– Смерть ворогам! – Упырь опрокинул в себя стопку.
Он, поколебавшись, тоже – в стопке была перцовка, не такая ядреная, как горючка во фляге Упыря, но тоже ничего.
– Соратник мой тут ли? – Упырь выдохнул и вытер усы кожистой лапой. – Собрат по оружию.
– Хвоста не привели? – Мордатый ловко крутанул на пальце поднос с пустыми стопками.
– Никак нет, товарищ. Чисто все.
– Ну так и у нас чисто. В нижнем зале он. Митро проведет. Митро?
– Га?! – Такой же здоровенный, в черной бандане и черном переднике поверх камуфляжки Митро выдвинулся из-за стойки.
– Проведи товарищей.
– Слухаю, командыр, – сказал Митро и, сделав жест рукой и пригнув голову, нырнул под низкий свод, ведущий вглубь схрона. Тут было дымно и шумно. Меж грубо сколоченных дощатых столов сновали официанты, все в камуфляжке, все в черных банданах. Пахло пивом и жареными колбасками.
Мардук сидел в дальнем углу, зажатый чьими-то крепкими спинами, в огромной лапе – кружка пива.
– А! – сказал Мардук и подвинулся на скамье, освобождая место. – Садись, друг! Все путем?
– Какое там путем, – безнадежно пробормотал он, опускаясь на скамью. – Какое там путем…
Митро принес кружки с пивом, грохнул их на мокрый стол и удалился.
– Ты выпей, брат. – Глаза у Мардука были голубые, как у младенца, в редких рыжеватых ресницах. – Выпей, успокойся.
Он выпил и успокоился. Хорошее все-таки тут у них пиво. В зале было дымно, шумно и жарко, его наконец-то перестала бить дрожь, и он стащил куртку.
– Что это было? – Он глядел в голубые глаза Мардука и в серые – Упыря, но в тех и других была лишь ленивая симпатия, ничего больше.
– Где? – равнодушно спросил Мардук.
– За мной гналась какая-то тварь. Вон, куртку порвала.
– Какая еще тварь, – сказал Упырь. – Я вираж заложил, а там хня такая торчала, дерево какой-то урод ржавой проволокой обмотал, ну вот. Ты когда от столбняка прививался?
– Ты ж сам сказал…
– Что я сказал? Мардук, я что-то сказал?
– Неа, – лениво ответил Мардук.
– Ты вроде как не в себе был. Бежал, руками махал. Ты вообще что пил, брат?
– Кофе, – сказал он.
Вернулся Митро, расставил алюминиевые солдатские миски, что-то в них исходило паром, пшенная, что ли, каша.
– А, ну да, ну да… – Упырь отхлебнул пиво, вытер ладонью усы. – Ты поешь, брат. Выпил, теперь поешь. Кулешу вот поешь.
– Что там? – Он подозрительно покосился на миску.
– Пшено. Сало. Лук жареный, – трудолюбиво перечислил Упырь. – Брынза еще. Хорошая брынза. Сухая. Местная. Плюс тушенка. Перец черный. Перец белый, душистый.
Кулеш оказался неожиданно острым и очень горячим. Надо же, оказывается, пшенная каша может быть вкусной.
– Ну как? Годится? – заботливо спросил вольный райдер. – Пшено чуть прижаривать надо, а уж потом варить. Знал?
– Нет, – сказал он, дуя на ложку.
– Это, брат, лучшее место в городе. Наверное.
– Тайное?
Для тайного места тут было, впрочем, слишком шумно. В тайном месте можно так шуметь?
– Ну. – Упырь кивнул, Мардук тоже кивнул. – Это фишка. Такая фишка. Как бы схрон, понимаешь?
– Схрон?
– Явки. Пароли. Лесные братья. Простая еда, кулеш, колбаски жареные. Пиво хорошее. Недорого и вкусно. И никого не убивают, что характерно. Напротив, кормят. Правда, салом. Ну, кому сало не нравится, те к Юзефу идут. Тут фишка именно в том, что как бы тайное, опасное место. Но не тронут тебя. Делают вид, что тронут, а на самом деле не тронут. Людям нравится. Нервы щекочет.
– Для туристов, – сказал он устало, – опять для туристов. Вы тут все что, с ума сошли?
– Ну, – вольный райдер задумался, поболтал пивом, отчего со стенок кружки сорвались и ринулись к поверхности пузырьки, – скажем так, для туристов, но для своих. Для своих туристов, скажем так. Ты вывеску видел? Не видел! Потому что ее нет. Пойми, брат, есть как бы уровни. Вот «Криница», к примеру. Любой может зайти, верно? К Юзефу вроде тоже любой. Но не всякий знает, что надо торговаться. И платит как лох. Это уже второй уровень. Знать, что надо торговаться. А здесь, брат, третий уровень. Никакой наружной рекламы, ни вывески, ничего. Кому надо, тот знает. И пароль. Это фишка. Чтобы пароль. Свои приводят своих, понимаешь?
– А если не знаешь пароля?
Мардук задумался. Упырь тоже задумался. Оба задумались.
