И снова была любовь. Татьяна всего хотела и всё умела. Его это не смущало. Он только снова и снова убеждался, что в постели они с Лизой по сравнению с нынешней молодёжью просто ископаемые динозавры.
А с Таней всё было просто и естественно. Но как прекрасно! И эта новизна заводила и заводила его с новой силой.
– Ну угомонись ты, – прошептала наконец девушка. – Давай передохнём.
Таня лежала с прикрытыми глазами, разбросав руки по сторонам, её волосы разметались по подушке, на губах играла лёгкая счастливая улыбка, маленькие упругие груди слегка подрагивали коричневыми сосочками. Между ними – несколько капелек пота. Алексей не мог оторвать от неё взгляд. Он ласкал Таню губами, не в силах оторваться от податливого шелковистого тела, с наслаждением вдыхая её нежный аромат.
Между тем страсть немного улеглась. Видимо, и ей нужна была передышка. А в Лёшкиной голове стали появляться какие-то мысли. Теперь всё закрутилось немного по-другому: возникли и Лиза, и Толька с Леной. Мозги прояснились. Сразу встал вопрос: как жить дальше? Совершенно ясно – без Тани он жить не сможет. Тогда как же он сможет смотреть в глаза Лизе? А друзьям? Но всё же главное – Таня. Всё меркло рядом с ней. Что ж тут думать? Он лёг на спину, прикрыл глаза. Вздохнул.
– Что, казак, пригорюнился? О чём тяжку думу думаешь? – Таня приподнялась, пощекотала его волосики на груди. – Что, любимый мой, невесел и головушку повесил?
Он приободрился. «Чего ж тут думать? Ясно всё, как божий день». И сказал:
– Да вот думаю: куда ехать?
– Как куда. Домой, конечно. Только не сегодня. Сегодня я тебя ни за какие коврижки не отпущу. А завтра… – Она помолчала. – Завтра ничего не попишешь – придётся домой тебе ехать. – Вздохнула. – Такова суровая се ля ви. К сожалению.
Он сел на кровати, опёршись на спинку.
– Я не об этом. Я о том, что не смогу больше жить без тебя. А как нам здесь жить? Никак. Давай уедем куда-нибудь. Далеко-далеко. Куда-нибудь в Сибирь. Или ещё дальше. У меня с работой проблем не будет. Ты на учёбу в местный вуз переведешься. И будем вдвоём там жить-поживать. Представляешь: всю оставшуюся жизнь вместе! Каждый день! Вот это счастье будет.
Таня вздохнула, вытянулась на кровати, прикрыла глаза, помолчала.
Когда пауза затянулась, и он хотел потормошить её, она вдруг взглянула на него, усмехнулась и тихонько произнесла:
– Отчаянный какой. А как же ты без Лизы жить будешь? Ты ж без неё жить не сможешь, пропадёшь. Сейчас в тебе гормоны играют. Но это быстро проходит. И потом: в любом случае она всегда будет стоять между нами. – Таня приподнялась, обернулась к нему, лёгким прикосновением погладила его волосы. – Я тоже люблю тебя. Очень-очень. До смерти. Но поверь: мы не можем вот так взять и уехать. И жить вдали от родных не сможем. Ты в первую очередь не сможешь. Давай оставим всё как есть. И любить будем друг друга здесь, на месте. – Заглянула ему в глаза. – Ты сможешь любить меня здесь, на месте? Или для этого нам нужно в Америку смотаться?
Она прижалась к нему всем телом, их губы встретились и слились в долгом поцелуе.
Алексей неожиданно легко принял её слова. Мысли о невозможности дальнейшего существования здесь, в Москве, потихоньку вытекали из его сознания. Он и правда, подумал: «Пожалуй, я в самом деле уже не смогу без Лизы. А Таня… мудрая какая. Как будто это ей, а не мне пятьдесят». Но, всё-таки где-то в глубине души остался осадок от её недетской практичности – если бы она согласилась, Лёшка готов был уехать, куда глаза глядят, лишь бы вместе. А она, видишь, рассудила всё по-взрослому, по уму, так сказать.
