Вот и все. Больше мы ничего не узнали.
– Посиди, отдохни, – сказал опер водителю и кивнул нам. Втроем мы вышли из машины.
– Ну что мне с ним делать, ребята? Больше мы от него, похоже, ничего не добьемся. Могу и в отделение его прокатить, может, там еще что вспомнит. Но задерживать его тоже оснований нет.
– Нет, – согласились мы. – У нас есть записи с заправки на шоссе, там уже нет водителя. Ясно, что под машину-то он никого не толкал.
– Не нравится мне, конечно, вся эта история. Отпирался до последнего, бил – не бил. Но что нам делать, на детектор лжи, что ли, силком его тащить. А заявление все равно не принять. Пострадавший в коме, свидетелей нет. Мог ваш муж сам ему телефон отдать?
– Да может и мог, – у меня уже не было сил утверждать обратное, к тому же ведь и правда, наверное, мог. Кто теперь что докажет.
В том, что ночью водитель вез выпившего пассажира «прямо», высадил его на шоссе и взял в качестве платы телефон, нет никакого криминала. Только непонятно, почему он так долго не признавался, что работал в ту ночь, и рассказал о том, что подвозил Медведя, только под нажимом? По сути, он его не подвез, а завез. Но и в этом нет никакого криминала.
Как и на чем Медведь добрался от Витебского вокзала до площади Победы, осталось неизвестным. Возможно, если бы ему повезло чуть больше и, голосуя, он остановил другого человека – обычного дядьку, тот довез бы его до дома и получил деньги от всю ночь караулившей у окна и напрасно обрывавшей телефон матери.
Но о везении в тот вечер и ночь речь не шла, тем более о везении на встреченных людей.
– Спасибо, вы нам очень помогли, – поблагодарили мы оперативника. – Теперь мы видим, как работают профессионалы! Без вас мы бы не смогли так поговорить с водителем и ничего бы не узнали.
– Ерунда, – улыбнулся он. – Не сложно. Удивляюсь, что никто не сделал этого раньше.
Одна из возникших версий – еще до ДТП у Медведя, возможно, было сотрясение мозга, полученное в потасовке с охранниками, в милиции на Витебском вокзале или во время встречи с вихрастым водителем. Позже сотрудница заправки вспомнила, что видела у него на лице синяк. Но это после обширной открытой черепно-мозговой травмы тоже недоказуемо и всего лишь предположение: чего ни случится в ночь с пятницы на субботу с человеком, отмечавшим встречу с друзьями.
Только одно Медведь делал правильно – безуспешно двигался в сторону дома. Даже промозглый воздух январской ночи и тот не смог вернуть его в реальность.
Записи камер кричали мне о том, что в ту ночь он стал другим человеком. Я видела это даже по манере держаться, по невероятной бодрости и агрессии во всем облике. Он никогда так себя не вел, ни при каких обстоятельствах.
Источники из компетентных органов в неофициальных разговорах советовали:
– Если бы удалось выявить клофелиновый след, дело сразу ушло бы наверх. Сейчас в Петербурге резко выросло число преступлений, совершенных на этой почве, и они на особом контроле. А алкоголь в 1,4 промилле – ерунда.
Но после клофелина люди спят, а он все время двигался и был очень бодр. В больнице нам сказали, что анализ на наличие психотропных веществ в крови берется только по показаниям. У Медведя, поступившего после дорожно-транспортного происшествия, таких показаний не было. Пробирка с кровью хранится в лаборатории сутки. Просто так, по нашему желанию, никто заново брать анализ крови не будет, необходим запрос следователя.
Когда мы взяли наконец необходимую бумагу в ГСУ, шел уже шестой день, как он находился в реанимации. Бегемотик, породисто склонив голову, смотрел на нас с сожалением и подробно объяснял, что суетимся мы уже напрасно: так долго эти вещества в организме не держатся, даже если и были.
Выйдя из машины, Медведь шел по расчищенной от снега обочине плохо освещенного шоссе. Он сам не любил ездить здесь по той же причине, а вот теперь шел, непонятно куда и зачем.
По пути он должен был проходить – и очевидно, что прошел, – пост ГИБДД. Сотрудники могли бы его остановить, потому что нетрезвый человек, бредущий по дороге в четвертом часу утра, не может не вызвать подозрений. Но в это поздне-раннее время они, наверное, сидели в высокой будке и не видели его.
Я у них была, оставила фото с текстом объявления о поиске свидетелей. Его прикрепили рядом с фотографией пропавшей маленькой девочки, но никто из сотрудников не позвонил: скорее всего, Медведь и впрямь прошел незамеченным.
