Александр Ахматов - Хроника времени Гая Мария, или Беглянка из Рима. Исторический роман

Дентикул жил на Велабре и вел праздный образ жизни, целыми днями шатаясь по городу в поисках таких же, как и он сам, любителей испытать в игре благосклонность Фортуны. Его нередко видели в самых дешевых и грязных тавернах, где он не брезговал водиться с отпетым сбродом, лишь бы спастись от скуки, если не находил желающих бросить кости в более приличных местах.

Всеобщую известность он снискал буйными скандалами и потасовками. В отношениях с людьми он был непредсказуем, к тому же отличался огромным ростом и необычайной силой. В кулачных боях он не знал себе равных. Как-то он затеял драку на Бычьем рынке, которая закончилась невиданным погромом, увечьями и даже гибелью нескольких человек, раздавленных в толпе из-за возникшей паники. Дентикул за это привлечен был к судебной ответственности. Его непременно приговорили бы к изгнанию, но благодаря заступничеству друзей и подкупу судей он отделался лишь большим штрафом в казну. Можно было бы не задерживать внимание читателя на личности этого сумасброда, но нам еще предстоит встретиться с ним позднее в один из значимых моментов повествования, когда Дентикул из-за своего неистового нрава едва не навлек на римлян большую беду.

Вслед за Дентикулом пришел Вибий Либон, как всегда жизнерадостный и неугомонный. Он принес с собой деревянные таблички со списком имен гладиаторов, участников выступления, и раздал их друзьям, которые с интересом принялись их рассматривать.

В этот момент показались Минуций и Ювентина, пробиравшиеся сквозь толпу со стороны курии.

Еще утром, перед тем как отправиться в цирк, Минуций вызвал к себе Неэру и объявил ей, что намерен взять Ювентину с собой на Форум, для чего девушку необходимо как следует приодеть.

Старая эфиопка изумилась.

– Как? Ты хочешь вместе с ней присутствовать на зрелище?

– А что тут такого? – с невозмутимым видом спросил Минуций.

– Подумай сам, как отнесутся к этому твои друзья? А если они приведут с собой жен, дочерей? Каково им будет рядом с рабыней? Ведь это будет верх неприличия, настоящий скандал, если свободные римские матроны окажутся в обществе с…

– Особенно если это будут жены Либона и Клодия, – со смехом прервал няньку Минуций. – Эти две жабы рядом с Ювентиной будут выглядеть еще отвратительнее… В стане римлян, избравших себе в консулы простого арпинского крестьянина, – продолжил он философским тоном, – женщины тоже должны состязаться в доблести, а не в знатности и родовитости.

– Значит, ты все это придумал из одного пустого тщеславия? – покачала головой Неэра.

– Как ты не поймешь, старая! Мне нужно кое-кому напомнить, что я приобрел очень дорогую игрушку, не пожалел на нее больших денег. Я хочу, чтобы весь город узнал, что Минуций заплатил за девушку больше, чем претор Лукулл за своего ученого грамматика. Может быть, после этого мне смелее будут давать взаймы…

– Ах, мой господин! Ты и так весь в долгах и…

– Довольно, помолчи ради всех твоих черномазых богов! Лучше поразмысли, во что бы нам одеть ее, нашу куколку…

– О чем тут думать? – проворчала старуха. – Вон твоя Никтимена оставила сколько всякого тряпья! Там есть совсем новое гальбиновое платье. Никтимена его почти не носила. Оно ей было тесновато, а Ювентина еще не успела растолстеть, как эта обжора…

– Ну-ка, попридержи язык, – строго остановил Минуций старую няньку. – Если ты думаешь, что я навсегда порвал с Никтименой, то ошибаешься. Впредь говори о ней уважительно.

Когда Минуций ушел, Неэра принялась за дело: достала из сундука в летней спальне господина упомянутое платье из гальбина и другие вещи, принадлежавшие раньше его любовнице.

Все это она унесла в свою комнату, после чего позвала Ювентину.

Ювентина, по характеру уравновешенная и сдержанная, не выказала ни удивления, ни радости, когда Неэра сообщила ей, что сегодня она должна будет сопровождать господина на Форум и – о, счастливица! – увидит настоящий бой гладиаторов. Такое зрелище было доступным лишь свободным римским гражданам, их женам и детям. Старуха с неподдельным завистливым вздохом добавила, что сама была бы непрочь хоть одним глазком посмотреть на гладиаторов.

Опасения Неэры, что с платьем придется повозиться, оказались напрасными. Когда Ювентина предстала перед ней в чудесном нежно-зеленом гальбине260, одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться, как оно хорошо сидит на ней и как ей идет.

Неэра была чрезвычайно довольна этим обстоятельством, избавившим ее от лишних хлопот.

