– Я люблю свою жену. Она – самый преданный, самый бескорыстный человек на свете. Как ты смеешь … как ты … Знаешь что, Людмила?
– Да? Что же?
– Ты ниже всякого презрения.
Не меняя позы, Людмила сказала холодно и трезво:
– Осторожно, Рылеев. У моего терпения есть пределы. Если ты отсюда сейчас выйдешь, я больше не буду защищать ни тебя, ни твою жену. Вы мне надоели, оба, каждый по отдельности. Достали, блядь, со своей любовью.
Наклонившись к ней, Рылеев схватил ее за горло. Тамблер упал на пол и разбился. Рылеев сказал тихо, отчетливо:
– Поразвлекалась угрозами? Теперь моя очередь. Слушай внимательно, Людмила. Если хоть один волос упадет с головы Федотовой … если ее будут шантажировать по телефону или при личной встрече … если кто-нибудь на нее посмотрит так, что она хотя бы слегка расстроится … я сделаю твое существование на этой земле непрерывным кошмаром, и посвящу этому себя целиком. Это будет моя миссия, мой крестовый поход, смысл моей жизни. У меня нет такого влияния, как у Спокойствия, но у меня тоже есть знакомые темные личности, и у меня есть средства им платить в течение очень долгого времени. Очень долгого. Понимаешь?
– Горло отпусти, пожалуйста.
Она задыхалась. Он отпустил ее. Соскользнув со стола, она потерла горло, повернула голову вправо и влево. Вынув из ящика чистый тамблер, она налила себе виски и выпила.
– Ты не представляешь себе, во что ты ввязался, Рылеев.
– Я тебя только что предупредил.
– Буду жить предупрежденная. До свидания, Рылеев. Счастливого тебе дня.
Он чуть помедлил – и вышел. Дверь за ним закрылась. Людмила налила еще. Взяв конверт, она обошла стол, скинула туфли, села в кресло, закинула ноги на стол. Распечатала конверт. Вынула из него пачку фотографий крупного размера.
Посмотрела на первую, нахмурилась. Посмотрела на вторую. Потянулась и взяла тамблер в руку. Держа фотографии в руке, она позволила пустому конверту соскользнуть на пол.
Улыбка заиграла на ее лице. На фотографии запечатлена была Федотова в объятиях незнакомого мужчины с длинными шатенистыми волосами, за мгновение до поцелуя. На следующей фотографии Федотова и красивый темнокожий мужчина лежали в постели, судя по позам – сразу после совокупления.
Людмила тихонько засмеялась.
На следующем фото Федотова и какой-то юноша лет семнадцати, оба голые по пояс, на балконе деревенского дома, юноша приник губами к плечу Федотовой.
Людмила засмеялась громче.
Следующее фото – Федотова и мужеподобная лесбиянка, выше и шире Федотовой, с бокалами в руках, целуются, в ночном клубе.
Людмила бросила фотографии на стол, продолжая смеяться.
Глава семнадцатая. В такси
Дождь продолжал противно накрапывать. На углу Колокольной и Поварского шофер притормозил, пропуская отчаливший от «Художественного Питания» вуатюр с мигалкой. В нависающем над входом в «Питание» эркере распахнулось окно, и вылетела длинная гневная баритональная тирада на каком-то восточном наречии, завершившаяся кодой «… пидараска ебучая!»
Рылеев выволок из бумажника крупную купюру и тронул водителя за плечо.
– Чего? – спросил водитель.
– Одолжите мне телефон на пару минут. Вот вам за услугу.
– А что с твоим телефоном, мужик?
– У меня нет телефона.
Возникла недоуменная пауза. Собравшись с мыслями, водитель спросил:
– Как же это ты живешь без телефона?
– Невероятно трудно, но как-то управляюсь. Позволите?
Водитель взял банкноту, порассматривал ее, и дал Рылееву телефон. Рылеев набрал номер.
– Здравствуйте. Мне нужно заказать два билета на любой рейс в Париж, сегодня вечером. Да, в Париж. Любым классом, что первое попадется. Да, я подожду.
Водитель под желтый свет вывернул на бывший Николаевский, переименованный около столетия назад в честь любившего принять ванну французского революционера, и полетел к Разъезжей.
В телефоне сказали:
– Есть два билета в первый класс. Эйр Франс вас устроит?
– Да, – сказал Рылеев. – Диктую номер карты.
Он отдал телефон водителю, добавил еще купюру, и сказал:
– Планы изменились. Едем на Знаменскую.
– А? Куда едем? – переспросил водитель.
– На Восстания.
Водитель кивнул, посмотрел по сторонам, произвел быстрый разворот на сто восемьдесят градусов, и полетел в сторону Невского.
Телефон у него в кармане заиграл мелодию «Si, vendetta, tremenda vendetta» из второго акта оперы Джузеппе Верди «Риголетто».
