В начале девяностых бывший коммунист и хозяйственник заработал 200 тысяч долларов на поставках спирта и сахарной свеклы на «ридной матке Украiне». И сразу же перебрался в Нью-Йорк вместе с женой Софой и сыном-студентом.
Почувствовав своим еврейским чутьем, что капиталистическая медицина может принести хороший доход, Семен Кац вложил все свои деньги в собственный “докторский офис”.
Он стал владельцем мини-поликлиники с тремя работниками: приходящим врачом, массажистом-физиотерапевтом и секретаршей Оксаной.
Получив все лицензии и мечтая о «свечном заводике» в теплой Флориде, Сема завязал знакомства с русскими адвокатами. И пошла писать контора: «бегунки» приводили в офис «жертв» автомобильных аварий, за которых неплохо и в обязательном порядке платили страховщики.
Однако большинство аварий являлись подставными.
За многомесячные, порой несуществующие посещения врача и многостаночника-физиотерапевта Семен получал неслабые чеки от страховых компаний.
Часть денег возвращалась жертве аварии, кое-что шло адвокату и «бегункам».
В итоге все были довольны: за самую незначительную бумажную аварию липовый пострадавший получал тысяч десять, адвокат – пятерку, ну и автор медицинского заключения – тысяч семь.
В то время только ленивый не стал жертвой русского ДТП…
Тем не менее что-то в устоявшейся цепочке не сработало, и бедный Семен попал под колпак ФБР. Сценарий грустного падения бизнесмена мистера Каца был, как всегда, прост: его сдал собственный друг.
Ментам попался один из адвокатов партнеров Семена по «шахер-махерам»[105]. Тот недолго думая, и ради спасения собственной задницы начал «добровольно сотрудничать» с властями.
Семена записали на магнитофон вдоль и поперек.
Что именно наговорил Семен, я так и не узнал, но бизнес пришлось закрыть, персонал срочно распустить и нанять дорогущего адвоката за изначальные двести тысяч.
В результате тяжелых переговоров с прокуратурой и маневров «туда-сюда», Семен Семенович получил достаточно небольшой срок. С учетом пятнадцатипроцентного условно-досрочного освобождения он собирался покинуть Форт-Фикс уже к концу года. Однако переезд к жене Софе в кондоминиум «Оушеана» на Брайтон-Бич выглядел достаточно проблематичным.
Семена Каца арестовали в Шипсхедбее[106] всего за неделю до принятия присяги на гражданство.
…После семилетнего житья-бытья в благословенной Америке Семен заполнил заковыристую анкету, в которой изложил историю своей жизни и пообещал, что его совесть была и есть чиста. Он съездил в Гарден-Сити[107] и с грехом пополам со второго раза сдал простенький экзамен по английскому языку и государственному устройству США.
Без пяти минут гражданин со дня на день ожидал повестку на торжественное принятие присяги на верность флагу и президенту. Соискатель объявлялся стопроцентным гражданином со всеми вытекающим отсюда правами только после слезоточивой процедуры с пением гимна и сладкими речами местных политиков.
Арест подкрался незаметно…
Если доблестные американские органы заводили уголовное дело на негражданина США, то после отбывания срока человека почти всегда депортировали на родину. Под это же правило попадали и легальные иммигранты – обладатели вожделенных грин-карт,[108] не успевшие получить американское гражданство.
Стоило им нарушить закон до принятия присяги, и гражданства США горемыкам было не видать как собственных ушей. После отбывания срока их отправляли в «страну исхода».
То же самое случилось с Семеном Семеновичем Кацем.
Как в сказке о «Царевне-лягушке» он не дотянул совсем немного: буквально каких-нибудь пару недель. Поскольку Семен не приложил правую руку к шестидесятилетней груди, то после отбытия срока, он подлежал депортации на Украину, которая о нем и думать забыла.
В последний день форт-фиксовской отсидки за гордым парторгом должен был приехать наряд из нью-йоркской иммиграционной тюрьмы «Галифакс».
Ждать решения своей судьбы.
Жена Софа не бездействовала и уже наняла иммиграционного адвоката, который пообещал, что Семен останется в Штатах. Как бывший политический беженец. Как почти гражданин.
Юбиляр надеялся на лучшее, выдавал супруге и сыну ценные телефонные указания и раз в две недели встречался со своим новым защитником.
Не унывал и даже решил отметить свой день рождения.
Через день я ел праздничное мороженое из тюремного ларька. Наличие в Форте-Фикс освежающего лакомства меня удивляло не меньше, чем автоматы с пепси-колой. Продукция «Pepsico» сломила сопротивление «Кока-колы», во всяком случае, в моей отдельно взятой темнице.
