– Но мы не можем ждать! – завелась Ирина Николаевна, поднимая в воздух красивые руки в витых браслетах. – Приговор могут вынести через месяц, а могут и через год, а могут и через два. И что тогда? Может, посоветуем соискателям менять темы?
– Ох, нет, это же всё переписывать, кто на это пойдёт, – махнул из угла рукой осыпанный перхотью, как будто из жёваной резины получившийся человек. И смачно чихнул в развёрнутый клетчатый носовой платок под приглушённое «будьте здоровы» соседок.
– Асельдер, – подала голос смуглая женщина лет сорока, хорошо сохранившаяся, с ярко накрашенными губами, – а нельзя как-нибудь узнать через твои связи? Что там и как? А то слухи сбивают с толку. Один день мы готовим публикацию в честь возвращения благодетеля, в другой день – сворачиваемся и прячемся в норку. Сколько можно?
– Другие отделы над нами смеются… – недовольно добавил резиновый.
– Да вот хотя бы через сына узнайте! – кивнула Ирина Николавна, указывая на Марата.
– Бесполезно. У следователей по делу Халилбека день и ночь толкутся адвокаты, – очнулся от грёз Марат. – У них побольше прав, чем здесь у меня, но всё равно ничего не могут выяснить. Дело тёмное… А у вас что, все исследования только про Халилбека? Других нет?
Все молчали. Потом загундосил отец, отирая по привычке бородавчатое лицо:
– Ты же знаешь, Марат, какой это был человек. Какой энциклопедической широты. Он участвовал буквально во всех сферах…
– Почему был? – тряхнула браслетами Ирина Николаевна. – Есть. И будет. Я считаю, не нужно быть пессимистами. Вы же видели, какой митинг в его поддержку прошёл. А концерты? Даже у вас в посёлке.
– Люди вообще такое про него рассказывают! – неожиданно воскликнула секретарша.
Подав голос, она с усилием переложила ногу на ногу. Закачался, ударяясь о мягкую грудь, драгоценный кулон.
– Пусть рассказывают. Ты, главное, в протокол их байки не вноси, – покривился на неё отец Марата.
– Говорят, например, что он бессмертный. Что он – какой-то Хидр.
– Перестань, да какой Хидр! – зажмурился резиновый и снова чихнул в платок.
– А что? Это интересная тема, – возразила смуглая. – Мифологизация живых современников. Вполне можно изучить вопрос. А что там конкретнее в этих слухах?
– Я только знаю, что он приходит в любом виде. Может и в виде жука, только зелёного.
– Почему именно зелёного? – хмыкнул Марат.
Секретарша улыбнулась ему, торжествующе задирая голову:
– Так говорит предание. Хидр – помощник людей, но люди обычно этого не понимают. Им кажется, что он безумен.
– Ну и чем же это похоже на Халилбека? – глухо рассмеялась Ирина Николаевна. – Халилбек никому никогда не казался безумным, уж по крайней мере мне!
Все разом начали вспоминать благие дела, ум и величие Халилбека. Его щедрые вклады, полезные начинания, горящий народолюбием взор. Пронзительнее всех звенел голосок секретарши:
– Он помогал детям! Он помогал детям!
Но сквозь общий шум снова раздался гундосый чих, и резиновый возмущённо крикнул:
– Вы хоть при Асельдере молчите!
Женщины послушно примолкли, смущённо переглядываясь. Они, конечно, знали, что Халилбек был причастен к гибели Адика, поселкового мальчика, который оказался внебрачным сыном их Асельдера. Но в пылу разговора об этом совсем позабыли.
– Халилбек не святой, и все мы это ведаем. Есть на нём человеческая кровь, – пояснил резиновый во всеобщем молчании. – Я сейчас не только об Адике говорю.
Отец Марата спрятал глаза и закивал коротко. Марату стало неловко – и зачем понадобилось поднимать семейную тему?
– А кто такой Адик? – бестактно спросила секретарша, но ей никто не ответил.
Вместо этого сидящие в кабинете стали шушукаться между собой. Постепенно по комнате понеслись шепотки, брошенные вполголоса фразочки:
– А тот следователь по особо важным делам…
– А директор мясокомбината…
– А министр информации…
– И тот толковый муфтий, и глава инвестиционного фонда…
Предполагаемые жертвы Халилбека перечислялись, множились, оживали. Если бы кому-нибудь вздумалось выстроить их шеренги, то вышел бы целый пёстрый, печальноликий взвод, где за богачами, политиками, депутатами, облечёнными властью, тихо и неуверенно плёлся бы сбитый злосчастным джипом нескладный и маленький Адик.
Марат встал и направился в этом гуле к резиновому, подать на прощание руку, потом – к отцу, потом кивком головы откланялся женщинам и, наконец, распахнул дверь, чтобы выйти из кабинета. Но в дверях стояла и молча махала свалявшимся серым хвостом большая дворняга. На широкой шерстистой морде собаки красовалось округлое изумрудное пятно в форме австралийского континента.