Но сейчас-то она была рядом. Самая родная, самая близкая. Она прижалась к нему, и все его мысли утонули в море любви.
На следующее утро он уехал. На душе было пасмурно. Ему не хотелось расставаться с Таней. С другой стороны, не радовала предстоящая встреча с Лизой. Не в том смысле, что он не хотел её видеть, а в том, что в душе побаивался встречи с ней. Он знал, что не может ей врать. Не может не потому, что вообще не может (кто ж из нас никогда не врал?), а потому, что не мог врать конкретно ей. Лиза мгновенно улавливала фальшь в его голосе и поведении, когда он пытался хоть в какой-либо мелочи обмануть её. И его неуклюжие попытки в этом плане неизменно заканчивались провалом. Теперь же на провал он права не имел. Так что же делать? Он сбавил скорость, подрулил к обочине и, увидев полевую дорожку, свернул на неё. Это место он знал. Впереди была речка. К ней он и подался. Вдоль берега тянулся небольшой лесок. Клёны перемежались с ивами, клонящимися гибкими ветвями к самой воде. В рабочий день здесь было безлюдно. Он вышел из машины и присел на мягкую душистую траву. У самых ног река плескалась, мелкой волной набегая на песчаный берег, невдалеке гудел шмель, стрекотали кузнечики. «У них своя жизнь, – подумал Алексей, – а у нас свои дела. Таня, Лиза, Толька, работа-забота. – Усмехнулся, – вот и рифма пошла. Хоть стихи пиши. Да какие там стихи?! Разобраться бы. И в себе, и в ситуации». Он встал, побрёл вдоль реки.
Ему казалось, что тепло Таниного тела всё ещё греет его, однако мысли, не спеша, но неотвратимо уже тянулись к дому, к Лизе. И, чем больше он думал о ней, тем отчётливее понимал: изменил. Изменил Лизе, такой верной и доверчивой. Когда был с Таней, Лизу практически не вспоминал – настолько захватила его новая любовь. А теперь, когда предстояла встреча с женой, он начал сознавать, что снова сподличал. «Сподличал ведь, никуда от этого не деться, – думал он. – Ну не первый раз. Так тогда с Леной, это просто случай был! Просто обстоятельства так сложились. И когда это было? Сто лет назад! Как я тогда сказал? Один раз не считается? Правильно сказал». В подтверждение этой мысли кивнул головой. Правильно, мол! Он так ожесточённо кивнул, что шея заболела. Он поморщился и потёр её. Тяжело вздохнул. Всю жизнь после той ночи в Бабушаре Алексей стирал её из памяти. Он так старательно оправдывался, что по прошествии стольких лет стал считать себя чистым перед Лизой. И потом – годы… Годы сами измельчают и удаляют из памяти то, что доставляет нам неудобства в повседневной жизни. А тот случай с Леной неудобства доставлял. Ещё какие! Вот Алексей и постарался всё забыть. Да больше в жизни у него ничего подобного и не было. И не тянуло никогда на сторону. Не тянуло. А теперь вот Таня… Теперь уж деваться некуда: влюбился и сразу изменил! Он должен был бы переживать, а он почему-то почти не переживал. Невероятно. И, главное, он не мог найти ответа на простой вопрос: почему? «Наверное, – решил он, – потому, что я не с какой-нибудь случайной юбкой связался, не за фифочкой смазливой ухлестнул. Это любовь. Самая настоящая любовь. А любовь, как известно, всё прощает. Что же за штука эта таинственная – любовь? Загадка природы! Никто не знает, откуда она берётся и куда исчезает? Налетает, как вихрь, и захватывает тебя целиком! Захватывает, и ничего тут не поделаешь! Как с Таней. Я же люблю её не за симпатичную мордашку, не за длинные ноги и не за юные годы. Я люблю её, просто потому что люблю.
