой – папа женился на тете Свете, маминой бывшей подружке, гарнизонном враче. Тетя Света была доброй, но «бестолковой» – по словам бабули. И еще «очч-чень простой».
Тетя Света начинала «забеги» по магазинам, исчезала рано утром и приходила лишь к вечеру, увешанная авоськами и кульками. И принималась раскладывать на диване свой «импорт».
«Импорт» был главным достижением и радостью тети Светы.
Она, со счастливой улыбкой, шуршала жесткой целлофановой оберткой от мужских сорочек, тянула рукой импортные колготки, примеряла юбки и кофточки, крутилась перед зеркалом и предлагала всем восхищаться вместе с ней – или хотя бы разделить ее радость.
«Это так… провинциально и так навязчиво», – говорила бабуля. Только Валечка поддерживала тетю Свету и вместе с ней восторгалась покупками.
Тетя Света притаскивала с собой необъятные баулы с соленьями, вареньями и грибами. Валечке все это нравилось, и она нахваливала бабуле «новую» невестку. Она была совсем неплохая, эта Света. Но… Не своя – бабушкины слова.
Отец с тетей Светой хотели забрать Алю к себе. Но бабуля и дед встали стеной – что у вас там? Медведи по улицам ходят. А климат? А школа? А общее развитие? Ну уж нет! Девочку вам, не отдадим! Она живет в культурной столице и развивается – а у вас? Будет слушать самодеятельных запевал, а не Чайковского в Консерватории? Будет ходить в кружок макраме, а не в «Мариинку» и «Русский»?
Отец молчал и был, казалось, согласен с родителями. А тетя Света… Та, кажется, облегченно выдохнула. Выдохнула – и через два года родила отцу мальчика. Мальчика назвали Бориской – в честь деда, на что дед, кстати, отреагировал абсолютно спокойно: какой-то незнакомый и далекий мальчик, рожденный от чужой и малознакомой женщины, его совсем не волновал – у него была внучка! Обожаемая внучка. Аля Ольшанская. Все, достаточно.
Когда Але исполнилось шестнадцать, бабуля и дед озаботились ее будущим. Бабуля настаивала на журналистике, а дед упрямо твердил, что «Алечке нужно в театральный», и только.
– Посмотри, какая красавица! – горячился дед. – Ты где-нибудь подобное видела?
– Да видела! – устала махала рукой бабуля, продолжая не соглашаться с мужем.
– Что красота? – настаивала она. – Кому и когда от нее была польза? Пусть получит профессию, а уж там – как бог даст. Где они, твои актрисы? Пара-тройка известных, а остальные? Хорошо, если удачно пристроились замуж. А так…
Дед уже почти сломался, как вдруг подвернулся случай. Его приятель, известный режиссер, начал съемки новой картины. Обмолвился об этом Борюсику, как называли его старые друзья, и тот притащил в павильон Алю. Кстати, ни о чем не подозревающую.
На роль легкомысленной и обольстительной студентки требовалась красивая и уверенная в себе девушка. Дед легонько вытолкнул внучку вперед и задумчиво произнес:
– Виталик, а попробуй. Мою.
В тот же день Виталик Алю утвердил. Аля, растерянная, перепуганная, смущенная, пришла на съемки с дедом. Дед помогал ей, нашептывая на ухо, поправлял, ругался с Виталиком, даже поссорился с ним и объявил, что внучку уводит.
В конце концов все разрешилось, и Аля снялась в своем первом фильме. А после десятого класса спокойно прошла все экзамены и туры в театральный.
Бабуля, вздыхая, с этим смирилась, но еще долго попрекала мужа, что в несложившейся Алечкиной судьбе будет виноват он один.
В тот год сразу, почти одновременно, они похоронили Лидочкиных родителей. И Але досталась квартира на Театральной, в которую своевременно, не без уговоров и труда, Нине Захаровне удалось прописать их общую внучку. Как чувствовала! Она потом и сказала:
– Было понятно, что в подземелье долго не живут!
Аля, молодая, красивая, уже успешная, в одночасье стала обладательницей роскошных, хотя и мрачных хором.
Но это дело, понятно, поправимое. Ремонт – и вся недолга! Впрочем, о ремонте совсем не думали – огромные деньги, время, нервы, да и вообще – зачем Алюне сейчас эта квартира? Ей замечательно и в родном доме.
Ни к чему. А вот в дальнейшем, когда придет время… И Алечка выйдет замуж…
Собственно, так и случилось. Только совсем не скоро, через четыре года.
А лучше бы – не сложилось никак. И еще – никогда!
В театральном Аля училась без проблем. Да по-другому и быть не могло. Дед – известный артист, есть прекрасная роль в кино, да и сама Аля – красавица, каких мало.
Аля и вправду в свои восемнадцать расцвела как прекрасный цветок. Высокая, стройная, длинноногая. С копной рыжих кудрей и глазами цвета июльского неба. Мужчины всех возрастов провожали ее восхищенными и встревоженными взглядами. А ей хоть бы хны! Ни о каких романах она и не думала. Но… до поры…
