Владимир Земша - На переломе эпох. Том 1

– Та-а-а-к! Шаталов! Встать! Товарищи курсанты, увижу, кто ещё будет спать, имейте ввиду, мне тут нужны фамилии для трудового воспитания! Одна фамилия уже имеется! Ещё три нужно, так что старайтесь! – замóк, сам, едва было, задремав, потёр красное лицо и скомандовал.

– Груп-п-па! Встать! Сесть! Встать! Комплекс вольных упражнений…

Кровь, разогнавшись по венам, слегка взбодрила всех.

Тимофеев только усмехнулся, ему уже довелось накануне пройти такой «воспитательный курс трудотерапии», куда бы с огромным удовольствием бы попал любой второкурсник. И он продолжил письмо.

«…Наши курсанты, то есть мы, помогают местным СМУ, заводам, даже метро строили! Гражданские, видите ли, взяли «соцобязательства», а военные выполняй в выходные дни, когда гражданские балдеют! А ещё как-то у нас тут была «трудотерапия» в местном экспериментальном хоз-ве. Горы овса. Вот мы его ворочали то на какой-то конвейер, то в какие-то фантастические агрегаты. Один вообще гудел как самолёт, сушилка, вроде. Ну, там нам самим понравилось работать! Накормили нас там гражданские на высшем уровне. Сметана, борщ, молоко. И т. д. Наболтались со студентками. Студенты, увидев нас, сразу как-то «самоликвидировались». Смешно даже! Насмотрелись мы, как руководство в колхозе мечется с работягами. Уговаривает их, те матом на них. Даже не верится, что на начальника можно так вот орать! Эх, не жалею я ни на миг, что поступил в ВУ! На гражданке – бардак! На гражданке – жуть. Да и люди хилые, слабые. Студенты, работяги. Гнилые какие-то, сопляки. Наш замок говорит, что нас с ними и близко не сравнить. Когда наш курс заступает работать, все очень довольны. Это заметно. А мы халтурить не привыкли. Всё делаем быстро, слаженно и качественно! Особенно когда к нам добром и кормят по-человечески!..

Отдельная история – с «шишками». Когда приезжает «шишка», его водят везде, показывают то, чего мы никогда не видели даже. Неужели он не видит, что это всё перед его приездом сделали? Что до его приезда здесь ничего не было! – Если краска свежа, к примеру, значит, ещё вчера здесь было всё ободрано. А особая чистота и новый блеск тренажёров и аппаратуры говорит лишь о их «неприкосновенности» для курсанта. Неужели это сложно понимать, будучи проверяющим? – Если случится мне, когда-нибудь стать «шишкой», я поступлю иначе, я не похвалю, а вздую за это!..»

– Товарищ сержант! Что за богадельню Вы тут развели? Сонное царство! – в аудиторию вошёл препод по тактике.

Замок подскочил, выпучив сонные глаза, зло зыркнул в сторону отрывающихся от парт курсантских голов.

– Груп-п-п-а сми-р-р-но!

– Всё убрать к чёртовой матери! ППР! Посидели потрындели разошлись! Тактика – основа всего! Что бы кроме тактики я ничего тут не видел! И не спать!..

Однако, через примерно полчаса в аудиторию вошёл командир роты, и вскоре вся рота уже шагала по плацу. Что ж, начиналась очередная парадная подготовка к параду в ознаменование годовщины Великого Октября. Особая дата для училища, названного в его честь! Курсантские шеренги одна за другой тупо стучали подошвами сапог по растрескавшемуся асфальту плаца, гремя подковами…Что ж, не зря занятия на плацу именовали «хождение по мукам»…

Наконец, день сгорел. Роты топали на «вечерней прогулке».

– Рота, запе-вай!

Звонкие голоса запевал, пробирая до глубины души, затянули, Рота дружно подхватила:

Однажды Альяр, изрядно уставший, едва переступив порог КПП по направлению к общаге, столкнулся лицом к лицу, или точнее сказать лицом к спине, с юной женщиной, катящей перед собой коляску. Ребёнок хватал руками за спицы колёс, а мама бесконца наклонялась, отрывая маленькие пальчики ребёнка от металлических прутьев. При этом её мини-юбка задиралась так, что у Альяра пробегали мурашки по всему телу, увеличивая его размеры в неприличном месте, что сковывало его дальнейшее непринуждённое движение. Он сбавил ход.