Это радовало, поскольку еще с советского детства я симпатизировал именно «Пепси».
Семен и компания с аппетитом поедала холоднющий пломбир с шоколадным печеньем. Небольшие коробки извлекались из мешка с дефицитным льдом. Там же в больших пластиковых бутылках из-под питьевой воды охлаждался кофе «глясе» рецептуры неугомонного юбиляра.
Изнывая от жары и влажности, которые к вечеру не уменьшались, мы славили именинника, желая ему остаться в Америке и открыть новую «обкомовскую» спецполиклинику на Брайтоне. Раскрасневшийся именинник обещал лечить «братву» бесплатно до конца жизни. Нас такой расклад устраивал, и мы мечтали о предстоящих вечерах встреч выпускников Форта-Фикс.
Слово для заключительного доклада взяли штангист-вымогатель Вадюша Поляков и партнер Семена по утренним кроссвордам Сережа-Капитан.
Они достали выкрашенную в красный цвет самодельную папку и начали читать вслух:
– Уважаемый Семен Семенович Кац! Поздравляем вас со славным шестидесятилетним юбилеем! Вы прошли достойный путь от простого еврейского паренька, рабочего и комсомольца с Западной Украины до настоящего американского бизнесмена. Ваша яркая жизнь служит нам путеводной звездой в жестоком мире каменных джунглей, золотого тельца и капиталистической эксплуатации человека человеком.
Желаем Вам отменного сексуального и психического здоровья и многочисленных успехов на славной ниве американского здравоохранения. С уважением, ваши коллеги и поклонники по факультету повышения квалификации.
Форт-Фикс, число, подписи.
Со слезами на глазах Семен принял подарочный адрес.
– Служу Советскому Союзу, – догадался ответить он и поднять руку в пионерском салюте.
Кто-то запел гимн СССР. «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь…»
К Семен Семенычу подошел улыбающийся человеколюб Саша Храповицкий. Он протянул небольшой сверток, обернутый в «Новое Русское Слово», и две зеленые веточки, заменяющие подарочные гвоздики.
Торжественный и возвышенный Семен достал из свертка белую тюремную майку с серпом и молотом и самопальной надписью: «Слава Семену Кацу!»
В ту же секунду юбиляр натянул подарок Саши поверх своей старой тишортки.
Все захлопали и подхватили знакомые слова:
– Да здравствует созданный волей народов великий, могучий Советский Союз!
Семен встал по стойке смирно и повернулся к несуществующему Красному Знамени…
…Придя в камеру, я обнаружил на своей койке распечатанный приказ.
Вести принес дежурный по отряду: на следующее утро в 7 часов, «с вещами» меня переводили на Южную сторону.
Я покидал своих русских «comrades in armes»[109] и более-менее привычную обстановку. Стало немного тоскливо – меня ждали новые охранники и новые соседи. Собственно говоря – новая тюрьма.
Но самое ужасное, что я этого хотел!
Глава 13
Переезд в Южную зону
«Да сбудутся мечты Билли Бонса!» Я повторял знаменитую фразу из «Острова сокровищ» и не верил своей удаче: впереди – переезд на другую сторону тюрьмы.
Не пробыв в карантине и трех недель и значительно обогнав Максимку и многомесячную очередь, меня, как по блату, переводили на ПМЖ. Я тихо радовался и не требовал объяснений переезду – искать хоть какую-то логику в броуновском движении Федерального бюро по тюрьмам строго воспрещалось.
Наконец я мог обустроиться и начать обживаться по-настоящему: дом, работа, друзья-товарищи.
Ровно в 7 утра мне предписывалось стоять внизу у кабинета дежурного надзирателя в полной боевой готовности со всеми вещами, постельными принадлежностями и в форме: неподъемных бутцах-говнодавах, белых носочках, брючатах цвета хаки и такой же синтетической рубашке.
Накануне вечером мой верный тюремный инструктор и друг проявил свою обычную и даже в чем-то нездоровую активность.
Совершив пару изящных проходов по тюремным коридорам и поучаствовав в некоторых междусобойчиках, Максим выложил передо мной плоды своих трудов: огромный а ля армейский рюкзак и несколько мусорных мешков, свернутых в упругий рулон.
– Вот, Левик, достал! – гордо произнес он.
Наставник пытался хоть напоследок помочь своему непутевому подопечному.
– Надеюсь, что ты меня будешь встречать на той стороне с оркестром и цветами! По понятиям, короче!
