Посмотрите, дорогие телезрители, сколько людей на улицах Москвы, – голос комментатора звенел от восторга. – Все они вышли требовать у американской администрации более действенной помощи нашему народу. Люди недовольны, что западный капитал держит нас впроголодь. Мы с вами, как самое демократическое государство в мире, заслуживаем большего. Государственный секретарь должен понять наши требования и заставить руководство Белого дома и американский конгресс не скупиться. Мы вправе рассчитывать на это.
Некоторые западные средства массовой информации называют нас бездельниками. Это ложь! Уже на полную мощность развертывается строительство грандиозного развлекательного парка «Курские соловьи». Совместный гигант Соединенных Штатов Европы и Курского губернаторства. Мы докажем, на что способны, когда нам дают валюту.
Хохряков поморщился, убрал звук и нажал кнопку. Вошел Фомин.
– Миша, Невзорова в опасности.
При этих словах лицо молодого человека покрылось красными пятнами. Он надел очки, затем снял и уронил на пол. Близоруко шаря растопыренной ладонью по полу, нашел и снова надел. Когда Фомин, наконец, справился с волнением, министр продолжил:
– Невзорова не вышла на связь. Она втерлась в доверие к тому самому Ройсу, сообщение о смерти которого ты мне только что перевел из «Хроники». Возможно, девушке пришлось сменить явку и перейти на другую квартиру, Телефон ее прежнего адреса молчит. Надо осторожно разобраться на месте…
Дав необходимые инструкции племяннику, Хохряков отпустил его.
Тем временем, в телевизионном окошке президент Иванов уже добрался до аэропорта. Путешествие от Кремля до летного поля заняло час десять минут. Американский комментатор выиграл пари. Вертолет государственного секретаря опустился на поле ровно в назначенное время. Извозчик в парадной военной форме достал из пролетки президента небольшую ковровую дорожку и разложил ее возле ног гостя. Конный эскадрон сопровождения взял шашки наголо.
Иванов нажал кнопку личного магнитофона. Над летным полем зазвучал гимн Соединенных Штатов Америки. Потом – очень короткий московского Российского государства на мотив песни «Русское поле», созданной композитором Яном Френкелем на слова поэтессы Инны Гоф во времена, когда еще еврейские фамилии не подлежали обмену.
Государственный секретарь хотел сесть в посольский кадиллак, но президент радушно открыл дверь пролетки и американцу ничего не оставалось, как усесться рядом с ним.
Извозчик натянул вожжи. Рысаки, крутя пенными мордами, понесли. Извозчик с трудом перевел их на ровную рысь. Эскадрон охраны поскакал впереди, расчищая путь.
«– До чего довели страну», – думал Еврей внутренних дел, глядя как на экране пролетка с президентом и его гостем лавирует между ржавыми остовами бывших лайнеров.
За пролеткой бежали, кричали, требовали. Государственный секретарь напряженно улыбался. В том месте на шоссе, где был объезд в связи с ремонтом дороги, начатым еще десять лет назад, эскадрон охраны, расчищающий путь от народа, поднял такую пыль, что пролетка скрылась из глаз. Когда пыль рассеялась пролетка исчезла. Эскадрон охраны кружил вокруг места, где только что находился президент и американский гость.
Хохряков понял, скорее ощутил, что произошло что-то совершенно невероятное. Он приник к экрану, как будто так было легче разглядеть, что происходило за восемьсот километров.
Через минуту зазвенел телефон. На проводе глава новой Еврейской партии и государства кричал в трубку:
– Антон, они похитили секретаря! Включи телевизор.
– Я все видел, Дмитрий Егорович.
– Срочно собираем «Кагал». Дело очень серьезное. Твое ведомство прохлопало… Тебе придется держать на «Кагале» ответ, объяснить высшему органу власти, что ты думаешь об этом событии. Последствия непредсказуемы…
Хохряков повесил трубку. Телевизионный репортаж прервался.
– Не забудьте выключить телевизор, – в десятый раз повторил автоматический голос и экран погас, издав отвратительный свист.
Хохряков взял бумагу и стал коротко набрасывать, текст своего предстоящего выступления на «Кагале». Честь ведомства надо защищать. Вряд ли кого в руководстве Новой Еврейской партии мог позавидовать ему сегодня.
