– Какие камеры? – округлил глаза Калигула. – Нет в имении никаких камер. Мы же, мадам, не в армии, крестьян на гауптвахтах не держим. Так вы идете со мной, мадам?
«Ладно, – подумала Диана. – Послушаем, что хочет Антон».
Они вышли в сад.
– Красиво, правда? – сказал Калигула.
– Не издевайтесь! – Диана сделала вид, что рассердилась. – Говорите, что хотели, не шифруйтесь попусту.
– От вас ничего не скроешь, – улыбнулся Калигула. – Ладно, будем говорить напрямую. Вы хотите вернуться в столицу, и Антон Антонович, ваш искренний друг, предлагает посильную помощь.
«Знаем, какой он друг, – подумала Диана. – Я же его как облупленного знаю. Вернусь в Александровск, буду на глазах вертеться. Ему я там нужна, как зайцу гонорея. Вот и решил, кажется, окончательно избавиться от лишнего свидетеля. Только интересно, каким способом? Ничего у тебя не выйдет, генерал! Ты, видно, забыл, что я росла в общежитии для лимитчиц из обедневших дворян захолустья, хоть и называлось оно для благозвучия институтом благородных девиц. Со мной так просто не справиться».
– Зря вы его обеспокоили, просто минутная слабость, простительная женщине, – сказала она вслух. – Я вполне довольна своей жизнью. Так ему и передайте.
– Ладно, передам. Но если желаете, я расскажу одну забавную историю. Я вчера вечер провел с дворней на кухне. Играли в подкидного. И одна горничная, ну та, круглолицая, с веснушками…
– Евдокия?
– Не важно, кто. Вдруг она говорит: «Я три года разжигала камин в доме губернатора, но он ни разу не сказал мне спасибо. А наш хозяин совсем другой. Великий поэт, а не гнушается беседовать с прислугой».
– Какая чушь!..
– Да, чушь. Но что спрашивать с простой селянки? Я стал ей объяснять, что у губернатора масса других, забот. А она гнет свое: «Если бы Самсон оказался на его месте, он бы все равно не чурался простых людей».
– Самсон на месте губернатора?! – расхохоталась Диана. – Немыслимо! Из него такой же губернатор, как из меня рудокоп!
– То же самое сказал я. А она в ответ хихикает: «Мужики, они на наш передок сильно падки. Мой Степан, чтоб я ему дала, что хошь для меня сделает».
– Ну и к чему вся эта пошлость? – Диана решила пойти ва-банк. – Выкладывайте, что нужно от меня генералу.
– Он хочет с вашей помощью сделать из Самсона харизматического лидера и сменить режим.
«О господи!.. Вот во что он желает меня втянуть! – пронеслось в голове у Дианы. – Если авантюра не удастся, и Самсон, и я отправимся на плаху! Я уже вижу перед собой человека в красном капюшоне с топором в руках…»
– А почему генерал сам не займет эту должность, – помолчав, просила она. – Когда он исполнял ее временно, у него все получалось.
– Он тогда был только местоблюстителем. Генерал – приверженец демократии, он отвергает насильственный захват власти.
«Значит, в случае провала, сам останется в стороне», – поняла Диана. А вслух, продолжая изображать наивность, сказала:
– Все равно не возьму в толк, при чем тут Самсон.
– Ну, чтобы в будущем у избирателей был выбор хотя бы из двух кандидатов.
– А кто второй?
– Не понял?
– Ну, один кандидат – Самсон. А кто второй?
– Сам Антон Антонович.
– А… Так Мостовому нужен слабый кандидат, – вздохнув с облечением, сообразила Диана.
Калигула кивнул, он уже не удивлялся уму женщины, так легко просчитавшей суть генеральской затеи.
– А вдруг Самсон выиграет выборы? Население не очень-то любит ГСБ.
– Любит не любит, а портреты носит. По данным опросов, население одобряет действия генерала.
– С нашими людьми, знаете ли… У них всегда семь пятниц на неделе.
– Не смешите меня, пипл проголосует, как велено.
– Буду за генерала держать кулаки. Но вряд ли смогу заставить Самсона заняться политикой. Он безволен и осторожен.
– Страсть, как считают французские просветители и ваша горничная Евдокия, похожа на стихию и может свергать королей. Самсон вас безумно любит, и вам достаточно только подсказать ему, как нужно себя вести.
– Самсон – плохая кандидатура, он не страстен. – Диана предприняла еще одну попытку отказаться от поручения генерала.
– Не хочу вторгаться в ваши личные отношения, но такие вещи, как страсть, проверяются только опытом. Впрочем, вы вольны поступать, как пожелаете. Сами сказали, что здесь в имении вам неплохо живется.
