– Никогда не убивал животных. Охоту без необходимости обеспечить пропитание презирал. Я убивал людей. Людей, которые могли убить меня. Но нажать на курок, держа на прицеле невинное существо, выше моих сил.
Иосиф мысленно соглашается. Он разделяет такую позицию.
В километре от них, за ближайшим полем и узкой полоской леса, брезжит свет неясного происхождения. Лотар прикладывает ладонь к пистолету и останавливается. Направленные лучи разделяются надвое и начинают мелькать по стволам деревьев.
– Это что? – шепчет Лотар.
– Фонарики.
Эхом нависает собачий лай.
– Вот дьявол! За нами всё еще идут!
В тридцати шагах слева журчит река. Лотар специально держался возле водной полосы, чтобы иметь ориентир и гарантированно свободный от нападения фланг.
– Бежим!
Пробравшись через заросли кустарников, они выходят на каменистый берег.
– Раздеваемся! – командует Лотар.
– Плыть?
– Брод! Чтобы собаки потеряли след, нужно перейти водную преграду. Иначе за нами будут следовать до самого Мюнхена.
Иосиф подбегает к воде и окунает пальцы.
– Она же ледяная!
– Если боишься заморозить зад, оставь его здесь, на корм псам!
– Трудно что-либо противопоставить данному аргументу! – говорит Иосиф, расстегивая пуговицы.
Они ступают в сентябрьские воды Изара. Им повезло: река, берущая начало в австрийских Альпах именно в этом месте узка и неглубока. Они преодолевают брод, едва намочив бедра.
– Ты уверен, что на этой стороне нас не настигнут другие отряды? – спрашивает Иосиф, стуча челюстями.
Ветерок быстро сушит кожу. Они синхронно оборачиваются и всматриваются в гущу кустов на противоположном берегу. Глаза давно адаптировались к темноте, но это помогает только вблизи. Они поспешно одеваются.
– Вообще-то нет. Зато уверен: останься мы на той, нас бы вскоре догнали.
– Что теперь?
– Продолжаем путь. Судя по карте, до Мюнхена остается около двадцати километров.
– Тебя не смущает, что мы добровольно засовываем голову в осиное гнездо? Нам трудно укрыться в безлюдной местности, чего говорить о городе. Как ты это представляешь?
– Вряд ли у нас вообще есть выбор, Йозеф. До сих пор не могу понять, как произошло перемещение во времени? Неубедительный рассказ о тибетских штучках не удовлетворил. Но меня это пока не волнует. Я серьезно. Я знаю одно: каким бы удивительным всё ни казалось, мне нужно домой, к жене и ребенку. – Лицо Лотара подчеркивает серьезность произносимых им слов. – Случившееся можно принять за сказку. Волшебную и увлекательную историю. Двое перемещаются в прошлое, в эпоху глобальных перемен. На их пути встречаются самые настоящие люди, которые однажды жили. Нам обоим не по девяносто. Мы молоды, сильны и кое в чем умны. Как типичные герои. Я боец, ты явно мозг. Это случайность или кто-то за этим стоит? Не знаю, но не исключаю. В любом случае, реальность берет свое. Если я не вернусь, через несколько недель моя семья останется без средств существования. Жена начнет получать пособие по отсутствию кормильца только когда меня официально признают мертвым. А это не раньше, чем через полгода. Мой полуторагодовалый мальчуган будет расти без отца. Жизнь есть жизнь. В ней всё не так гладко, как на бумаге. Задавать вопросы я буду только когда вернусь назад. Сейчас я должен действовать.
Иосиф соглашается с мнением Лотара. Здесь даже излишни такие подробные объяснения. Он понимает: товарищу нельзя оставаться. Впрочем, солидарность переламывается ровно в том месте, где начинается интерес. Иосиф, в отличие от Лотара, не имеет твердой позиции и не знает, хочет вернуться домой или остаться. Дожить до преклонных лет и встретить здесь старость – конечно же, нет. Но месяц, год – с удовольствием!
– Поэтому да, мы суем голову туда, куда разумный человек совать не станет, – продолжает Лотар. – Кто-то скажет, мы рехнулись: во времена процветания нацизма отправляться в логово этого самого нацизма. Без четкого плана. Без знания социальных тонкостей столетия. Но, невзирая на безумие, это единственный верный путь. Отыскать беглеца Лабберта по горячим следам эффективнее, чем выжидать, а потом хвататься за надрезанные нити.
«В последний момент я могу запротестовать и остаться!..» – думает Иосиф и тут же ужасается мимолетному желанию.
Вдоль реки пролегает шоссе. Скоро рассвет. Нужно срочно добраться хотя бы до пригорода: днем на открытой местности они будут как на ладони.
– Слышишь? – спрашивает Лотар, приостановившись.
– Мотор! Прячемся?
