– Этот клип будет хитом. А фотографии должны будут украсить мою будущую статью, которую недавно заказал весьма престижный и гламурный журнал, – почти кричала ему Вдова братьев Гримм, стараясь перекричать шум.
А Геннадий в это время выстраивал в пространстве ночного клуба, где ей будут позировать звезды шоу-бизнеса, выгородку с пальмами и египетскими пирамидами. Вдова братьев Гримм делала последние распоряжения. Ее замечания по освещению и обстановке выполняли работники танцпола, увлеченно работая с камерой; она почувствовала, что погружается в тот особый, пьянящий драйв интересной ей работы. Осложняли настроение и процесс работы только истеричные выпады примы, которую явно накрыло волной ревности из-за того, что все вокруг увлечены и всем хорошо в работе, где она оказалась в неинтересной ей роли рядовой статистки. Ее раздражало то, что, по ее мнению, подготовительный период затянулся. Ее выпады и спор с примой по поводу нужной позы становился все напряженнее и даже агрессивнее. Вдова братьев Гримм сама встала в нужную позу в головном уборе Клеопатры. Геннадий, уже загримированный под древнеегипетского раба, стоял рядом с опахалом и пытался их примирить. Вот тут и вспыхнула ссора. Неожиданно началась драка между охранниками примы и работниками танцпола. Они задели декоративную пальму. Пальма упала прямо на пластиковый короб, поставленный в углу Славиком. Тот самый короб, в котором находилась гюрза. Да так, что пластиковая крышка с отверстиями для воздуха треснула. И неожиданно гюрза вылезла из своего убежища. Она с шипением распахнула свой капюшон. И стремительно бросилась и укусила Вдову братьев Гримм. Теперь гюрзу увидели все! В один общий крик слились голоса тех, кто это видел, и тех, кто не успел разобраться, но оказался вовлечен в общий хаос и панику.
Переполох и хаос овладели всеми мгновенно. Все пытались бежать прочь, отхлынув от того места, где лежала распластанная на полу Вдова братьев Гримм. Над нею в отчаянии склонился Геннадий. Только тут стало ясно, что его с нею связывало нечто гораздо более значимое, чем отношение типа «подчиненный – леди-босс». Их многолетние взаимоотношения оказались с годами перегружены многозначительными недомолвками, недосказанностью, которые мешали вырасти их отношениям до ясных и спокойных. Когда простые и долгожданные слова заменяют игрой слов, слишком изысканной, многозначительной для человеческой жизни, как многочисленные приобретения в какой-то момент не создают уют и не украшают дом и жизнь хозяев, а лишь захламляют дом, превращаются в бессмысленные нагромождения, мешающие жить. Но Вдова братьев Гримм была уже так далеко, что все ее прошлое стремительно отдалялось от нее молниеносно удаляющимся берегом, тающим вдали.
Гюрза ползла в сторону толпы, бегущей из зала, словно завороженная сверкающим платьем примы, украшенным стразами, ставшим для гюрзы ориентиром, куда дальше ползти. Прима в золотом платье Клеопатры в ужасе убежала, протискиваясь к выходу в общей давке, сгрудившейся у входа. Но в этом месиве тел все были равны перед этим ужасом. За нею ползла гюрза медленно, но неотвратимо. Чудовищная давка на танцполе привела к возникновению истерической паники. Стоны, крики, мольбы о помощи оглушали и переполняли пространство.
Где-то в давке мелькнуло и лицо перепуганного Славика. Ужас, гибель молодых посетителей найт-клуба заполнил все пространство, как густой дым на пожаре. Но через весь этот ужас Славику удалось пробраться и вырваться.
Истекающий кровью, оборванный, он выбрался на темную улицу, под дождем, смывающим кровь с его расцарапанного лица. Он то держась за стены домов, то падая, то ползком добрался до своей машины. Его трясло и рвало на асфальт. Но он достал трясущимися руками ключи от машины. Открыл ее. Сел в машину. Но и тут его не покидало чувство, что он не спасся от преследования.
Чувствовал на себе взгляд преследовательницы-гюрзы. И не ошибся. На него действительно пристально смотрела гюрза, не познавшая еще ужаса безжалостных рук дантиста. Она, притаившаяся у стены злосчастного ночного клуба, наблюдала, как Славик залез под звуки сирен «неотложек» и криков пострадавших в свою машину. Но сильные и мучительные рвотные позывы опять вернулись. Он вылез и наклонился над асфальтом… и тут заметил гюрзу. Она приподнялась, опираясь на свой хвост, и зловеще распахнула свой капюшон смерти. Славик буквально впрыгнул обратно в машину.
Завел машину и дважды на скорости наехал на змею со всей силы, вдребезги разбив правую фару, чтобы наверняка добить ее.