– Да, – сказал водитель в телефон. – Да? Хорошо, сейчас.
Он резко затормозил, потому что от кафе «Сладкий и хрустящий» стремительно отчалила красивая женская брюнетка в дорогом японском вуатюре, которой было все равно, едет кто-то мимо или нет.
– Сука, – сказал водитель, и повернулся к Рылееву. – Это тебя.
Он протянул Рылееву телефон.
– Меня? То есть, как – меня?
– Так. Спрашивают пассажира в моей машине, к сорока годам, светловолосого, мужского пола, в деловом костюме. Ты единственный, отвечающий всем приметам.
Рылеев взял у водителя телефон и посмотрел подозрительно на дисплей. Приложил телефон к уху.
– Да?
Голос Куратора сказал:
– Как это романтично, Вась. Везешь жену в Париж отмечать годовщину. Прости, что вмешиваюсь в твои планы. Мы не можем тебя отпустить, вот просто так, за здорово живешь. Не сегодня. Впрочем, если хочешь, езжай один. Не очень-то ты нам нужен. А вот у супруги твоей драгоценной добраться до аэропорта целой не получится. А уедешь ты один, Вась – кто ж знает, что будет? Всякое может быть. В соответствии с принципом неопределенности. Ты меня слышишь, Вась?
– Да.
– За вами следят, ежели ты до сих пор не понял. За тобой, твоей женой, и всеми остальными. Сделай сей факт точкой отсчета в рассуждениях. Спроси меня, как я узнал этот номер телефона. Спроси, спроси. Нет? Дружеский совет, Рылеев: не допрашивай шофера. Он подумает, что ты сумасшедший. Ну, пока, Вась.
Связь отключилась.
Рылеев смотрел прямо перед собой. Водитель, включая третью скорость, повернулся к нему.
– Эй, мужик, телефон отдай, да?
– На дорогу смотри. На.
Он отдал телефон. Еще одна дама, рыжая, в фиолетовом танкообразном вуатюре, обогнала такси и слегка подрезала. Водитель заметил это на десятую долю секунды позже, чем требовалось, и ему пришлось основательно придавить тормоз и вывернуть руль. Вуатюр понесло по скользкому асфальту. Завизжали застопоренные шины. Рылеев крикнул:
– Блядь, на дорогу смотри, мудак!
Сзади в бампер ударил внедорожник, подтолкнув вуатюр к встречной полосе, и следующий по ней черный Мерседес зацепил такси левой частью бампера. Раздался треск, на тротуаре закричали.
Когда сознание вернулось, Рылеев рывком принял сидячее положение. Дикая боль возникла в правом плече и руке. В правый глаз потекла кровь. Мыча от боли, Рылеев попытался открыть дверь. Не получилось. Он повернулся, заорав, и ударил в дверь ногой. Открылось со скрежетом. Он стал выбираться на тротуар, под теперь уже сильный дождь.
Глава восемнадцатая. Ссора
Грозовые тучи расположились обстоятельно над городом, и стало темно, а дождь шел так же, как и раньше – не сильнее, не слабее.
В кухне Либерманов целовались узбечка Мария, кухарка лет сорока, и непонятного происхождения Анатолий, тридцатилетний умелец, мастер на все руки. Вошла Светлана и направилась к холодильнику, на ходу бросив:
– Вы оба уволены.
Открыв холодильник, она вынула из него яблоко, откусила от него смачно и, жуя, вышла.
– Вот же сука, – сказал Анатолий.
Вадик, вооружившись совком и метелкой, собирал в кучу куски разбитой антикварной лампы. Светлана, жуя яблоко, возникла у него за спиной и сказала зловеще:
– У нас есть горничная, Вадик.
Вадик удержался, чтобы не вздрогнуть, и ответил спокойно:
– Она занята.
– Что тут случилось?
– Ничего.
– Как все таинственно.
Вадик нарочито тщательно высыпал обломки лампы в мешок для мусора. Светлана села в кресло возле стола, продолжая жевать и чавкать.
– Ты уверен, что лампа сама разбилась?
– Я на нее случайно налетел.
– Ууу. Больно было? Повредился? Детородный орган в порядке?
Он выпрямился, сунул руки в карманы, и оперся о край стола.
– Как ты сказала?
– Это я просто за тобой присматриваю, супруг мой неврологический. Мой блистательный медицинский муж, жопу рвущий, чтобы принести пользу обществу своими исследованиями и следованиями. Наверное я плохо исполняю свои обязанности – а что ж вы хотели? Я ведь просто тупая толстая корова, и ноги у меня иксом. Мисс Восточная Вселенная так думает, и ты с ней согласен. Вообще-то она думала, что я кривоногая, но ты ее поправил. Ноги иксом.
Вадик открыл ящик стола и вынул из него стетоскоп.
– Ты хочешь застрелиться из стетоскопа? – спросила Светлана.