Диана поняла, что ее поставили перед выбором: либо сотрудничество и подчинение, либо она навсегда останется помещицей и будет воевать с кухарками, горничными и кастеляншей до конца своих дней. Она уже видела, в кого превращаются провинциальные барыни – толстые, ленивые и неопрятные, круг интересов которых замыкается на сплетнях о соседях. От одной только мысли, что она может стать такой же, ей стало тошно.
«С другой стороны, а почему, собственно, не использовать любовь Самсона к себе, если это поможет мне вернуться во дворец? – подумала она. – Совесть? Глупость это! У губернатора была совесть, когда он подарил меня другому мужчине? Была? Нет! А у тихони Самсона была совесть, когда он шантажом завладел не принадлежащей ему женщиной? Он интересовался моими чувствами, когда увез из столицы? Тоже нет! Так почему же я должна совеститься? Стоп!.. Тут что-то не вяжется!»
– Но ведь Самсон должен проиграть выборы. Каким же образом я вернусь в Александровск? И в каком качестве?
– Об этом Антон Антонович поговорит с вами лично.
– Значит, лично ему я и отвечу о своем участии в заговоре.
– Мы предпочитаем называть эту акцию проектом.
– Хорошо, в проекте.
Потрясения, полученные Кирой Арнольдовной от концерта, и последовавшие за ним события, уложили ее в постель с нервным расстройством. Проболела долго, почти месяц. Лежа в постели и глядя в потолок, снова и снова переживала последнюю встречу с Самсоном. Его поведение в ту встречу окончательно отвратило Киру Арнольдовну от какой-либо мысли о нем. Читатели маленькой районной библиотеки – пенсионеры, требующие детективы, и домохозяйки, взахлеб пересказывающие бразильские сериалы, ей тоже опостылели, и жизнь утратила всякий смысл. Спас ее от хандры и глупых мыслей Юрик. Он оказался не только вежливым, но и заботливым соседом, приносил молоко, хлеб и варил бульоны. А вечерами они подолгу беседовали. Обо всем: о новинках литературы, о философии Фейербаха, о падении цен на нефть и взлете цен на продукты, о политике. В основном о политике. Юрика особенно возмущали бесчестные выборы в городе Конотопе, где на выборах мэра единственный местный африканец, проголосовавший за себя, получил всего один голос.
– Это признак дискриминации.
– И женщины там не прошли в Городскую думу, – поддакивала Кира Арнольдовна.
– И женщин дискриминируют, – соглашался Юрик. – Нет, это совсем не то, о чем вы подумали! – воскликнул он, заметив, как покраснела Кира. – Это о другой дискриминации, о политической. Но мы, «скифы», боремся! И вы, женщины, тоже обязаны бороться за свои права!
Как только речь заходила о борьбе, Юрик загорался, превращался в пламенного трибуна и, забывая о том, что перед ним всего один слушатель, произносил длинные путаные речи. Кира Арнольдовна слушала внимательно, вникала и проникалась.
«А ведь это верно, – думала она. – В борьбе обретем мы право свое!» И в один из таких вечеров ей пришла в голову мысль о создании собственной партии. Этим соображением она немедленно поделилась с Юриком.
– У нас в губернии уже шестьдесят девять партий, – усомнился Юрик.
– Но нет партии девственниц! – воскликнула Кира Арнольдовна.
– Девственниц? – удивился Юрик. – А где вы сейчас видели… – Он прихлопнул ладонью рот. – Извините, вырвалось. Глупая шутка.
Кира Арнольдовна сделала вид, что не обратила внимания на реплику Юрика.
– Я говорю серьезно.
– Ну, если серьезно, то в этом есть резон. – Юрик всеми способами пытался исправить свою оплошность.
И жизнь Киры Арнольдовны приобрела новую, осознанную цель. Она встала с постели и первым делом обзвонила своих одноклассниц по пансиону благородных девиц. Откликнулась на ее призыв только одна, остальные, к сожалению, оказались замужем.
Нюра, подслушав ее телефонные разговоры, неожиданно предложила свою кандидатуру.
– Но ты же не девственница, – смущаясь, сказала Кира Арнольдовна.
– Об этом знает только пара десятков мужиков, – возразила Нюра. – Но им не известно мое имя.
– Нет, – категорически отказала Кира Арнольдовна. – Мы не можем начинать благородное дело с подлога.
– Ну, как знаешь! – гордо вскинула голову Нюра. – Я тогда сама партию продавщиц сделаю. Мы будем своим членам экологически чистые продукты доставать, и твои целки все ко мне переметнутся.
Но угроза столь мощной конкуренции только подхлестнула Киру Арнольдовну. Она развила бурную деятельность, разослала рекламу во все уголки губернии, и уже к концу месяца ее партия насчитывала двенадцать членов. Первое собрание было назначено на восьмое марта.