Из-под пригорка мягко вырастает шапка света.
– Нет. Подыграй мне.
Машина несется на высокой скорости. Покрышки гудят по асфальту.
– А если СС? – тревожится Иосиф.
– А если СС, – улыбается Лотар и засовывает пальцы в карман, – то я снесу им головы прежде, чем они что-то заподозрят.
Он становится по стойке смирно и вскидывает руку в нацистском приветствии. Иосиф нервно потирает сухой лоб и повторяет.
– Как глупо… Не помню, когда чувствовал себя нелепее, чем сейчас, – ворчит он.
Обороты двигателя спадают.
Водитель пытается разглядеть в ночной темноте два силуэта и обращается к своей спутнице:
– Смотри-ка, какие-то шуты!
Молодая особа в шляпке улыбается сквозь аромат сигаретного дыма.
– Заблудившиеся любители Гитлера. Как говорила одна знакомая, до того, как ее упекли в лагерь, «повстречать нациста в поздний час – плохая примета, сулящая неприятности, которая, в отличие от других примет, сбывается с поразительной точностью»
– Смотри, как тянут руку. Видимо, сами попали в неприятности.
Машина проносится в сантиметре от брюк Лотара и останавливается, едва заканчивается капот и начинаются стекла. Женщина продолжает смотреть вперед, будто не хочет никого замечать. Водитель наклоняет голову. На детском лице – тоненькие завивающиеся усики, за свою комичность заслуживающие анекдота.
– Что стряслось?
– Мы разыскиваем беглых преступников. Наш отряд подвергся нападению, мы остались без машины. Требуем подвезти. – Лотар произносит слова с надменностью настоящего жандарма. Иосиф же сосредоточивается и отлично играет роль верного напарника. Он замирает позади и сотворяет настолько серьезную мину, что уголки его губ начинают подрагивать от чрезмерного напряжения.
– Мы едем в Мюнхен, – сообщает мужчина, колыша усиками.
– Он нам и нужен.
2Небо розовеет. С восточной стороны купола пропадают звезды. Воздух свеж и чарует сельскими запахами. Даже в черте города пахнет землей и сеном. Машина везет их до тех пор, пока вдоль дороги не начинают вырастать полноценные городские дома, а не маленькие пригородные домики. Лотар приказывает водителю остановиться.
Иосиф и Лотар встречаются с тихой улочкой Мюнхена 1939 года. Без промедления водитель раскручивает двигатель до высоких оборотов и отпускает сцепление. Мужчина с усиками и его спутница всё поняли правильно и не стали ни о чем спрашивать. Чужие проблемы есть чужие проблемы.
– Нам крупно повезло, – говорит Иосиф. – Они не пойдут в гестапо, чтобы сообщить о странных попутчиках. Они принадлежат к классу молодых оппозиционеров. Пассивных оппозиционеров, которые всегда искренне против любых диктатур, но одновременно не пошевелят и пальцем, чтобы что-то исправить.
– Согласен. Они не нацисты, и Гитлер со своим тысячелетним Рейхом им даром не нужен. Возможно, эту парочку где-то через полгодика отправят в концлагерь.
Храбрый дуэт пробирается внутрь города, держась поближе к домам. Жители пробуждаются. Ставни некоторых окон, скрипя, распахиваются. За ними обнаруживаются сонные, но энергичные лица. Кругом слышится негромкая речь, кашель прохожих и отдаленный голос радиоведущего утренних новостей.
При солнечном свете зеленая форма защитной полиции резко выделяется среди одеяний других людей и, несмотря на милитаризм Германии, кажется до дикости инородной. Они сворачивают за угол и выбрасывают куртки, оставаясь в простых бежевых рубашках. Таким образом, их внешний вид значительно меньше бросается в глаза просыпающихся прохожих.
– Почти как коричневорубашечники! – смеется Иосиф.
Люди встречают их изучающими, но почти ничего не значащими взглядами. Мало ли что за подразделение носит зеленые брюки и бежевые рубахи.
Оружие Лотар несет в сложенной напополам газете.
Дойдя до ближайшей площади, они останавливаются, заприметив на другом конце полицейских. Блюстители порядка увлечены разговором между собой.
Лотар закрывает глаза и запрокидывает голову. Ноздри жадно вдыхают. Он передает Иосифу свернутую газету, а сам вздымает руки как при выполнении утренней разминки.
Иосиф нервничает:
– Не время для выкрутасов.
Но едва он произносит, как его самого прижимает чем-то неподъемным. Очень сильные чувства охватывают тело, душу и разум. Плоть, от кончиков пальцев до темечка, становится легкой, почти невесомой, будто он уже не человек, или человек, но перешедший на другую ступень. Иосиф закрывает глаза, затем вновь открывает: эта улица, дом, люди оказывают фантастическое воздействие!