– Наверное, тоже пропустят, – сказал, наконец, Упырь.
– А… масонская ресторация? Есть такая?
– А как же! – обрадовался Упырь. – Конечно. Над нами как раз. Тайная дверь, через черный ход как бы. Диванчик, швейцар в халате, в бархатном. Какой там пароль, Мардук?
– Не знаю, брат, я же не масон.
– Скажите, – он поскреб ложкой по дну пустой миски, звук получился неприятный, по спине побежали мурашки, – а что на самом внутреннем?
Упырь с Мардуком смотрели на него, синхронно моргая.
– Не знаю, брат, – повторил Упырь. – Кто же нас туда пустит?
Мардук молчал и уминал кулеш. Бандана у него тоже была черная, но узорчатая. То, что он поначалу принял за белый горошек, оказалось белыми маленькими черепами.
– А как ты попал на Варшавскую, Упырь?
– Совершенно случайно. – Упырь смотрел на него честными серыми глазами в обрамлении рыжих ресниц. – Поверишь ли, совершенно случайно.
Он не поверил.
* * *
Петроний: Нечеловеческий? Скорей, сверхчеловеческий Тирана облик, оттого и смертные ему готовы покоряться радостно, как покорились бы богам, с небес спустившимся. Он может все, на что мы не осмелимся, и рядом с ним, его питаясь силою, мы сами в этом жарком тигле плавимся…
Азия: Ты бредишь, господин… Твои глаза запали… лекаря я позову?
Петроний: А все же было весело.
* * *
Он отхлебнул еще пива и почувствовал, что отпускает. И тут же спохватился:
– Моя мобила! Я ее уронил. Потерял.
– Ну потерял и потерял. – Упырь флегматично пожал плечами. – Иногда что-нибудь потерять полезно. Вот, к примеру, Поликрат, слышал про такого?
– Лучше пожертвовать малым, – наставительно произнес Мардук, – чем всем.
Она прошла мимо, задев его бедром. Сильные ноги, сильные бедра, обернутые поверх пятнистых штанов черным фартуком… Черная косынка. Черная, а не красная, и опять непонятно, какого цвета у нее волосы.
Тогда, в сером похмельном дневном свете, она показалась неподдельной. Надежной, как грубый холст или некрашеное дерево. Ошибся. Фейк. Стилизация.
– Я думал, вы оформитель.
– Когда заказы есть, оформитель. – Она пожала широкими плечами.
Ему хотелось задеть ее, и он сказал:
– Посчитайте нас, пожалуйста.
– Я не обслуживаю этот столик. Митро посчитает.
Повернулась и пошла прочь, равнодушная и величественная.
Он словно смотрел пьесу разъездного театра, настолько бедного, что один и тот же актер вынужден выходить то в роли камердинера, то пристава, то романтического любовника.
– Ну что, брат, – сочувственно сказал Упырь или, может, Мардук, в этом гниловатом желтом свете он перестал их различать, – посчитаемся и поехали, что ли.
* * *
Пока его не было, она разрисовала последнюю стену. Значит, больше не придет.
Широкоплечий мужчина в рубашке с распахнутым воротом держал за руку крупную женщину. Короткое платье колоколом открывало круглые колени и сильные тяжеловатые икры. За спинами у пары виднелась половинка солнца с расходящимися лучами. Дети так рисуют. И художники-плакатисты. У женщины было грубоватое лицо кариатиды.
Если бы он был героем детективного романа, в росписи обязательно нашелся бы намек, зашифрованное тайное послание лично ему. Пиктограмма, скажем, или буквы, замаскированные под завитки кудрявой нивы. Но никаких тайных знаков в неуклюжих, гротескных фигурах он обнаружить не смог. Может, не так смотрел?
Он стащил влажную рубаху, осмотрел прореху. Длинная, с торчащими махрами ниток, – грязные махры, грязные края, то ли ржавчина, то ли бурая глина. Правда, что ли, сделать прививку от столбняка? Спину саднило. Он натянул чистую футболку и с минуту постоял, раздумывая. Было совсем тихо. Куда подевались Мардук с Упырем? Только что гремели своими ножищами, что-то гулко шлепалось на пол… Спят? В обнимку? На разных койках? Ушли в какое-то еще тайное место? В гей-клуб, например. Или гей-клуб – не тайное место?
В голове мешалось, как при легком жаре, когда мгновенные яркие сновидения путаются с реальностью. Он уже и сам склонялся к тому, что стал участником розыгрыша, мистификации… Что-то она подсыпала в этот его кофе. Может, и любовь на козетке ему привиделась? Упырь тоже в деле. Наверное. Иначе откуда бы он там взялся?
Это шок, сказал он себе. Это организм так реагирует на разодранную спину. На маленькую женщину, вцепившуюся ему в плечи острыми коготками, на ее мелкие острые зубы, прикусившие ему основание шеи… А ведь она плохая любовница. Страстная, но плохая. Занятая только собой, забывающая о партнере.
Он натянул свитер поверх футболки, взял ноут и пошел в холл, поскольку в холле вай-фай тянул хоть как-то.