Шум, поднятый вокруг исчезновения государственного секретаря Соединенных Штатов Америки, привлек всеобщее внимание не только москвичей, но и всего мира. Не мудрено, что никто не обратил внимание, как набережная на Яузе, где несколько месяцев торчала, привлекала зевак, летающая тарелка, освободилась. Единственный человек, получивший легкие травмы и ушибы, знал, когда это случилось…
Человеком этим был сторож, вооруженный берданкой, и поставленный охранять аппарат от слишком любопытных зевак. Но видеть само событие не удалось и ему. Задремав на посту, чего делать, конечно, не следовало, бедняга проснулся в холодной и грязной воде старинного притока Москва-реки. Яуза, на счастье сторожа, в этом месте обмелела и он кое-как вылез на изъеденный временем гранит, оставив в илистых нечистотах дна один из двух своих сапогов. Берданка тоже поглотилась водами Яузы и искать ее в мерзком засасывающем дне было безнадежным мероприятием. Сторож выжал портки и телогрейку, снял оставшийся сапог и вылил из него содержимое. И только после этого огляделся вокруг и обомлел – там, где только что стоял аппарат пришельцев, было пусто. Ровная круглая яма в мостовой указывала на место бывшей стоянки. Сторож перекрестился, хотя в Бога никогда не верил, но не знал, как иначе выразить возникшее в связи с данным событием чувство. Постояв немного, он побрел, неся в руках уцелевший сапог и оставляя за собой влажные жирные илистые следы.
* * *
Уже вторые сутки Маша Невзорова и Николай Васильевич Чернуха являлись пассажирами корабля иной цивилизации. Пилот, предоставив им убежище, сообщил голосом, похожим на катание консервной банки по железному корыту, что они не являются пленниками и могут покинуть аппарат в любой точке земного шара.
Тарелка вращалась на околоземной орбите. Трехметровый пилот, несмотря на резко несимпатичную внешность и острые, с любопытством взирающие на мир глазные щелки, оказался джентльменом в лучшем смысле этого слова. Он провел гостей в просторную комнату, напоминавшую чем-то неуловимым бывшую квартиру Николая Васильевича Чернухи. Перед тем как получить камеру под жилье, Николай Васильевич имел от Кремля вполне сносную квартиру.
Пилот нажал кнопку и из стены возле круглого окна выехали два удобных кресла. Пилот жестом пригласил гостей располагаться и тут же покинул комнату. Чернуха и Невзорова уселись в кресло и поначалу чувствовали себя скованно. Особенно Николай Васильевич. Его беспокоил заинтересованный и слишком теплый взгляд прекрасных глаз спутницы.
– У вас есть жена? – спросила Маша, хотя от Ройса знала, что инженер никогда не был женат.
– Не пришлось, – ответил Николай Васильевич и покраснел, как школьник.
Маше понравилась его реакция, но, чтобы не мучить Чернуху взглядом, девушка отвернулась.
– А вы когда-нибудь любили? – все больше смелела Маша.
– Мне кажется, Машенька, вы решили выполнить поручение вашего Ройса.
– Какое поручение?
– Заставить меня потерять покой.
Теперь покраснела девушка.
– Как вам такое могло прийти в голову?! Если говорить честно, – продолжала Маша, смущаясь. – Покой, кажется, теряю я.
– О чем вы, Маша!? Я, можно сказать, гожусь вам в родители.
– Хотите знать, чего я не могу терпеть? – серьезным тоном спросила девушка.
– Говорите, если считаете нужным…
– Я не могу терпеть кокетства в мужчинах.
Некоторое время они молча смотрели в круглое окошко с толстым зеленоватым стеклом. Белый туман рваными клочьями пролетал мимо. Они молчали и им было очень хорошо вместе. Маша почувствовала, что ей хочется быть ближе к Николаю Васильевичу, В тот же момент девушка стала легкой как пушинка. Она поднялась с кресла над полом, тоже случилось и с Николаем Васильевичем. Они в свободном полете, то приближались друг к другу, то, отталкиваясь, удалялись. Маша была в восторге. Так она летала только во сне. Девушка первой обняла Николая Васильевича, и они полетели по комнате вместе. Они забыли обо всем. Забыли, что далеко внизу крутится их земля с радостями и проблемами. Забыли про два Российских государства, одно из которых стало центром мирового скандала. Забыли о жидо-масонах, обществе «Совесть» и Новой Еврейской партии Петербурга. Господи, какая же это все была ерунда по сравнению с полетом двух человеческих сердец в мировой космической бесконечности!.. Что они там делят? Евреи, русские, американцы, китайцы, негры… Ведь они могли бы вот также, вместе, полные счастья, летать в космосе на своем голубом шарике.
– Машенька, милая, мы же в гостях… – первым пришел в себя Николай Васильевич.