Записи камер на Московском шоссе смотреть бесполезно, в этом мне дали возможность убедиться на месте. Выслушав мою историю, дежурный инспектор сокрушенно покачал головой. По тому, как он глянул на фотографию и покачал головой, я тут же, не знаю как, поняла, что у него есть сын-подросток. Так качали головой и сжимали губы все слышавшие нашу историю люди, у которых были взрослые дети.
Он повел меня за собой наверх в будку и показал маленький черно-белый экранчик.
– Видите, камеры направлены на полосы движения, чтобы фиксировать номера проезжающих машин, и обочины они не захватывают.
Я решила проверить слова вихрастого водителя, подвозившего Медведя, и, зная указанное им время и номер машины, убедиться в его словах. Но и это оказалось невозможным. И вовсе не потому, что требуется специальное разрешение или запрос из милиции, с этим еще можно разобраться. Инспектор показал на экран:
– Вы номера вот этой машины видите?
– Нет, – честно ответила я.
– А вот этой?
– Тоже нет, – напрасно напрягала я зрение.
В серый зимний день, в брызгах от мокрой и снежной дороги ничего нельзя было разглядеть.
– Ну вот, – вздохнул он. – Так это еще день! Представьте теперь, что вы сможете увидеть ночью.
Ананас на стойке возле кассы. Последняя чернобелая видеозапись. В ожидании, когда Медведь появится на заправке, я долго гадала, что это за большой круглый предмет. Оказалось, ананас – символ другой, яркой, цветной жизни. Словно случайно забытый реквизит из другого фильма.
Время на экране бежало секундами, они сливались в минуты. Оно шло вперед, но будто стояло на месте. Ничего не происходило.
Камера висела в углу и охватывала все небольшое помещение заправки.
За кассами АЗК-17 двое сотрудников – мальчик и девочка. В два с половиной часа ночи они оживленно беседовали, демонстрируя характерное разделение гендерных ролей: говорил и активно жестикулировал мальчик, а девочка внимательно слушала, то и дело меняя позу от усталости. Изредка их отвлекали клиенты.
Ни заходившие с улицы водители, ни воркующие девочка с мальчиком не мешали спать охраннику. Он сидел на стуле чуть поодаль от кассы, прямо напротив входа. Вытянув ноги и низко склонившись, он изредка просыпался и вскидывался, но тут же вновь опускал голову еще ниже.
В три часа три минуты охранник проснулся и перетащил офисный стул, на котором ему так сладко спалось, на другое место. Камера и я не понимали, какая ему разница, где сидеть, но через минуту стало ясно: на низкий холодильник с мороженым, возле которого теперь стоял стул, можно облокотиться одной рукой и спать дальше в удобной позе. Вряд ли кому придет в голову есть мороженое холодной январской ночью.
Эта картина напомнила мне стандартную сцену из бюджетного фильма с криминально-мистическим сюжетом: ночь, пустой зал заправки, спящий в углу охранник, ананас на стойке. Что-то непременно должно произойти – и ведь происходит.
Девочка уже пристально вглядывалась в темноту за окном. Из своего угла сверху над кассой я не видела того, что видно ей, но догадывалась, что привлекло ее внимание.
Человек без машины, подходящий в три часа ночи к заправке, не может не вызывать удивления и беспокойства. Вот она уже привстала на стуле, смотрела в окно, не отрываясь, активно жестикулировала, привлекая внимание напарника, который в этот момент разговаривал по телефону, и будила охранника. Тот проснулся, надел шапку и вышел из зала.
Девочка не вернулась за стойку, она стояла, опершись одной рукой на витрину, качая ногой и с интересом глядя на происходящее за окном.
И эту запись я смотрела десятки раз, стоп-назад, стоп-назад. Назад, назад. И всегда ожидание для меня растягивалось, и я больше всего хотела очутиться на ее месте – в 3 часа 10 минут ночи на Московском шоссе 156А в зале заправки. Чтобы глаза этой девочки стали моими глазами, а ее действия – моими действиями. Тогда все еще можно было изменить, и мир был бы немного другим.
Она села за стойку и стала приводить в порядок ногти. В зале появился мужчина, оплатил бензин, купил журнал, держа его в руках, прошел к платежному терминалу возле входа и остановился.
Возможно, это и был свидетель, который увидел объявление в интернете, позвонил мне в первый день поисков и дал ориентир на заправку. Нам самим не пришло бы в голову просматривать ночные записи с нее.
Позже мы объехали и другие заправки и повесили объявления о поиске свидетелей, чтобы убедиться в том, что Медведя там не было – на тот случай, если водитель обманул нас и высадил его раньше и в другом месте, вдруг была еще одна подвозившая машина. Но никто не позвонил.
