– Молчи, балда, – буркнул Торбранд. – Зачем кому-то выдумывать ледниковый период? Это ведь не норманнская легенда…
– Всё равно! – упрямо сказал Боря и снова налил себе коньяка.
– Архантропы! – продолжал Жерехов. – Они вышли из Африки около миллиона лет назад и расселились по Евразийскому континенту. В Китае жил синантроп, или пекинский человек. На Яве – широко известный питекантроп, Homo erectus, а в Европе – гейдельбергские люди… Позже, спустя несколько сотен тысяч лет, их вытеснил человек разумный. Но не такой, как мы, а другого подвида. Это был неандерталец. Он был намного сильнее и выносливее современного человека. Кстати, когда в Европе появились люди современного подвида, они периодически скрещивались с неандертальцами, это доказали генетики…
– Во-от! – сказал Торбранд с глубоким удовлетворением в голосе. – Они, неандертальцы-то, были примитивны. Не могли переступить через традицию и с чужими принципиально не совокуплялись. А нашим было всё равно!
– Ну, – сказал Большой Танни, – за неандертальские гены!
Начинающий реконструктор неолита прервал тираду, хлебнул вина и снова поймал пристальный взгляд Таисии. Из памяти вынырнула цитата: «Исследования британских учёных показали, что каждая выпитая кружка пива повышает привлекательность потенциального партнёра в среднем на двадцать процентов…» Он чуть не подавился глотком и стал смотреть в другую сторону.
Таисия залпом хлопнула вино и снова впилась глазами в лектора. Боря продолжал методично наливаться коньяком. Время от времени он вступал в разговор, чаще всего невпопад:
– Мне нужно заказать меч…
– Кроманьонцев придумали. Наскальные рисунки – подделка…
– Ваши заказные конунги – обычные проститутки…
А Жерехов в продолжение последующего часа героически пытался донести до народа знания о неандертальцах, кроманьонцах, валдайском оледенении и мамонтовой фауне. На этой фауне и произошёл окончательный крах лекции.
– Многие из этих животных вымерли в сравнительно недавнее время, – сказал лектор. – Например, тур или гидрунтиновый осёл[11]…
Уже в следующую секунду он понял, что гидрунтиновый осёл был лишним. Подвал содрогнулся от сочного, здорового хохота викингов. Торбранд лежал на столе головой и выл от смеха.
– Ну вас! – сказал Жерехов и махнул рукой. – Нельзя мешать лекцию с пьянкой. Кстати, парни, вы слыхали, что ярла Вуки на последней поездке прищемило дверью автобуса?
И дальше разговор пошёл в привычном русле – куда поедем в этом году, как славянский волхв Нездило зашил палатку ярлу Вуки в Старой Ладоге, и чем всё-таки отличается репс от саммита[12]…
Вдруг кто-то хватился:
– А что-то Боря замолчал? Боря, скажи-ка речь! Боря?
Но стрелок был уже не здесь и никакой речи сказать не мог. Он сидел на лавке и слегка покачивался вперёд-назад. Взгляд его был неподвижен.
– Кажется, – произнёс Эйрик, – наш друг в дрова…
– Проверим ответы на ключевые вопросы! – сказал Танни. – Как тебя зовут?
Ответом было протяжное «ыы-ыы», и ничего более.
– Кто ты? – спросила Эльза.
– Арк… как его… ар-р-рххантр-роп-пп…
– Боря, подлец! – рявкнул Торбранд. – Ты не архантроп, ты позорник просто… ты… ты гидрунтиновый осёл!
– Как он так сподобился? – тихо спросила Таисия. – Он же такой здоровый…
– Не знаю, – сказал Торбранд. – Верно, на него весь этот плейстоцен так подействовал. Никогда его таким не помню…
– За борт архантропа! – прошипел Жерехов. – Всё! Никаких мне тут архантропов! Никаких неандертальцев и гидрунтиновых ослов!
Но отправить архантропа за борт было не так-то просто. Боря, хотя уже не мог оказать сопротивления, был велик телом и очень много весил. Гости магазина «Фибула» втроём поволокли могучее тело из подвала. Эйрик Рыжий своим характерным культурным голосом вызывал такси.
И тут на сцене появился сосед сверху. Он, вероятно, собирался выкинуть мусор, а может быть, его привлёк шум, которым сопровождалась эвакуация архантропа. Как бы там ни было, он приоткрыл дверь, которая вела на жилой этаж, выглянул из-за неё, увидел викингов, которые буксировали недвижимого Борю во двор, и поспешно скрылся. Но Жерехов и Торбранд успели увидеть его.
– Заложит, стервь! – пробормотал лектор. – Как факт – донесёт!