К счастью, после этого машина все же завелась. И Славик рванул домой, вернее, к своей подружке, у которой он проживал уже несколько лет.
Славик, спотыкаясь, добрался до дверей квартиры. Руки его дрожали так, как ни пытался он вставить ключ в замочную скважину – ничего не получалось. Ключ не попадал, соскальзывает мимо ячейки.
Он прислонился к входной двери спиной, чтобы отдохнуть. Но дверь оказалась не заперта. И дверь, предательски не поддержав его, плавно распахнулась вовнутрь квартиры, увлекая за собой дрожащего Славика. Отчего он упал навзничь уже внутри квартиры.
Он попал прямо в квартиру, свалившись в коридоре, это насторожило его. Голова так кружилась, что не было сил даже встать и зажечь свет в коридоре. Попытался встать на ноги, но дрожь только усилилась. Он вполз в комнату на четвереньках. В квартире было темно.
Ему было страшновато. Он прислушивается, но, несмотря на страх, все же вполз на четвереньках в комнату.
Это была родительская квартира Вируса и его сестры Катерины, подружки Славика. Вернее – квартира родителей его подруги Катерины, которая перешла к ней, минуя второго наследника, ее брата, она ловко обошла родного брата с наследством. Нисколько не печалясь и не озадачиваясь тем, что сделала брата бомжом.
Славик толкнул вытянутой рукой дверь, и она со скрипом, но плавно раскрылась. Посреди темной комнаты на своем старом чемодане сидел Саша – Вирус. Перед ним на паркете мерцала откупоренная бутылка водки. Увидев ползущего на четвереньках Славика, Вирус удивился и, не здороваясь, сразу же просто предложил ему выпить.
– Будешь? – мрачно спросил его Вирус. Славик, все еще дрожа от пережитого ужаса, смог только тихо произнести:
– Не-а…
– Это тебя Катька приучила так в дом входить? Ты теперь всегда на четвереньках к ней являешься? Понимаю, она может. Да, сестрица моя… Такая Бугримова! Да! Ну, я один.
Славик сел на паркет и, опустив голову, оцепенел, пытаясь осознать, что же произошло. Он задумался, вернее, попытался задуматься. Но поймал себя на том, что не думает, а считает его булькающие глотки. И это единственное, на что он в этот момент способен, и что ему от этого становится легче. Потом подполз к Вирусу, протянул руку и молча взял у Саши бутылку. Пил «с горла». Горлышко стучало о зубы Славика. Вирус смотрел на него с изумлением. Он никогда Славика таким не видел.
– Что это ты так?
– А ты что так? – переспросил его Славик, явно не желая откровенничать.
– Да вот! Сунул ключ, открыть открыл. Да только ключ в скважине так и застрял. Уже не запереть. Старый замок. Еще мы с отцом его вставляли, я тогда на первом курсе был. Катька маленькая была. Словно вчера, а… – продолжил он, протягивая руку к бутылке. – Хозяйка квартиры меня… попросила. «На выход с вещами!» – сказал он, резко выдернув у Славика бутылку. Сделав глоток, продолжил: – Я работу потерял. Полный «алес капут»! Жить негде! Некуда мне идти! Денег нет. Пришел вот! Ведь это – родительская квартира. Все ж я тут прописан… Я не стал оспаривать завещание мамы, не разменял квартиру, хотел, чтобы все осталось, как раньше было. И – voila – исполнилось! Все осталось, как и было, но только без меня! Я бомж! Я бомж… Пустите?
– Да я… – пролепетал Славик, все так же сидя на полу перед Сашей.
– Понимаю, Славик! Знаю, тут Катька командир. Да я сам знаю, не пустит. Слушай, а как ты с такой стервой, с моей сестрицей, живешь?
– Ну… – отмахнулся от него рукой Славик.
– Славик! Дай мне ключи от дачи. Пока осень, там перекантуюсь. Запасные дай! Я Катьке не скажу, что ты выручил. Дубликаты сделаю, потом передам тебе. Шито-крыто будет.
– Если не скажешь Катьке, я сейчас. Дубликаты верни, я на место положу.
Славик встал, потянулся и пошел в другую комнату, чтобы поискать ключи.
Вдруг зажегся свет и раздался резкий крик Катерины из коридора. Катерина вошла в комнату. Она оторопела, увидев брата:
– Так, принесла нелегкая! Сам хоть упейся, а Славика не спаивай! И катись отсюда! Моя квартира! Понял!!!
Вирус попытался погасить скандал:
– Мне негде жить, Катя! Это наша родительская квартира! И я имею право тут жить! Я с детства тут прописан! Я не стал опротестовывать завещание, не разменивал квартиру, потому что… Я так хотел сохранить тот мир… Мир дома наших родителей без изменений. Мы могли бы здесь…
