Он оделся перед зеркалом, рассматривая свое лицо, хранившее черты фамильного сходства. Дед и отец из своих деревянных рам наблюдали за ним. Мама из белых цветов орхидеи тихо улыбалась ему. Бекетов положил в карман пиджака миниатюрный диктофон. Кивнул фотографиям и цветам и вышел из дома.
Лидер коммунистов Мумакин не принимал участия в выборах. Он не любил Чегоданова, не желал быть помехой Градобоеву и отнимать у него голоса. Оставался в стороне от схватки, терпеливо, уже двадцать лет, дожидаясь, когда власть каким-нибудь чудесным образом сама упадет ему в руки.
Он принимал Бекетова у себя на подмосковной даче. Строгий охранник провел его в дом, напоминавший мавританский замок, католический собор и древнерусский терем. Усадил в гостиной у застекленной стены, сквозь которую был виден заиндевелый газон, на котором расставлены белые античные музы, бронзовые китайские драконы и копия брюссельского Писающего мальчика. Среди газона изумрудным овалом сиял бассейн с поблескивающей корочкой льда.
Бекетов осматривал гостиную, в которой царил все тот же синтетический стиль, говоривший о вкусах хозяина. О тех сложных влияниях, которым он был подвержен. На стене висел огромный портрет самого Мумакина в золотой раме. Мумакин в мундире фельдмаршала, с голубой лентой и звездами, со шпагой и треуголкой под мышкой. Он стоял опершись на мраморный постамент. Фоном служил Кремль, что, по замыслу модного художника, указывало на неизбежный триумф. На столиках были расставлены безделушки – подарки друзей и памятные подношения различных делегаций. Здесь были нефтяная вышка, модели танков и самолетов, бюстики Ленина и Сталина, коврик с бисерным мавзолеем, статуя Свободы, Эйфелева башня и дорогая, выточенная из агата многорукая фигура Шивы. Горел камин, и пахло банными вениками.
Бекетов видел, как к бассейну подошел Мумакин, в шлепанцах, махровом халате. Скинул халат на руки служителя. Поиграл мускулами на холеном, слегка оплывшем теле и кинулся в бассейн, пробивая корочку льда. Плавал, вздымая плечи, нырял, оглашая воздух рыканьем. Вылез, отекая водой. Служитель стал натирать его полотенцем, накинул ему на плечи халат и повел в дом. Через несколько минут Мумакин появился перед Бекетовым. Розовый, с влажными, причесанными волосами, с синими глазами навыкат и толстыми улыбающимися губами.
– Физкульт-привет! – бодро салютовал он гостю.
Охранник, он же служитель, внес серебряный поднос с фарфоровыми чашками чаю. Тут же стояла вазочка с медом, лежали серебряные ложечки.
– Чаек после проруби ох хорошо, полезно! Отведайте, Андрей Алексеевич, чаек на травках алтайских. Мои ребята, коммунисты, по горам собирали. Полезно, скажу я вам. – Мумакин шумно отхлебнул чай, прикрыв от наслаждения глаза. – Только что вернулся с Алтая. Как хорошо принимали! Залы везде битком. Ко мне подходили местные бизнесмены, силовики. «Достал нас, говорят, Чегоданов. Берите власть, Петр Сидорович». – Мумакин прихлебывал чай, прикрыв веки, а сам сквозь белесые ресницы посматривал на Бекетова. – А я им говорю: «Помогайте. Давайте возьмем власть, а то всем будет крышка. И богатым, и бедным, и бизнесменам, и бюджетникам». Все согласны со мной.
– Вы правы, Петр Сидорович, стране скоро крышка. – Бекетов незаметно включил диктофон. – Но чтобы взять власть, даже через процедуру выборов, нужна особая технология.
– Согласен. – Волевым жестом человека, знающего, как нужно брать власть, Мумакин отставил чашечку. – Мы, коммунисты, знаем, как взять власть. У нас собралась блестящая команда, из которой хоть сейчас набирай министров. У нас есть программа выведения страны из кризиса. У нас есть широкая поддержка народа.
Этот властный баритон, волевое лицо борца, уверенные фразы о блестящей команде и народной поддержке были имитацией, за которой скрывалось нежелание Мумакина брать власть. Он предпочитал безопасную и выгодную роль умеренного оппозиционера, который удерживал партию от радикальных стремлений. Как только в партии начиналось кипение и появлялась группа революционно настроенных коммунистов, Мумакин ловко вычерпывал эту группу, как вычерпывают пенку из готового закипеть молока. Не один раз Мумакин шел на выборы президента, прекрасно усвоив обряд, который обеспечивал ему второе почетное место. Теперь же и вовсе отказался от выборов, делая вид, что их бойкотирует.
