Хлопнула подвальная дверь, и я остался один. Нет, не один: за моей спиной, в каморке непонятного назначения, среди ржавых, сочащихся влагой труб, был тот, которого мне предстояло ночью вывезти в степь и убить. Просто выстрелить в затылок, снять наручники, вырыть яму поглубже и похоронить. Похоронить точно так же, как мы хороним все свои неблаговидные поступки, гнусность, предательство и подлость – чтобы с глаз долой, больше не думать обо всем этом, не видеть и не вспоминать.
Дневник женщины, оставшейся неизвестной
– Ну вот скажи мне как учитель учителю – чего они от нас добиваются, а?
Мы уже изрядно нагрузились вишневой настойкой, запасы которой с каждым заседанием нашего клуба «детей и мам подземелья» неуклонно таяли. Судя по запыленности сегодняшней бутылки, продукт был весьма и весьма выдержанный – чего нельзя было сказать о нас да и о ситуации в целом.
Сегодня не стреляют – выходной у них там, что ли? Дождя тоже нет. Вчера еще лило как из ведра, а сегодня распогодилось, развёдрилось, как и не было ничего. Вот бы и с войной так! Встанешь – а она рассосалась, растворились в воздухе груды искореженного металла на полях, исчезли неразорвавшиеся снаряды, к которым и подходить даже страшно, мужики – да и бабы тоже – поснимали камуфляж, забросили в ставки автоматы, гранаты, ПЗРК и чего там еще есть, да и разошлись по своим делам. Кто обратно в шахту, кто – в техникум, поликлинику, на завод… мало ли прекрасных мест на свете по сравнению с окопами, блиндажами или блокпостами? И чтобы не было ни сгоревших домов, ни растяжек вдоль дорог, ни страшных отметин от стальных гусениц на асфальте, ни сожженных машин у обочин… Чтобы в магазин можно было пойти когда угодно, хоть в десять вечера, а не строго с восьми до десяти утра, когда не стреляют и не так страшно, чтобы банки работали; чтобы можно было нажать кнопочку и позвонить кому угодно – хоть в Харьков, хоть в Донецк, хоть во Львов или даже в Дрезден. Чтобы дети расчерчивали мелом на асфальте классики, а не сидели в темных комнатах – потому что окна загорожены железными ставнями от осколков. Чтобы знать, что первого сентября школа обязательно состоится – с толстоногими провинциальными астрами, обернутыми в целлофан, с первоклашками – новенькими, как и их портфельчики, банты и гольфы. Я не уверена, что в этом году их наберется хотя бы на один класс. Люди уезжают, уезжают, уезжают… И они правы. Почему я до сих пор не увезла отсюда Женьку? Чего я жду? Может быть, я надеюсь на какой-то цивилизованный исход всего происходящего? Или же просто боюсь бросить наше хоть и невеликое имущество, но все же свое, родное? Да и страшно пускаться по бурным водам неизвестности одинокой женщине с ребенком, если честно…
По поводу отсутствия обстрела мы сидим прямо на улице, за дощатым столом. Доски слегка влажные, на них разложено что бог послал: домашние яички вкрутую, малосольные огурчики – сплошь в укропных веточках, красота! Помидорки тоже свои, с грядки – крепкие, краснобокие. Сало теть Любиного посола, розовое, с тонкой, соломой просмоленной шкуркой, с аппетитными прорезями мясца. Хлеб тоже домашний, из хлебопечки. Ближайший магазин на прошлой неделе разнесло вдребезги – говорят, из-за блестящего петуха-флюгера на крыше. Блеск петушьего полированного бока с той стороны границы приняли, скорей всего, за оптику снайпера и удачным попаданием расхреначили нашу удобную продуктовую точку вдрызг.
– Я его предупреждала, – тетя Люба, в три укуса расправившись с бутербродом, пересказывает в лицах диалог с хозяином лавочки, местным купцом и одновременно депутатом по нашему округу, – не будет тебе добра от ворованного…
Когда грабили большой строительный магазин на Луганской окружной, наш депутатский торговец чего только из него не навез, благо и фура своя, и активное участие в создании так называемой ЛНР, или Лугандонии, как ядовито называет новообразование та же теть Люба, да и жадность немеряная. Краденого петуха хозяин тут же нацепил на высокий шпиль, и тот пошел вертеться, посверкивая коваными боками. Говорят, даже вывеска уже была заказана: «У Золотого Петушка» – да вот незадача, вешать ее теперь некуда.
– Грабь награбленное! Не успела пыль осесть, как соседи с тачками налетели и повыбирали, что осталось. За полчаса выгребли все подчистую, как воробьи в подсолнухах! Вот оно, преступление и наказание. Достоевский. Правильно я говорю?
– Совершенно верно, Любовь э…
– Да просто Люба!
– Нет, я так не могу…
Наша Марья Васильевна немножко выпила, но от наливки стала лишь чопорнее.