– Ааа! – завизжала секретарша, вскакивая на свои могучие ноги и пытаясь залезть под стол. – Это Халилбек! Халилбек! Он нас подслушивает! Следит за нами!
– Марат, не подходи, укусит! – крикнула смуглая в яркой помаде.
– Не трогай её, Марат, – встревоженным эхом ответил отец.
Все переполошились, выпучились на чудище.
– Не бойтесь! Это зелёнка. Кто-то вылил на пса зелёнку! – объяснил Марат, наклоняясь к собаке, всё так же спокойно виляющей задом.
– Кто же её сюда пустил? – зазвенела браслетами чуть-чуть успокоившаяся Ирина Николаевна.
– Чёрт-те что, – плевался перхотный.
А секретарша оставила попытки спрятаться под стол, недоверчиво приблизилась к Марату и стала в упор разглядывать пса своими круглыми, подведёнными чёрными стрелочками глазами. Марату не хотелось стоять с ней рядом. Ему казалось, что так он хоть и боком, но попадает в ловушку матери. Марат взял со стола Ирины Николаевны завёрнутый в бумагу кусочек говяжьей колбасы и поманил собаку по коридору вон, на улицу. И та доброжелательно, но без особой охоты засеменила за ним. Во дворе института бросил колбаску наземь, собака тут же ткнула в неё мокрый, зелёный, с торчащими волосинками нос.
Патя меж тем написала Марату, что поехала с нагрянувшими горскими родственниками в город, «на обход тухума», и вернётся только поздно вечером. Возможно, она дышала совсем рядом, где-нибудь за углом, в чьей-нибудь тесной квартире, или же проезжала сейчас мимо института на заднем сиденье отцовской машины, стиснутая оживлёнными тётками. Он вздохнул тяжело, поддаваясь нежданной унылости. Потом Марату снова вспомнился Русик и то, как покойный ездил из посёлка в город на велосипеде, даже сквозь непролазную осеннюю грязь. Возможно, по этой самой улице, ведь работал неподалёку.
Когда Марат перебегал беспорядочно какофонящую дорогу, неожиданно зазвонил телефон. Беспокоил коллега из Москвы. Случилось непредвиденное – их адвокатскую контору захватили рейдеры, имеющие, по некоторым данным, хорошие связи в полиции. Вторглись, поменяли замки. Скорее всего, будут рыться в бумагах, искать улики на высоко сидящего заказчика. Новость пришлась как обухом по голове. Следовало немедленно что-то предпринимать, лететь в Москву, спасать ещё не захваченную оккупантами информацию.
– Написали заявление в полицию? – пытал Марат коллегу.
– Да, но шеф говорит, если будем много рыпаться, нас совсем закроют, да ещё и пришьют что-нибудь…
Поговорив о случившемся, Марат какое-то время блуждал по суетливым улицам и разбитым тротуарам, собирая мысли в кучу. Наткнулся на неистово гудящий, теряющийся хвостом за поворотом свадебный кортеж. Из окон украшенных лентами автомобилей высовывались на ходу хохочущие молодые люди.
Потом поймал частника до посёлка и, прокрутив стекло до упора вниз, всю дорогу, минуя выставленные продаваться на трассу мангалы и холодильники, заправки с молельными комнатами и лавки шиномонтажа, ловил открытым ртом встречный сухой и немного колючий ветер.
Дома по интернету поменял билет в Москву на ближайший ещё свободный рейс. Прокрутил новостные сводки в поисках названия своей конторы, нашёл только несколько глаголов совершенного вида – оцепили, заняли, комментарии дать отказались. Написал об этом Пате и несколько минут мучительно ждал ответа. Ответ никак не приходил. Набрал Шаху, Шах ответил далёким изменившимся голосом, что занят, хлопочет об освобождении Абдуллаева и не может говорить.
Пометавшись немного по дому, Марат выскочил за ворота. Вдруг захотелось постучаться к Анжеле, извиниться за грубость. Всё-таки после случая с Русиком он повёл себя с нею жестоко, всему виною – ноющий, не варящий котелок. Но калитка Анжелы была заперта, и никто ему не открыл, как он ни бился. Только какая-то пожилая посельчанка скользнула с одной стороны улицы на другую, обдав его лукавым, испытующим взглядом.
Когда Марат вернулся домой, там уже хозяйничала мать, переставляя с места на место посуду.
– Ну как в институте? – встрепенулась она, увидев сына на пороге.
– Как? Да никак… – безрадостно бормотнул Марат.
– Что-то случилось?
Мать бросила груду вымытых вилок в сторону и тремя размашистыми шагами подошла вплотную к Марату.