– Быть может, следует изменить технологии? Поискать иной путь к успеху? – Бекетов чувствовал, что под мягкой, резиновой внешностью Мумакина таится стальной сердечник, сквозь добродушную манеру держаться просвечивает жесткая, почти жестокая сущность. Только благодаря этой сущности Мумакину удавалось контролировать партию, ловко устранять конкурентов. Осторожный вопрос Бекетова насторожил Мумакина, не допускавшего в партийную жизнь посторонних влияний.
– Вы, Андрей Алексеевич, использовали свои технологии, когда работали с Чегодановым. Тогда от этих технологий трещала страна. – Мумакин продемонстрировал Бекетову свою неприязнь и снова стал мягким и добродушным. Так металлический корпус подводной лодки покрывают слоями резины, благодаря чему лодка остается невидимой для акустических приборов противника. – Впрочем, все знают, что вы ушли от Чегоданова. Он и вас допек. Ну разве можно так издеваться над бедным народом? Строит дворцы, как арабский эмир. Скупает часы по миллиону долларов каждые, будто хочет купить само время. Жену сослал в монастырь, как Иван Грозный, и живет с развратной гадалкой. Позор на всю Россию. Что ж, если вы стали патриотом, приходите к нам. Мы вам найдем хорошее место. Нам нужны талантливые осведомленные люди. Ленин брал на службу царских офицеров и чиновников. Кстати, как вы оцениваете политическую ситуацию?
– Ситуация напоминает варенье, в котором, как две мухи, залипли Градобоев и Чегоданов.
– Подождите, я возьму блокнот.
Мумакин достал из ящика блокнот и авторучку, которую партия использовала в качестве сувенира. На ней была нанесена размашистая роспись «Мумакин».
– Рейтинг Чегоданова колеблется у отметки тридцать шесть процентов. Протестная площадь дарит Градобоеву шестнадцать процентов. Разрыв сокращается. Но Градобоеву не хватает мощности, чтобы увеличить численность толпы и надавить на Чегоданова. Но от вас зависит конечный успех Градобоева.
Бекетов говорил, а Мумакин быстро писал, чуть высунув язык, как прилежный ученик. Была известна его манера записывать в блокнот мысли, почерпнутые в беседах.
– Необходимо резко, уже к следующему митингу, увеличить протестную толпу. Создать поле негодования и ненависти к Чегоданову, и его популярность покатится вниз. Он утратит волю к сопротивлению, и его избирательная компания станет разваливаться. В схватку вступают темперамент, воля, психология. Необходимо сломить волю Чегоданова.
Мумакин писал, облизывая губы, наклоняя лобастую голову. Казалось, он пишет диктант. Бекетов старался говорить медленнее, чтобы тот успевал записывать.
– Чтобы увеличить толпу, необходимо вам, Петр Сидорович, привести на площадь своих сторонников. Дайте приказ райкомам, чтобы они привели коммунистов, и площадь запылает красными флагами. То же пусть сделают радикалы Лангустова с их черными масками и натренированными кулаками. То же – еврейские активисты Шахеса, способные собрать на Болотной все мировое еврейство. То же – мадам Ягайло, за которой явится на площадь весь безумный шоу-бизнес, все панки, рок-группы, гей-оркестры, превратив Болотную в карнавал.
Мумакин перестал писать. Бекетов покушался на его респектабельность. Приверженность традиционным ценностям гарантировала ему популярность среди «красных пенсионеров», но отталкивала молодежь и либеральных вольнодумцев. – Вы хотите, чтобы я встал под одни знамена с Лангустовым, чью задницу не пропускает ни один гей? Хотите, чтобы я встал рядом с Шахесом, от которого будет разить чесноком на всю Болотную? Или с этой, прости господи, Ягайло, у которой под юбкой ползают мухи?
Диктофон Бекетова неслышно работал, заглатывая в свой крохотный зев все поношения.
– Вы не точно оцениваете отношение к вам Чегоданова, Петр Сидорович, – сказал Бекетов. – Он готовится устранить вас из политики, как только станет президентом. Он хочет заменить вас на более молодого и реформировать компартию, превратив ее в социал-демократическую. Вам предстоит выдержать страшный пропагандистский удар, как только Чегоданов станет президентом.
Мумакин замер, и его синие, под белесыми ресницами глаза тревожно забегали.
– Мы выдерживали любые удары. Коммунисты выдерживали удары и оставались коммунистами.
– Вы думаете, Петр Сидорович, Чегоданов повторит пропагандистские трюки прежних лет? Выпустит тиражом три миллиона экземпляров грязную газету «Боже упаси», где станет пугать народ ГУЛАГом, называя вас новым Сталиным? Или расскажет о вашем потаенном бизнесе в Сирии и о вашем банке на Кипре? Или напечатает фотографию вашей дачи, где вы, как римский патриций, расхаживаете среди обнаженных мраморных граций? Или опубликует ваш портрет в мундире царского фельдмаршала и рядом нищих русских людей?