И никуда от этого не деться. Да… А Лиза? Ну, Лизу я, конечно, тоже люблю. Вот дела… Да, поплыл я совсем, мозги набекрень. Получается, что я их обеих люблю. Где-то я читал, однако, что и так бывает. Бывает, что мужчина сразу двух женщин любит. Я с Лизой чуть ли не сто лет живу. Считай, всю сознательную жизнь. Уже и представить невозможно, что когда-то жил без неё. Или буду без неё жить. В общем, она мне, как мама. А Таня– совсем другое дело… – Он почесал затылок. Остановился. Вздохнул, покрутил головой. – Да, наворотил ты, парень! Лиза – мама? Ну, ты даёшь! Оправдания ищешь? Найдёшь… Найдёшь, не волнуйся. Если Лизу в мамаши себе записал, всему оправдание найдёшь! А лучше скажи себе правду: влюбился в молоденькое тело – и все дела! Ох, Сидоров, и козёл же ты! – Он брёл по берегу. В голове всё вертелось: – Козёл. Старый козёл. – Снова сел. – Почему козёл? – Представил себе Таню. Как живая, она стояла перед ним. Улыбалась. Он покачал головой. – Нет, не тело молодое я полюбил. Я всю её полюбил. И тело, и душу. – Одёрнул себя. – Хватит страдать! Полюбил и точка! С этим надо жить. А что двоих – потом разберёмся!».
Мысли его медленно возвращались к предстоящей встрече с Лизой. «Кстати, – подумал он. – А с чего это я так боюсь разговора с Лизой? Позавчера она сама (сама!) уговорила меня остаться на даче. Ей и в голову не могло прийти, что у нас с Танюхой что-то может быть! Так что нечего дёргаться. Тем более что поеду я сразу на работу, с Лизой мы увидимся только вечером, и она тут же начнёт рассказывать, как почти два дня прожила без меня. А насчёт дачи даже и не спросит. Ну разве что поинтересуется, как Таня меня кормила. Так что об этом нечего переживать. Ха… Как Таня кормила… Боже мой!… Как она меня кормила!!! Такую кормёжку бы каждый день! Здоровья бы хватило… – Нахлынули воспоминания. Снова подумалось, как тогда ночью: – Молодая-молодая Танюшка, а в постели мне по части опыта фору даст. Бывалая… Вот она – современная молодёжь». Но он её не осуждал. Он принимал её такую, какой она была. И любил такую. В том числе и за то, что она в постели всё знала, всё умела и всего хотела. «Вот извращенец, – подумал про себя, – люблю девушку за то, что я у неё не первый. С другой стороны – чему ж удивляться, мы с Лизой чуть ли не тридцать лет прожили, а в постели, если изменяли миссионерской позе, то на следующий день мучились, стеснялись в глаза друг другу смотреть: извращенцами себя считали… Да… время было такое. Воспитание… Такое вот воспитание. Секса же в стране не было. А у Таньки вот другое воспитание. Потому всё и умеет. И меня радует. Но я ведь не за секс её люблю. Я вообще только вчера ночью узнал, что она не девочка. За что я её люблю, не знаю. Люблю и всё. За всё. За то, что она есть! А вообще, она не такая, как мы. И, что ещё удивительно, как трезво рассуждает! Я-то сразу: поехали-уехали. А она? Стоп, говорит, а Лиза? Сразу дала мне под штангу! Я ведь и правда без Лизы жизни не представляю. Да если трезво подумать, и Тане надо жизнь устраивать. Замуж выходить за молодого, умного и здорового. А не за старого козла, как я. Видимо, в современной жизни эти два фактора: любовь и замужество существуют самостоятельно, и не зависят друг от друга. Хорошо, конечно, когда они совпадают. А на нет и суда нет… – Он встал, прошёлся вдоль берега, отломил ивовый прутик, поболтал им в воде, нарисовал каких-то чёртиков на песке, подумал: – Куда-то меня занесло. Моралист хренов. Если дальше так рассуждать, то надо срочно Лизе всё рассказать, а от Тани отказаться. – Он оглянулся. – Да, далеко забрёл. И в голову ерунда разная лезет. Так и отказался я от Тани. Фиг вам! Никогда! Надо же! Оказывается, прогулки на свежем воздухе не всегда мозги проветривают. Они их ещё и пудрят! Не дамся»!