– Привет! Что, у кого-то тут шаловливые ручки? Настоящий мужчина растёт!? – он улыбнулся поравнявшись.

– Салют! – приветливо улыбнулась женщина… – А поможете занести коляску в подъезд? – спросила она.

– С удовольствием! – радостно отозвался Альяр…

С тех пор они уже часто узнавали друг друга на улице. Здоровались. Как-то раз Альяр, снова увидев гуляющую с ребёнком маму, сам вызвался занести коляску.

– Заходите, налью чая. О вас ведь, о холостяках, некому позаботиться! – предложила задорным голосом, в ответ на услугу, юная женщина, было бы вернее сказать – девушка, а ещё точнее – девятнадцатилетняя девчонка!

– С удовольствием! – облизнулся Альяр.

– Только не обольщайтесь, это будет действительно только чай! – она мило, с ехидцей в голосе, улыбнулась, подняв вверх указательный палец.

– А мы и не обольщаемся. Мы обольщаем! – отшутился Альяр. На что девушка звонко рассмеялась, тем самым дав ещё больше аргументов молодому человеку в надежде на «благополучный» исход дела!

В тот вечер они засиделись до неприличия поздно, увлечённо пялясь в телевизионный ящик, где шла только что новорождённая программа «Взгляд». Вещал Владислав Листьев… Правда свой взгляд Альяр чаще переводил на Ирину. Её плотно облегающие джинсы, образующие притягательный просвет между стройных обворожительных ножек, не дающих ему покоя. Порой он просто не мог без конфуза подняться с кресла. От того то он практически и не поднимался…

После этого, он стал время от времени наведываться в эту квартиру, имея условный стук в дверь: «два длинных, два коротких». В те дни, когда он точно знал, что её муж где-нибудь в наряде или в полях, ему приятно было повеселить эту девчонку своими шутками и анекдотами, которыми была набита его голова так плотно, как пчёлами улей. Он был остроумен и обаятелен. И всё же это была лишь, хоть и законспирированная, но дружба. При всех стараниях Альяра, так и не перераставшая в нечто большее. Каким бы «плод» не казался доступным, всё же он всё ещё оставался недоступен для жадных Хашимовских зубов.

«Ничего, нет такой женщины, которую нельзя завалить на лопатки, это всего лишь вопрос времени», – думал он, охотно играя роль «просто друга».

Ведь эта «простая дружба» была с одной оговоркой, что была она между мужчиной и женщиной, а значит, наполненная обоюдно флюидами, в той или иной мере, осознанно или на уровне подсознания. Что, кто-то всё ещё верит в возможность такой вот чистой и светлой дружбы?.. А что, у вас есть основания не верить?..

Ночь. Погашен свет, только горит дежурное освещение. Каждый лежит и «плавает» в своём. В мечтах, грёзах, воспоминаниях о доме, о безвозмездно канувших в бездну днях детства, беззаботности, свободы. Ночь. Отбой! Какое приятное сердцу слово! Ты предоставлен сам себе. Окунаешься в другой мир, волшебный мир грёз и сновидений!..

– 201-я группа подъём! Строиться в две шеренги в расположении! – нежданный крик старшины сотряс казарму.

«Что это? Казалось, только сомкнули веки!..»

Старшина вывел на середину строя понуренного курсанта.

– Товарищи курсанты! Я же предупреждал, по проходу 1 час после отбоя никто не ходит!..

И тут понеслось и поехало.

– Сынки! У вас ещё мамкины пирожки из попы не вышли!..

И так 2–3 часа. Подобное случалось часто. И уже на следующий день курсант Максим Шаталов – темнокожий хохол, получив посылку из дома, взялся ночью жевать в одиночку щербет под одеялом… Последствия были в точности те же. Но, на этот раз, пока Макс, как его звали в народе, давился, поедая килограмм щербета, рота, давясь слюной и ненавистью к Максу, матерясь, отжималась от пола.

Ночь. Погашен свет, только горит дежурное освещение.

Борется со сном дневальный «на тумбочке». Без задних ног сопит измученная рота…

И вот – очередное холодное осеннее сибирское утро.

– Рота подъём! – чёрные окна, раскиданное бельё, резкий свет в глаза, топот, вопль дежурного по роте отзывается эхом в воплях дневальных.