– Как вы здесь оказались? – Нина прекратила поиски удавки на шее и стала на колени.
– Вы меня втащили, – справедливо ответил лежащий в позе черепахи кверху брюхом Сергей.
– А зачем висели напротив моего окна?
– У меня работа такая.
– Пугать людей, заглядывая в их квартиры?
– Иногда случается. Но вообще-то я промальп. Может, поднимемся?
– Куда поднимемся?
– В смысле: встанем на ноги. А то неудобно: вы на коленях, я навзничь.
Нина поднялась. Она работала преподавателем всего два года, но учительский тон освоила. Этим строгим тоном и спросила:
– Еще раз повторите: вы кто?
– Сергей.
Он тоже встал. Рассматривал ее, теперь уже с легкой жалостью: такая симпатичная и со сдвигом.
– Я не спрашиваю, как вас зовут, – преподавательский металл звенел в Нинином голосе. – Я спрашиваю, почему вы висели за окном?
– Обследовал фасад, чтобы понять, какие стыки требуют ремонта. Говорю же: я промальп.
– Пром… кто?
– Промышленный альпинист.
– Какой альпинист?
У Нины чуть закружилась голова: от пережитого волнения из-за ошибочного суицида, от того, что дурочку сваляла, а парень, стоящий напротив, был очень интересным и очутился в ее комнате совершенно фантастическим образом. Она в его глазах, наверно, идиотка, каких поискать. Нина нахмурилась, мысленно приказала себе не раскисать, но выработанный учительский тон уже поддерживать будет трудно.
– Промышленный альпинист, – терпеливо повторил Сергей. – В вашем доме ремонт фасада. Дом стоит так, что строить леса или подвешивать люльки неудобно, поэтому пригласили нас – промышленных альпинистов, коротко – промальпов.
– И что дальше? – спросила Нина, только чтобы спросить.
– Поменяем у вас водосточные трубы, заделаем стыки, покрасим фасад.
– Иными словами, я напрасно вас спасала?
– Никаких претензий! – заверил Сергей.
– Рассуждая здраво, промышленный альпинист, промальп, – это слово Нина произнесла с издевкой, с какой профессиональный филолог повторяет вульгарные неологизмы, – недалеко ушел от самоубийцы. Я приняла ваши действия за суицидальные корчи. Слово «суицидальные» понятно?
Сергей кивнул и улыбнулся. Похоже, с девушкой все в порядке, шарики и ролики у нее на месте. Приняла его за самоубийцу и бросилась спасать. Прикол! Надо будет сегодня описать этот случай на их сайте, где собираются смешные истории про альпинистов.
– Извините за причиненные волнения. – Сергей продолжал улыбаться.
И смотрел на нее так, словно ждал продолжения. Какого продолжения? Надо указать ему на дверь, то есть на окно. Пусть отправляется туда, откуда пришел. Правда, Сергей не сам пришел, она втянула. Чудовищная нелепость! Но почему-то не очень стыдно, и что еще удивительнее – не хочется его выпроваживать. Разум, он же ум, гордость, женское достоинство и прочие замечательные качества, конечно, вопили: немедленно выстави промальпа вон! Медленным аристократическим взмахом руки покажи на окно, ткни указательным пальчиком (маникюр в порядке, вчера делала) и произнеси что-нибудь архаически благородное, вроде: «Соблаговолите покинуть мои апартаменты!» Апартаменты – про десятиметровую комнату в старой распашонке? Можно сказать «мое жилище» или «мою обитель». Все не годится! «Обитель» – и он примет ее за чокнутую. Уже принял? Почему не перестает улыбаться и выжидательно смотрит?
Разум подсказывал слова, конструкции из всех пластов лексики – от стародавних до современных. Но язык отказывался их произносить. Подчинялся эмоциям, возникшим не к месту, неожиданно и абсурдно. Да что особенного в этом индустриальном…. нет – промышленном альпинисте? (Так, глядишь, у нас появятся и промышленные туристы, и промышленные следопыты.) Ничего особенного. Роста среднего, ближе к нижесреднему, худощавый и подозрительно юный. Моложе ее! Мальчишка лет восемнадцати. Минутку! Какое мне дело до его возраста? И потом… глаза у него совершенно не ребячьи, даже морщинки можно рассмотреть… Хватит рассматривать! Отвернись от него! Посмотри на любимый портрет Чехова. Антон Павлович говорил: «Доброму человеку бывает стыдно даже перед собакой». Тогда почему мне не стыдно перед этим промальпом, которого собственноручно затащила в комнату и ползала по его телу?
Тот участок мозга, который уже устал подсказывать ей достойные фразы для выпроваживания, вредно ответил: «Потому что молодой человек тебе нравится. Ты норовишь повернуться к Сергею левым профилем, который полагаешь самым выигрышным в своей внешности. Как не стыдно! Не слышать голос разума! Я возмущен. Зачем я тебе, глупой, дан?»