– Великолепно, превосходно, – приговаривала она, со всех сторон оглядывая девушку. – Ни убавить, ни прибавить. Слов нет, как хорошо…

В тот момент, когда Ювентина набросила поверх платья огненного цвета лацерну, дверь приоткрылась, и в комнату осторожно заглянул Пангей.

– А, заходи, заходи, – пригласила его Неэра. – Вот, полюбуйся-ка! Не правда ли, замечательно?

Юноша, войдя в комнату и увидев Ювентину в роскошном наряде, волшебно озарявшем ее природную красоту, словно прирос к месту от восхищения и долго молчал.

– Божественно! – наконец, вымолвил он.

В час после полудня из цирка вернулся Минуций.

Он был в прекрасном настроении, так как сделал удачные ставки при забегах колесниц и выиграл тысячу сестерциев. Осмотрев Ювентину в ее новых ярких одеждах, он выразил полное удовлетворение ее видом, отметив только отсутствие у нее украшений.

Потом он пообедал и лег спать, приказав разбудить его около крайнего часа261.

Неэра, чтобы ничто не потревожило покой господина, выпроводила из дома всех рабов, которые во главе с Пангеем отправились в ближайшую харчевню угостить себя праздничным обедом.

Неэра и Ювентина в это время занялись выбором украшений.

Проснувшись, Минуций завернулся в белоснежную тогу и поверх нее надел греческую хламиду бирюзового цвета, носимую в ту пору завзятыми щеголями.

Неэра вывела к нему из своей комнаты наряженную Ювентину.

– Царица! – произнес Минуций, с довольной улыбкой глядя на девушку.

Через минуту они вышли из дома. По пути молодой римлянин наставлял Ювентину:

– Что бы ты сегодня ни услышала от меня или от моих друзей, сохраняй спокойствие. Постарайся забыть, что ты рабыня. А ну, голову выше! Гляди смелее! Грудь вперед! – командовал он ей, словно центурион новобранцу. – Девушка ты красивая, но этого мало. Нужно, чтобы в одной только поступи твоей чувствовалась сама богиня…

– Кажется, я догадываюсь, – решилась сказать ему Ювентина. – Как и вчера, когда ты поразил своих друзей на пиру, пообещав уплатить за меня умопомрачительную сумму денег, так и теперь я нужна тебе для того, чтобы ты по-прежнему мог их дразнить…

– Ты очень сообразительна, – усмехнулся Минуций. – Впрочем, сегодня ты мне понадобишься в качестве номенклатора262…

– Номенклатора? – удивилась девушка.

– Я ведь слышал вчера от Волкация, что ты принадлежала ланисте Аврелию и что тебе знакомы многие гладиаторы из его школы. Вот и будешь мне подсказывать, кто из них чего стоит. Раньше я частенько бывал на Квиринале, чтобы перед самыми играми приглядеться к бойцам, оценить их силу и отвагу. Это всегда помогало мне делать верные ставки. Но последние два месяца меня не было в Риме, а состав учеников школы, как ты сама понимаешь, быстро меняется. Вряд ли там много осталось из тех, кого я знавал раньше.

– Это верно, – подтвердила Ювентина. – После Великих и Плебейских игр263 школа почти наполовину опустела. Аврелию пришлось закупать обученных гладиаторов в Капуе и Помпеях. Я никого из них не знаю и, боюсь, не смогу быть тебе полезной…

– Ну, из твоих старых знакомых кто-нибудь да будет обязательно, – возразил Минуций.

В это время они уже подходили к храму Согласия.

– Да поможет мне Юпитер! Глазам не верю! – воскликнул Клодий, который первый увидел Минуция и его спутницу.

– Что такое? – обернулся к нему стоявший рядом Волкаций.

– Исключительное бесстыдство, – кивнул откупщик головой в сторону приближавшейся пары. – Этот поклонник Дианы потерял всякое чувство меры в своей наглости. Если не ошибаюсь, с ним твоя бывшая рабыня…

– В самом деле! – поразился Волкаций.

– Достойная замена! Сначала была капуанская блудница – теперь гладиаторская потаскушка, – съязвил Габиний Сильван.

– Говорите, что хотите, но красота ее бесподобна, – сказал Приск, с искренним восхищением глядя на Ювентину, которая шла, расправив плечи и высоко подняв голову, как учил ее Минуций, и в окружавшей ее толпе не было никого, кто не обратил бы на нее внимания и не проводил бы чувственным взглядом.

Отливавшее бледной зеленью гальбиновое платье девушки было перехвачено в талии широким пурпурным поясом, вышитым золотыми нитями. Стройность ее фигуры подчеркивала ниспадавшая прямыми складками ярко-красная лацерна. Золотом искрились в закатных лучах солнца восхитительные светлые кудри, обвитые вокруг головы изящной и тонкой работы короной из электра с оправленными в него голубыми камешками сапфира.