– Ага! – сказал Торбранд. – Точно! Я, помнится, держал на лестнице велосипед, и он помешал соседу по площадке. Ты думаешь, этот придурок пошёл и поговорил со мной об этом? Чёрта лысого, он написал донос в управляющую компанию, и те прислали мне предписание – убрать! Так что тридцатые годы вернутся в любой момент… Ладно, пока, дорогой, мы повезём этого деятеля… Прости!
– Я им помогу и приду! – сказал Танни. – Там у нас ещё винца сколько-то стоит…
Жерехов простился с гостями, спустился в подвал и обнаружил там Таисию, собиравшую со стола мусор.
Увидев Илью, она выпустила из рук пустые обёртки от ветчины, распрямилась и шагнула вперёд, перекрыв лектору все пути к отступлению.
– Знаешь, – сказала она, – я давно хотела тебе сказать…
Жерехов похолодел. Он понял, что именно сейчас может произойти решительная атака на его добродетель.
– Ты классный! – восхищённым полушёпотом продолжала Таисия. – Ты столько знаешь! Деньги, машина, харизма – ничто перед знаниями! И ты так произносишь слово «экстраполяция»!
«Сейчас брякнет что-нибудь типа того, что у неё от экстраполяции порхают бабочки в животе», – подумал Жерехов, но она сказала другое.
– А Эрленд из «Красного Щита» со своими бреднями про антинорманизм – выскочка и полузнайка! Ты его так вчера уделал на форуме «Северной Руси»! – прошептала она и сделала ещё один шаг вперёд.
«К прыжку готовится…» – подумал лектор. И ещё он подумал, что, напади на него сейчас эта девушка, он, пожалуй, не сможет включить волю к сопротивлению. Обычно казавшаяся нескладной, Таисия двигалась уверенно, тело её выглядело гибким и сильным. Это больше не была закомплексованная девочка, сбежавшая от реальности в десятый век, но роковая Женщина, высвободившая всю заключённую в ней силу Тёмного Эроса. Во всяком случае, изрядно выпившему историку она показалась именно такой. Жерехов невольно попятился и упёрся задом в стенку.
Он близко, очень близко видел огромные глаза под очками, и теперь эти глаза смотрели на него уже не с подозрительным интересом, а с неподдельным обожанием. Видел приоткрытые, чуть подрагивающие бледные губы…
– Всё, погрузили нашего питекантропа! – радостно сказал Большой Танни, спускаясь в подвал. – Допиваем это, – он радостно помахал последней початой бутылкой, – и по домам!
Таисия метнула на добродушного алкоголика взгляд леопарда, которому только что испортил охоту павиан. Потом широко улыбнулась и ухватила налитый до краёв бокал.
– За неолит! – возгласила она чистым и звучным голосом. – За новое слово в живой истории!
…Сосед, разумеется, донёс. На следующий день телефон Жерехова едва не лопнул от крика Леры-компаньонши. Реконструктор неолита был с позором изгнан из магазина и торговал потом только через почту и на фестивалях.
Но реконструктор неолита ни о чём не жалел.
– Великое дело не делается с первой попытки, – говорил он. – А расщеплять нуклеусы мы ещё научимся!
Самый популярный миф о текиле – это то, что напиток производится из кактусов.
На самом деле сырьем для этого напитка служит дистиллированный сок голубой агавы. Это растение относится к семейству лилейных. Хотя агава и произрастает в той же местности, что и кактусы, отношения к ним она никакого не имеет.
А то собрались три профессора – физики, психологии и киноискусства – и нарезались водочки. И профессор киноискусства и говорит:
– А что, дружбанчики, летаете ли вы во сне?
Ну те и отвечают – да, мол, бывает иногда.
А тот:
– А как вы, хрюшечки мои, летаете?
А те-то были не дураки и знали, что если расскажут, как они летают, то им крышка. Потому как никто никому никогда не должен рассказывать своих снов. И они, хоть и пьяны были в дым, эти профессора, а все равно защита у них работала. А иначе как они могли бы стать профессорами-то без защиты?
А этому черту от киноискусства как раз накануне вот какой сон приснился. Что будто бы он – в старой своей школе, в актовом зале.
И на сцене ученики перед государственной комиссией показывают отрывки из спектаклей, индивидуально или группами, по желанию, а государственная комиссия выдает им за это билеты в жизнь. И вот доходит очередь до него, до киноискусствоведчика. И тогда он разбегается по сцене слева направо и летит, а потом опять разбегается, теперь справа налево, и опять летит. А государственная комиссия замирает от восторга и от удивления. И в зале все сидят, дыхание затаив, глазам своим не верят. А одна женщина потрясающей красоты встает вдруг, и у нее слезы восторга на глазах, алмазы восторга, и они медленно-медленно катятся и сияют, а она, женщина эта, шлет ему, киноведчику, воздушные поцелуи в высоту. И вот он садится, приземляется, значитца, на сцену, и государственная комиссия вручает ему торжественно большой-большой билет такой, даже не билет, а билетище – в прекрасную и полноводную культурную жизнь.