Все против нее: и Чехов, и собственное сознание!
Затянувшееся молчание прервал Сергей:
– Можно попросить у вас стакан воды?
До Нины не сразу дошла его просьба, понятийный аппарат почему-то буксовал, смысл доходил с задержкой. Зато она могла гордиться холодно (кажется, у меня получилось холодно?) произнесенным ответом:
– В стакане воды не отказывают даже умирающему.
– Вообще-то я хотел бы еще пожить.
– Как вам будет угодно. Воды газированной, минеральной, кока-колы, спрайта, фанты, морса клюквенного, брусничного, клубничного?
«Что я несу? – мысленно ужаснулась Нина. – Ничего подобного у меня нет. Мамой сваренный компот допила еще час назад».
Ассортимент предложенных напитков удивил и Сергея. Его брови полезли вверх:
– У вас все это имеется? Как в ресторане?
– Нет, – Нина снова посмотрела на Чехова, словно ища у него поддержки. Антон Павлович промолчал, но его всегдашняя мудрая грусть в глазах призывала не суетиться. – Ничего не имеется. Могу предложить только кипяченую воду.
– Прекрасно, обожаю кипяченую воду! – с ненатуральным энтузиазмом заверил Сергей.
И снова Нина могла себя похвалить: выходя из комнаты, она произнесла саркастически (надеемся, он уловил сарказм):
– Кипяченую воду ягодным морсам предпочитают только хронические язвенники.
На кухне отсутствовала и кипяченая вода. Кувшин, в который ее сливали, был пуст, на дне чайника плескалось чуть-чуть – больше частичек накипи, чем воды. Налить из крана? Любой язвенник отличит сырую воду от кипяченой. А нечего с больными желудками по стенам ползать и граждан пугать!
Вот незадача! Попросил человек воды, а ты ему такой малости дать не можешь! Нина распахнула холодильник, присела, передвинула все банки с домашними консервами. Будто за маринованными грибами, солеными огурцами и овощными салатами могла прятаться бутылка с колой или фантой. Что, если разбавить клубничное варенье холодной водой? Почти компот. Нет, он любит кипяченую воду. Где ее взять? Кипятить – добрых десять минут, да и горячую принести – полное издевательство. Мог бы попросить чаю или кофе – это запросто. Вернуться, спросить: «Не желаете чашечку кофе или чаю?» Еще не хватало! Подобный вопрос легко принять за приглашение к дальнейшему знакомству. И если бы Сергей стал напрашиваться на чай-кофе, Нина быстро показала бы ему на дверь… тьфу ты, на окно.
На пустом месте возникла проблема. Нина металась по кухне, распахивала шкафчики, зачем-то заглянула в отсек, где находилось мусорное ведро, дважды обследовала холодильник… «Воды в доме нет, когда судьба решается?» – издевательски поинтересовался внутренний судья-разум. Нина приказала ему не насмехаться, а дать хороший совет. И, будто в ответ на ее просьбу, взгляд остановился на пластиковых литровых бутылках, в которых мама держала воду для полива цветов. Вода отстоянная, будем считать ее аналогом кипяченой…
Девушка, отправившаяся за стаканом воды, пропала. Минуту ее нет, вторую, третью. От нечего делать Сергей стал оглядываться. Комната небольшая, метров десять. Мебель старенькая. Тахта, на ней вдоль стены батарея мягких игрушек: зайцев, собак и прочих мишек. И не лень девушке каждый вечер убирать эту братию, а утром на место сажать? Ему, например, в лом даже постель застилать. Мама вечно бурчит: хоть накрой пледом! А зачем, если его целый день дома нет? Два бессмысленных действия – постелить плед и убрать – взаимосокращаются. Стеллажи с книгами, фото в рамках на стене, похоже семейные, но среди них Чехов. Письменный стол, отполированный локтями, похож на его собственный – покупали, когда в первый класс шел. Монитор компьютера и клавиатура почти все место заняли. На столе россыпь листочков, коряво написанные от руки тексты с исправлениями красным. Сергей взял один в руки. Почитал, присвистнул, отложил, взял второй, третий…
Все-таки эта девушка недалеко ушла от психбольницы. Только умалишенный мог написать: «Аднажды меня заболел выступающий боль и пришло хныкание. Я боялся доктор местами которыми в детстве проникали уколы. Но русский доктор была нежный и я возвысился. Доктор много хорошо писи мне рецепт. В аптеке я плачит в касса и дают любезные пилюли. Теперь я здоровый и похожий крупный рогатый скот».
– Такое нарочно не придумаешь! – рассмеялся Сергей.