– А мы сейчас на брудершафт!
Соседка проворно наливает, но не только себе с Марьвасильной, но и нам с Маруськой. Однако же тянется со стопкой только к ней:
– От… давайте, давайте… до дна! Ох, хорошо! Будь здорова, Машенька!
Люба лоснящимися от сала губами смачно целует пожилую учительницу, которая проверяла тетради сначала ее сыновьям и – дай-то бог! – возможно, будет проверять их и внукам.
– И тебе не хворать, Любонька!
Все довольны – и мы с Маруськой, прилежно сидящие рядком, и даже вьющиеся по сетке забора самосеющиеся цветочки – у нас они называются «кручені паничі», по-научному, кажется, ипомея. К плохой погоде они всегда закрыты, но сегодня их шелковые сиреневые граммофончики доверчиво подставляют глаза солнцу.
– О политике – ни слова! – так в самом начале наших посиделок заявила все та же Марья Васильевна, выгрузившая из кошелки какие-то совсем редкостные помидоры – цвета шахтера, вылезшего из забоя. На разрезе они оказались совсем страшные, фиолетово-коричневые. Но на вкус… Ммммм…
– Боже… райское наслаждение! Как называются?
– Черный принц! – гордо ответствует преподавательница литературы.
– Легкие откатчика, – комментирует Люба. – Но вообще – смакота! Семян дашь?
Соседка обожает все необычное: то мочалку во дворе посадит, то тыкву фигурную вырастит.
Немного треплемся о семенах, выращивании рассады, о том, что у многих этим дождливым летом помидоры попропадали совсем. «А я говорю, подвязывать надо было!» – авторитетно заявляет наша литераторша. Рассуждаем о том, что дожди – это для пшеницы хорошо, и для подсолнечника, и для кукурузы. И в дождь опять-таки не стреляют. Почему? А бог его знает… А почему сегодня не стреляют? Задача с тремя неизвестными, как выражается Маруська: либо патроны кончились, либо у них, с той стороны, дождь идет, а у нас нет, либо все-таки возобладал здравый смысл… Хотя последнее вряд ли.
Незаметно с помидоров, зерновых и дождя все-таки съезжаем на политику, а куда сейчас без нее? Все разговоры, о чем бы они не велись – о пользе голодания для продления жизни, о том, что сериалов показывают кучу, а смотреть опять-таки нечего, и даже о том, что из зеленых помидор можно варить варенье – был бы сахар, которого нет, – рано или поздно возвращаются к политике:
– Я тебе как логик логику говорю – нет ни хрена смысла в том, что они тут вытворяют!
– Смысл, Марусь, в том, чтобы сухопутный коридор в Крым иметь – и на поезде, как раньше, ездить, и товары по железке возить, а не как сейчас… Едут и смеются, пряники жуют – это хорошо. А то они не как зайчики в трамвайчики, а больше как жаба на метле!
– А-а-а-а!!. Вот люблю я, как ты выражаешься! Тебе бы книжки писать. Ладно, про зайчиков в трамвайчике я и сама понимаю. Но они ж не это афишируют!
– Марусь, ну ты прям наивная. Что они так прямо и скажут: мы у вас тут немножко постреляем, а потом стыбзим, чего приглянется, и при этом свои порядки установим? И вы нас после всего любить будете и газ у нас покупать по пятьсот долларов! И не иначе. Потому что мы иначе обижаемся. Вы же наши друзья и братья – а братья завсегда в два раза дороже платят. На то они и братья. А после того как мы вам в рожу плюнем, вы с нами опять дружить будете. Потому как опять-таки родственники и обязаны. Ну, как-то так.
– Нет, самое смешное все-таки не это, а то, что они спасать нас пришли! От кого? У нас тут до них худо-бедно, но жизнь была. А сейчас что? Экономику они будут поднимать, как же! Они что, в наших убыточных шахтах алмазы добывать станут? На хрена они всю эту катавасию тут затеяли? Народу вон сколько положили, и еще хуже будет! У русских с логикой ваще кранты полные! Хочешь, пример приведу?
– Мы и сами с тобой русские.
– Ну, значит, не у русских, а у россиян. Эт-то, я тебе скажу, две большие разницы! Ой, да, нарежьте еще этих чудных помидорчиков… цвета тухлого мяса.
– Мась, ну не порти же аппетит!
– Слушай, о чем я хотела сказать?
– Пример из математической логики привести.
– Ага, точно! Щас.
– Подожди, я только налью.
Я щедрой рукой плещу наливку – она почему-то льется и в стопки, и мимо. Но это не беда – главное, сегодня мы сидим не в подвале, а как белые люди, на воздусях, чисто в райском саду. Женька, маленькая хитрюга, пока мы с Маруськой и остальными пьянствуем наливку, пользуясь моментом перерыва в стрельбе да и моим попустительством, гоняет по улице на велосипеде.
